Читать книгу "Шестой прокуратор Иудеи - Владимир Паутов"

– Так, с чего же ты решил, что нужен мне? И чем, по-твоему, сможешь помочь нам? – усмехнувшись, спросил первосвященник своего посетителя и вдруг почувствовал, как его сердце учащённо забилось, ибо непонятная и внезапная тревога вдруг охватила Каиафу. Почему и откуда возникло то беспокойство, было совершенно непонятно, однако оно усиливалось. Не желая, чтобы ночной гость заметил это волнение, первосвященник спросил.

– Как тебя зовут? Или ты не хочешь называть своего имени?

– Знакомиться будем после! – несколько грубовато ответил незнакомец. Он внимательно огляделся, хотя, что можно было увидеть в темноте, царившей в Храме. Незваный гость молчал. Наступившая пауза затягивалась, и, казалось, никто не хотел первым нарушать её, ибо каждый думал о своём. Пока первосвященник размышлял, как ему вести себя, Иуда, а это был именно он, мой тайный соглядатай, сбросил со своих плеч плащ и, стряхнув ещё раз с него капли дождя, зловеще проговорил. – Имя моё не так важно в нашем с тобой общем деле, первосвященник Каиафа! Скажу тебе одно: я – первый из двенадцати учеников того самого проповедника из Капернаума, которого ты мечтаешь притащить на суд Синедриона.

Первосвященник, услышав слова ночного гостя, вздрогнул от неожиданности и застыл на месте, ибо у него на какое-то мгновение даже перехватило дыхание и отнялись ноги, отчего он чуть не упал на пол. Радостная мысль птицей забилась в голове Каиафа. Это было не просто удачей. Главный жрец иерусалимского Храма ожидал всего чего угодно, он даже надеялся, что самозванца всё-таки схватят римские воины по приказу прокуратора и бросят нищего бродягу в подземелье. Каиафа возлагал некоторые свои, пусть слабые, но надежды и на тетрарха Ирода-Антипу. Правда, надежды те были весьма незначительны, но всё равно жрец уповал на то, что правитель Галилеи, как истинный иудей, отдаст самозванного пророка в руки справедливого суда Синедриона.

Ведь не побоялся же он усечь голову сумасшедшему кликуше по имени Иоанн, проповедовавшему из пустыни и заявлявшему, что Иисус из Назарета чуть ли не новый мессия, приход которого евреи ожидали вот уже несколько сот лет, – справедливо полагал первосвященник и был по-своему прав. Жрец мечтал о любой, даже самой малой толики счастливой случайности, но её всё не было и не было. И вдруг к нему пришёл один из тех двенадцати, которые постоянно и везде ходили вместе с самозванцем и назывались его учениками. О такой удаче главный блюститель веры, не то чтобы не мог, а даже боялся подумать. Каиафа еле сдерживал свою радость, ведь ему так сильно вдруг захотелось потереть руки, и было отчего, ибо такой успех вполне мог считаться полной и абсолютной победой.

«Однако не стоит показывать этому ученику самозванца, что я очень уж доволен его приходом, а то слишком возгордится той честью, что я ему оказал своим приёмом», – подумал Каиафа и строго взглянул на ночного гостя. Тот спокойно стоял и молча смотрел на главного жреца, который всеми силами старался не показать своих эмоций, распиравших его в этот миг.

– Для чего же ты пришёл ко мне словно вор под покровом ночи, а не днём как честный и добропорядочный человек? – нарочито безразличным тоном задал вопрос Каиафа посетителю, всячески скрывая свою радость.

– А потому, что предложение, с которым я пришёл, добропорядочные и честные люди не делают, а благочестивые не принимают. Мы с тобой, Каиафа, такие, какие есть! Давай не будем хитрить друг перед другом, прикидываясь добродетельными и бескорыстными. Ты прекрасно понимаешь цель моего визита! Это, во-первых! – глядя прямо в лицо первосвященнику, откровенно и цинично сказал ему его ночной гость.

