Читать книгу "Горны Империи - Олег Верещагин"

Никаких на небе звезд нет…

Но ничего не сказал, дослушал песню молча. Славка тоже молчал – сидел, широко расставив ноги, руки – одна на другой на спинке стула, подбородок – на руках. И только когда песня закончилась, а Славка словно бы нехотя ткнул пальцем кнопку паузы, Денис нерешительно сказал:

– Но это… это же из кино?

– А, ты тоже смотрел? – Славка поглядел в окно. – Да, из кино… Но это не для кино написано, это песня тех времен. Певца звали Виктор Третьяков. Вот еще, послушай… – И спохватился: – Хочешь?

– Конечно! – тихо завопил Денис.

Славка улыбнулся и снова ткнул кнопку.

Что кричишь, юродивый?

Помолчи, братушка…

Нету больше родины —

Померла, матушка!

Храбростью прославившись,

Верою и родом…

Да, померла, не справившись

С собственным народом.

Где теперь виновные?

Да мы же все смертные:

Господа верховные

И разные бедные…

Эх, победили вроде бы

И царя, и Бога…

Оглянись, юродивый!

Эх, дальняя дорога!..

Мимо красных, как кровь, знамен.

Мимо стройных рядов, колонн.

Мимо лжеоснов, снов и звонких слов,

Мимо фальши,

Мимо сборников всей речей,

Мимо тридцать седьмых ночей,

Кровь рекой течет, плоть мою несет

Дальше, дальше.

Мимо зон и тройных постов,

Мимо храмов, что без крестов,

Вдоль дворцов царей и секретарей,

Мимо воли,

Мимо дач аппаратных шлюх,

Мимо нищих, больных старух,

Мимо цинковых гробов и детей-рабов

В поле…

Отчаянная была песня и страшная. Денис примолк, даже не двигался. И только краем сознания отмечал, что и Славка как-то нахохлился на стуле и спрятал глаза. А певец кричал…

Ах, Русь! Неужто это ты?

А где же твой победный клич?

И лишь на фоне нищеты

Рыдает бронзовый Ильич.

А сколько, блеклых от дождей,

Повсюду гипсовых вождей…

И значит – в омутах речей

Рыдают тыщи ильичей!

Но только

Дальше река течет.

Кто не с нами был —

Тот не в счет.

Ведь были разными —

Но в речке красными стали флаги!

И плыву я, такой, как есть,

Мимо лозунгов «Ум и честь!»,

Мимо счастья всех людей

И других идей

На бумаге…

И так, проплыв по крови до моря,

Я узнал совершенно точно,

Что это Сталин принес нам горе,

А теория – непорочна!

Я снова слышу: «Ум и честь!»!

Не зря же создан генофонд!

Ты дай убогому поесть —

И он опять пойдет на фронт!

Но я кричу не для того,

Чтоб встать на модный пьедестал.

Я сам от этого всего

Смертельно, в общем-то, устал.

Устал смеяться и рыдать

(А на семь бед – один ответ!)…

…Мне просто больно наблюдать,

Как нас дурачат столько лет.

Песня В. Третьякова

Славка протянул руку и выключил проигрыватель. И сказал, не поднимая глаз:

– Когда я в первый раз ее слышал, я подумал: сколько же хороших людей тогда погибло. Нет, я знаю, я тогда уже знал, что… что, в общем, по-другому было нельзя. Но это я умом понимаю, а так… Миллионы хороших людей погибли. По-настоящему хороших…

– В Парголово… – Денис помедлил и пояснил: – Это такое место недалеко от Петрограда… сейчас там лунадром недалеко… Вот. В Парголово наши старшеклассники – я тогда был во втором классе – нашли подвал. Такой большой, там цех какой-то был. И больше семисот детских скелетов. В общем, ребята наши доискались. Там детский дом погиб. Когда зима началась. Они из города выбирались, а власти уже никакой не было, и вообще никому ни до чего… Они там просто замерзли, наверное. Устали идти, оголодали и замерзли… Я только фотографии видел, но мне потом долго-долго сон снился. Что я там… – Денис помолчал. Славка молчал тоже, и Денис продолжал тихо: – И даже не страшно, а просто уныло так. Снег падает, падает снаружи, а мы лежим и смотрим. И ждем, чтобы все кончилось. Не снег перестал, а чтобы… чтобы умереть поскорее. А впереди – ничего-ничего-ничего… Никаких звезд.

– Это не просто сон, – сказал Славка. – Это генетическая память.

– Может быть… Я не об этом. Страшно, что впереди ничего нет, понимаешь? Не что смерть, а что вообще все кончается. А ведь тогда только так и казалось… Большинству, наверное. И ты даже не понимаешь, за что тебя убивают. А эти ребята… они же, наверное, не понимали… И другие…

– И какое мужество нужно было иметь, чтобы не поверить в смерть и начать бороться… – кивнул Славка. – Но ведь не у всех этого мужества хватало. Да, я и про это думал. Я даже иногда не понимал, как мы вообще выкарабкались. Ведь не должны были. Точку невозврата прошли. Это…

– Я знаю, мы учили. Только людей наукой не померяешь.

– Да, это верно… Один детей подбирал и делал из них боевой отряд, чтобы у них и у России было будущее. А другой тоже подбирал – и на бойню. А потом мясо засаливал, чтобы холода пересидеть.

– Бррр… – Денис без наигрыша передернулся. – Не надо, а? Про это я даже думать не могу.

– Было и такое, сплошь и рядом…

– Да знаю, что было. Просто не хочу.

– «Витязи» таким сразу живот распарывали и внутренности солью засыпали…

– Слав, ну не надо!

– Ладно, – Славка кивнул. – Пошли на кухню все это отнесем, и я тебе покажу моего конька-горбунка.

* * *

Честно говоря, Денис и правда ожидал почему-то увидеть коней. Но на улице Славка тут же свернул в дверцу гаража – сбоку от крыльца – и мальчишки оказались возле мотоцикла.

Денис изумился. Мотоцикл был огромен, черен и сверкал хромом, тугой кожей и зеркальцами. Перед украшал металлический флажок с гербом Муромцевых. Сзади крепился тоже металлический имперский флаг.

– Это что? – Денис удивленно обошел вокруг рогатого чудовища.

Славка гордо хлопнул по обтянутому кожей сиденью:

– Мой «Харлей». Раритет, даже бензиновый. На все Семиречье таких два – у меня и у… у еще одного человека.

– Твой друг? – уточнил Денис, с уважением трогая бензобак с надписью «УМРИ ПОД МОИМ КОЛЕСОМ!!!».

Славка дернул бровями:

– Он ничей друг. Просто интересный парень. Ну что, вот на этом и поедем, ты не против?