Читать книгу "Чалдоны - Анатолий Константинович Горбунов"

на улицу. На расцарапанном лице хозяйки живого места не было. Глаза заплыли. На полу валялись клочья волос.

Славно отметило Заборье приезд Капитана! Давно так весело не гуляла деревня.

После устроенного в избе будущими родственничками погрома Ксения Игнатьевна отрезала Васе:

— Не пара тебе Инга, плоха родова.

Только проговорила, а бабка Секлетинья и Терентий — в дверях: мириться пришли. Зубиха схватила ухват и поперла гостей со двора. Оскорбленная бабка Секлетинья орала на всю улицу:

— Ельцину напишу, пусть знает, как тут демократию «алкашкой» да «халдой» обзывают, ухватом ребра ломают!

Вася ходил по деревне и в упор не замечал ни в чем не виноватую Ингу. Девчонка даже осунулась от горя, зато Нина Хромова повеселела. Быстро опутала Капитана. Как-то вечером сходила на танцы в клуб, а утром Зубиха заслала сватов к ее родителям.

Узнав про это, Инга горько плакала и во всем винила бабку Секлетинью.

— Ничего, внученька, ничего, — утешала бабушка. — Еще покажем изменщику, как собак стригут. Устроим подружке твоей, харе бесстыжей, праздничек, век будет помнить!

Бабка Секлетинья напарила в эмалированной посудине скорлупу кедровых орехов, процедила в трехлитровую склянку, сунула под кровать. В одну пол-литровую бутылку насыпала капустных, а в другую — крапивных семян, залила разведенным спиртом и поставила в шкаф, твердо зная, что Терентий не тронет: однажды он попробовал одну из материных «микстур» — чуть копыта не отбросил.

Перед свадьбой Хромовы топили баню.

Вечером Инга, по наущению бабки Секлетиньи, как ни в чем не бывало, заявилась к бывшей подружке.

— Помоюсь с тобой? У нас каменка провалилась. Грязной хожу, спасу нет.

— Дуй быстрей за бельем, а то родни из города понаехало — не продохнуть. И все попариться пихтовым веничком рвутся, — поторопила Нина.

Инга сбегала за бельем, конечно же, прихватила и колдовское зелье, налаженное бабкой. Да… На что только не пойдешь ради любви! Нина уже намылила голову и спросила с полка:

— Ты, Инга?

— Я-я… — Девчонка проворно вылила колдовское зелье Нине в таз.

— Ой, что-то угарно, не буду, однако, мыться… — мышкой вышмыгнула за дверь.

Дома Нина хотела расчесать волосы, но гребень застревал. «Утром расчешу», — решила она. Обмотала голову полотенцем, поужинала и легла спать: завтра свадьба!

Утром голова ее была голой, как ладошка. От колдовского зелья бабки Секлетиньи волосы выпали.

Узнав о случившемся, Вася Зуб запил горькую и пошел по вдовушкам. Есть что пить — ларь из-под муки битком набит спиртом.

Как ни в чем не бывало к несчастному жениху подпарились Терентий и бабка Секлетинья. Жалели Нину в два голоса:

— Такая красавица была, и на тебе, покарал Господь…

На одной из веселых вечеринок бабка Секлетинья незаметно споила Васе капустную настойку, после чего двери вдовушек захлопнулись перед ним. По деревне поползли страшные слухи: Капитан мужскую силу потерял. От стыда Вася потерял голову.

Старая хитрушка злорадствовала:

— Сел на мель сопливый шкипер, теперь никаким буксиром не сдернуть.

Безволосой Нине Хромовой стало не до Васи. А Инга продолжала сохнуть по Капитану. Крепко его любила девчонка!

Все примечала боевущая бабка Секлетинья, приметила и безысходную печаль милой внучки. Подкатилась медовым колобком к Зубихе:

— Ксения Игнатьевна, хошь — вылечу сына? Если породнимся…

Согласилась Зубиха — охота под старость лет внучат понянчить. Бабка Секлетинья передала ей поллитровку с крапивной настойкой:

— По стопке три раза в день…

Свадьбу сыграли под Рождество. На дворе стоял трескучий мороз, а в избе Зубихи было жарко, как в Африке. Ксения Игнатьевна учла предыдущие промахи — не пожалела табака и куриного помета! — бражка получилась сверхъядерной. Терентий сломался на десятой кружке. Бабка Секлетинья закуролесила на тринадцатой:

— Никто меня не перепьет, кроме Ельцина! Вот кого бы мне по молодости в мужья, славная парочка была бы… — И, кося лукавым глазом на радостную внучку, замельтешила перед трезвым Васей Зубом. — От судьбы не уйдешь, Капитан. Выходи в круг, покажи свою флотскую удаль! — вращая пропеллером березовую клюку, поплыла по горнице павой.

Эх, яблочко,

С боку зелено…

Людям пить да плясать

Сверху велено…

Гармонист улыбался и старался от души. Даже разнесчастная Нина Хромова, повязавшая безволосую голову платочком, пригубившая чуть-чуть брусничного ликера, не усидела — закрутилась касаткой вокруг легкого на ногу мимолетного ухажера.

— Ничего, девка, нарощу тебе кудри! — похвасталась бабка Секлетинья, любуясь на статную ленчанку. — Лучше прежних будут. И жениха найдем, не хуже Капитана.

Сдержала слово: топленое масло, луковый сок да еще какая-то травка — помогли. Через год сосватал Нину Хромову настоящий капитан дальнего плавания и увез из деревни во Владивосток.

ВОРОТНИК

Рассказ

1

Появился он на свет в праздник пушистых подснежников, на кедровом островке, опоясанном коварной топью, чахлыми березками и корявым голубичником.

Около норы весело тинькает ключик. Еще недавно лисенку из него так сладко лакалось! Проворные струйки, извиваясь, скользили по шатким камешкам и манили в дальние дали. С любопытством разглядывая свое отражение в текучем зеркальце, он озорно шлепал лапкой по хрустальной воде и тоненько хихикал. Еще недавно была у него сестрица. О, как они славно резвились! Бегали наперегонки, играли в прятки, подкидывали вверх куколки от прошлогодних шишек и ловко ловили. По кромке топи, где источает мед буйное разнотравье и гонит к небу лиловые стрелки ушастая черемша, охотились на мышей. Нагулявшие на припрятанных кедровых орехах жир, эти бусенькие пискуньи прямо таяли на зубах! От вкусных воспоминаний у лисенка потекли слюнки.

Отец исчез еще до рождения лисят. Куда он делся, не знает даже мать. Если не погиб, нашел себе подружку помоложе и покраше? Нелегко старой лисе выкармливать потомство в одиночку. Слух и нюх уже не те, ослабло зрение.

Она возвращалась с охоты обычно под утро, выплевывала на притоптанную щенячьими лапками рыжую хвою еле живого рябчонка или крота: лисята накидывались на добычу — долго мучали ее, а потом съедали. Бородатый филин жадно пялился с мохнатого кедра на щенячий пир и злобно точил крючковатый клюв о толстый сук. Старая лиса, поглядывая на него, предупреждающе рычала.

Сегодня ночью, когда она ушла на охоту, расшалившаяся сестрица, забывшись, отбежала слишком далеко от норы и тут же попала филину в когти. Ее жалобный плач распластал надвое лесную тишину и растаял в лунной мути. Лисенок от страха забился в дальний глухой отнорок и затаился. Упадет ли сухая ветка с дерева, облетит ли кора с трухлявого пенька — замирая,