Об этом разговоре мне, конечно же, станет известно, но гораздо позже, когда произойдут уже все события и когда вернуться к исходной их точке будет уже просто невозможно. Но даже узнай я о той ночной беседе, разве можно было бы что-то поменять, если всё происходившее, как оказалось потом, вовсе не зависело только от моего желания, ибо слишком много людей было вовлечено в давние те фатальные для всех участников события. К сожалению, в жизни нельзя сделать шаг в прошлое, дабы исправить будущее. Никто на свете не в силах совершить такой поступок, иначе мир был бы другим. Я в тот самый роковой вечер пребывал в своей резиденции, занимался рутинными делами, коих у прокуратора всегда было предостаточно, а ночная беседа между моим тайным осведомителем и главным иудейским жрецом тем временем продолжалась.

– Почему, спрашиваешь, днём не пришёл? – с кривой усмешкой переспросил незнакомец, – мог бы и днём зайти, первосвященник, но наши с тобой дела не делаются светлым временем, дабы посторонние глаза не стали бы свидетелями встречи, выгодной нам обоим. Пришёл же я с интересным предложением, Каиафа, а это, во-вторых…

При слабом свете Искариот не мог видеть лица своего собеседника, но его ухо чётко уловило фальшивый тон показного безразличия первосвященника, поэтому Иуда специально сделал паузу в разговоре, ожидая того, чтобы Каиафа, сам, проявил бы интерес и готовность продолжить беседу. Да, недаром я всё-таки принял Иуду на службу, и деньги, что платил ему из государственной казны, не были потрачены впустую. Умным и смышлёным оказался он доносчиком, этот бедный уроженец Кериота, мечтавший разбогатеть и обрести власть. Только одному Каиафе могло показаться, что он держит нити разговора в своих руках, но на деле-то оказалось совсем по-другому. Молчание тем временем затягивалось.

– Говори же, говори! Не будем тянуть время, – уже нетерпеливо сказал Каиафа, чувствуя и досаду, и злость, и раздражение к ночному посетителю. Первосвященник горел желанием поскорее узнать, с каким же предложением пришёл к нему в Храм в столь поздний час сей визитёр, и, заговорив первым, не сумел скрыть этого своего нетерпения, так и не поняв, что незнакомый иудей перехитрил всё-таки его, Иосифа Каиафу.

– Хорошо! – проговорил, наконец, Искариот. Он по голосу первосвященника догадался, что тот весь дрожит от желания узнать, с каким же предложением пришёл к нему ученик галилейского проповедника. Мой тайный соглядатай хорошо умел держать паузу. Уроженец Кериота не спешил. Он громко высморкался в полу своего плаща, украдкой поглядывая на Каиафу, который, переступая от волнения с ноги на ногу, ожидал продолжения начатого разговора. Насладившись своим положением победителя, ибо почувствовал, что ещё мгновение, и первосвященник сорвётся в крик, Искариот вдруг прошептал:

– На пасху Иисус прибудет в Иерусалим. Где мы остановимся, пока не известно, но как только он выберет место для ночлега, я приду к тебе и помогу твоим стражникам схватить его, и даже на суде обещаю выступить как свидетель.

Сказав эти слова, ночной гость замолчал, ожидая ответной реакции первосвященника на своё предложение. А Каиафа всё то время, что говорил Иуда, оцепенев, буквально задыхался от нежданной радости. Ведь первосвященник давно уже раздумывал, как бы ему решить две главные проблемы: пресечь проповеди нищего самозванца из Галилеи, возомнившего себя мессией, да убрать со своего поста строптивого прокуратора. Прошло уже много времени, а проблемы оставались, создавая дополнительные трудности. Один своими словами и делами наводил смуту, вносил раздоры, нарушал вековой уклад спокойной жизни, а другой своим бездействием не пресекал тех преступных действий. Члены Синедриона и Высшего совета уже, не стесняясь, говорили о первосвященнике, как о слабом и никчемном человеке, не могущим держать нити власти в своих руках. Да, и тесть его, Ханан, как-то однажды проговорился, что, не пора ли Каиафе подумать о покое и сложить с себя непосильное бремя первосвященника, дабы передать эту должность более достойному человеку. Иосиф тогда очень испугался.