Читать книгу "Когда Венера смеется - Стивен Сейлор"

ты вдруг заглянешь, чтобы ты и твои, — она затуманенным взором посмотрела на меня и на Белбона, будто заметив нас в первый раз, — друзья или кто они там шли к реке и встретились с нею в саду. Я понятно объяснила?

— Да, спасибо, — коротко сказал Тригонион. Он повернулся и торопливо пошел прочь, делая самые широкие шаги, на какие были способны его короткие ноги.

— Отрежь им мошонку и сразу увидишь, в каких паразитов они превращаются, — пробормотала женщина сквозь зубы. Она пожала плечами и с грохотом закрыла дверь.

— Ужасная женщина! — сказал Тригонион, когда мы с Белбоном нагнали его.

— Умерь шаг, — попросил я. — А кто она такая?

— Просто соседка. Никто. Двоюродная сестра или что-то в этом роде. У меня, например, нет денег на носилки, а у тебя? Полагаю, нам придется пойти пешком.

* * *

Что мы и сделали. Несколько раз, пока мы шли западным склоном Палатина, пробираясь через скотный рынок, пересекая мост и направляясь к западному берегу Тибра, я собирался сказать Тригониону, что передумал и возвращаюсь домой. Зачем мне, в конце концов, встречаться с женщиной, которой до сих пор мне счастливо удавалось избегать, и обсуждать с ней дела, которых сам я намеренно сторонился? Это все виновата Кибела, думал я, следуя за ее жрецом, который решительно сжимал в руке свой зонтик.

Владеть зеленой полосой на берегу Тибра считается хорошим вкусом и признаком богатства. Подобные места представляют собой нечто среднее между парком и пляжем, но хозяева зовут их садами. В них обычно бывают какие-нибудь постройки — иногда это всего лишь грубые деревенские хижины с помещениями для владельца и нескольких немногочисленных гостей, а иногда — целый комплекс добротных зданий. Растительность там обычно частью возделана, частью оставлена расти, как ей заблагорассудится, — в зависимости от величины участка, склонностей хозяина и умения садовника; поляны, покрытые дикой травой, и рощи деревьев перемежаются розариями, рыбными садками, фонтанами и вымощенными камнем дорожками, вдоль которых расставлены статуи.

Сад Клодии был расположен необычайно близко. Сотню лет назад это место, должно быть, находилось за городом, но Рим значительно разросся с тех пор. Такой участок на берегу реки наверняка был предметом зависти со стороны римских богачей и принадлежал ее роду не одно поколение.

Впечатление древности было усилено самим садом, который в этот теплый, безветренный день был похож на место, где время остановилось много лет назад. К саду вела длинная узкая дорожка, обрамленная кустами ползучей ежевики, соединявшимися наверху и затенявшими ее от солнца. Этот подобный туннелю проход выводил на широкую лужайку, общипанную двумя козами, заблеявшими при нашем приближении. Фасадом к лужайке и перпендикулярно к реке, почти полностью скрытой от взглядов купой тесно стоявших деревьев, был расположен длинный узкий дом с крышей, выложенной красной черепицей, и тянувшимся во всю его длину портиком. Открытая лужайка была таким же уединенным местом, как любой обнесенный стеной сад в городе, поскольку высокие кипарисы и величественные тисы надежно скрывали ее от посторонних взоров.

— В доме ее наверняка нет, но мы все равно можем посмотреть, — предложил Тригонион.

Мы пересекли лужайку и оказались под тенью портика. Тригонион постучал в ближайшую дверь, затем распахнул ее и переступил через порог, махнув рукой Белбону и мне. Каждая комната этого длинного дома вела в следующую, и в каждой комнате был свой выход в портик, так что из конца в конец всего дома можно было пройти либо по затемненному проходу снаружи, либо последовательно минуя все комнаты одну за одной.

Я сразу определил, что дом пуст. Впечатление было такое, словно он простоял без людей всю зиму и еще не вернулся к жизни. Воздух внутри был стоялым и холодным, стены и редкая мебель испускали слабый запах плесени, а все поверхности были покрыты тонким слоем пыли.

Мы не спеша следовали за Тригонионом из комнаты в комнату, пока он звал Клодию по имени. В некоторых комнатах все предметы были покрыты чехлами, в других чехлы уже сняли, должно быть, совсем недавно, потому что они так и валялись на полу, брошенные беззаботной рукой. Получив в свое время в собственность обставленный дом на Палатине, я с тех пор разбирался в мебели. Предметы, стоявшие в доме Клодии на Тибре, были из тех, что в нынешние времена приобретаются на аукционах за немыслимые деньги, особенно представителями новой богатой прослойки империи, в чьих захудалых родах никогда не было ничего подобного — спальные ложа, спасенные из пылающего Карфагена, с такими вытертыми плюшевыми подушками, что экзотический рисунок на них был еле виден; золоченные секретеры и сундуки с массивными железными петлями, каких больше уже не делают; древние складные кресла, на которых могли сидеть еще представители рода Сципионов или братья Гракхи.

В каждой комнате висели также картины, причем не театральные декорации, модные среди нынешних богачей, а портреты и исторические сцены, написанные горячими восковыми красками но дереву, обрамленные затейливыми рамами. Они потемнели от времени, их поверхность была покрыта сетью тончайших трещин. Коллекционеры высоко ценят эти особенности, налагаемые временем, которые не в силах воспроизвести никакая человеческая рука. Тут и там на пьедесталах стояли также миниатюрные скульптуры — ни одна не превышала высоты локтя, в соответствии с небольшими размерами комнат, и все изображали сельские сюжеты, в соответствии с общим сельским духом всего места, — Пана и Силена, мальчика-раба, вынимающего занозу из пальца, лесную нимфу, преклонившую колена на скале.

Мы дошли до конца дома и снова вышли под тень портика. Тригонион стал всматриваться в купу деревьев на противоположном конце лужайки.

— Нет, не пойдет же она на кухню, или в помещения рабов, или на конюшню, — сказал он. — Она там, у воды, разумеется.

Мы снова пересекли лужайку, направляясь к рощице, что росла вдоль берега. Под тенью деревьев мы натолкнулись на статую Венеры — не одно из тех миниатюрных декоративных изделий, что видели в доме, но величественное изваяние из бронзы, возвышавшееся на мраморном пьедестале. Богиня глядела на речные волны с выражением почти чопорного удовлетворения на лице, словно река текла лишь для того, чтобы услаждать ее слух, а город на дальнем берегу был возведен ни для какой иной цели, кроме как позабавить ее.

— Изумительно, — прошептал я. За моей спиной Белбон тупо глядел на статую, на лице его был написан религиозный ужас.

— Думаешь? — сказал Тригонион. — Тебе надо посмотреть на другое изваяние, что стоит в ее доме в городе. — Он повернулся и пошел дальше, напевая про себя гимн Кибеле. Его настроение, казалось, улучшалось с каждым шагом, который