Читать книгу "Дом Кёко - Юкио Мисима"

разделял радость Сюнкити. Это было так далеко от мира, в котором он жил. Далеко-то далеко, но радость, как пламя, с его красками и формой, он мог распознать. Нацуо запнулся. Он хотел сказать, что и сам знает похожую радость. Когда что-то вдруг застаёт тебя врасплох, вырастает за спиной и хватает за шиворот. Тогда его в этом мире охватывает самое отчаянное отрицание.

Но Нацуо не любил говорить о себе, поэтому он лишь неопределённо улыбнулся и покачал головой.

*

Над ними недавно появилась тень. Сюнкити и Нацуо наблюдали за ней, лёжа на спине. Это была молодая женщина.

На высокой части берега, в зарослях тростника, женщина позволила ветру играть со своими волосами. Синяя в клетку блузка с закатанными рукавами, тёмно-синяя облегающая юбка. На фоне вечернего неба её фигурка смотрелась невероятно красиво. Под мышкой она держала тоненькую книжку в белой обложке.

Про её бледное лицо можно сказать: «на подёрнутое сумерками небо вышла вечерняя луна». Губы красные, нос и щёки окрашены цветом сумерек. Наверное, погрузившись в мир мечтаний, она, не замечая их троих, наслаждающихся вечерней прохладой, получала и душевное, и чувственное удовольствие, когда ветер гладил её по белой шее. Может, она ещё и стихи пишет? Но не стоит этого бояться. Поэтические устремления у женщин большей частью чувствительны.

Наверное, ей было лет двадцать пять. Сюнкити, правда, обычно не обращал внимания на женский возраст.

Неожиданно он шёпотом попросил:

— Извини, не мог бы ты довезти мою мать до дома?

— А ты?

— Я остаюсь здесь, один.

Мать с её острым слухом слышала разговор. И извинилась перед Нацуо за то, что он специально поедет провожать её на машине до самого дома. Нацуо предоставил Сюнкити самому себе и перешёл с его матерью по доскам, перекинутым на мелководье, оставив позади речной берег, где в сумерках особенно заметной была белизна камней.

— И так всегда? — садясь в машину, спросил Нацуо тоном сына из хорошей семьи.

Мать, постоянно извиняясь, села в машину. Машина тронулась с места.

— Да, для вас сплошь хлопоты. Но он не представляет, что чувствуют родители. Всё это представлять должна я, — добродушно ответила мать.

* * *

У Кёко от отца осталась дача в Каруидзаве.[22] Однако после расставания с мужем она туда не ездила, опасаясь столкнуться с ним. Другая причина была приятнее: дачу летом можно сдать по непомерной цене, получив доход, превышающий затраты на содержание и налог. Так она и сделала по рекомендации Сэйитиро.

Тамико летом редко выходила на работу в бар, а ездила отдыхать на дачу отца в Атами. Отец проводил там зиму, а летом освобождал дачу для своей бестолковой дочери и сам не появлялся. Поэтому Тамико часто приглашала друзей в дом, где было жарче, чем в Токио.

Лето близилось к концу. Решили, что в этот день приедут Кёко, Осаму и Сюнкити. Сэйитиро был занят по службе, Нацуо с головой ушёл в творчество.

Дача отца Тамико представляла собой дом в японском стиле без особых изысков, но на обращённом к морю склоне постройки стояли одна над другой. Интересное сооружение — не назвать ни трёхэтажным, ни одноэтажным. Этот дом прекрасно подходил для детской игры в прятки, поэтому и взрослые могли развлекаться там всласть.

Осаму, спасавшийся от жары у приятеля в Дзуси, прибыл раньше других. Кёко на машине Нацуо, которую вёл Сюнкити, должна была приехать позже.

Тамико знала, что Осаму сразу переоделся для купания и вышел в сад. Она отнесла прохладительные напитки в гостиную и окликнула его, обернувшись к саду. Конечно, это была не совсем гостиная, скорее, широкий дощатый настил, соединяющий прихожую с садом. На нём вразброс стояли шезлонги, и как бы тщательно ни подметали, песок, приносимый на подошвах, сразу проваливался в щели между досками. Танцы, которые здесь танцевали, все называли «дзара-дзара танцы». Их всегда сопровождал скрип песка.

Осаму опирался рукой на ствол сосны, росшей уже за пределами сада, и смотрел на море и летние облака. На зов Тамико он обернулся. Вообще-то, смотрел он вовсе не на море и облака. А на то, как выглядят на их фоне его загорелая грудь и новые мускулы.

Вновь родившиеся мышцы блистали. Они стали такими после того, как он, привыкший к праздности, три с половиной месяца, трижды в неделю, не пропуская, ходил на тренировки в гимнастический зал. Роль он пока не получил, но мускулы определённо появились. Они бугрились, преображая контуры его тела. Он даже временно забыл о своём лице, а страстно, как выращенный своими руками бонсай, полюбил эти мускулы.

Осаму босиком ступил на доски. Со ступнёй на настил, словно пожертвование, осыпалось немного золотого песка.

Тамико и Осаму расположились в глубоких, развёрнутых к морю шезлонгах, потягивали холодные напитки и судачили о Кёко и Сюнкити. Но Осаму хотелось поговорить о другом. Ему не терпелось услышать от Тамико хоть что-нибудь о его «изменившемся» сильном теле.

Но Тамико ничего не говорила. Поэтому он опустил голову и снова посмотрел на свою выпуклую грудь. Загоревшая до янтарного цвета, с благоуханной плотью, подтянутая, мускулистая, широкая, мягкая, она выдавалась вперёд. Кто бы подумал, что это грудь прежнего Осаму.

Однако Тамико по этому поводу молчала. Бессознательно или поддавшись капризу привлечь внимание, он пролил на себя немного холодного лилового напитка. Жидкость, словно таинственная кровь, потекла от основания шеи на грудь. Тамико не обратила на это внимания. Осаму в конце концов нетерпеливо, кое-как рукой вытер грудь.

«Может, мускулов ещё мало?»

Так оно и было. Прошло три с половиной месяца, необязательно, что заметные ему самому изменения отчётливо увидели со стороны. А вдруг мышцы на груди немного ослабли, вдруг они, отражавшие свет моря и облаков, исчезли? Они не привлекали внимания, значит само существование новой плоти оставалось под вопросом.

Как человек, который в панике сжимает просыпающийся между пальцами песок, Осаму произнёс робко, словно заклинание:

— Ты не заметила? С мая этого года мой вес увеличился почти на четыре килограмма, а окружность груди — на десять сантиметров.

Однако это был не просто странный вопрос. Именно Тамико обязана была первой обратить на это внимание. Ведь прошлым летом в этом доме они впервые спали вместе. После этого Тамико больше не видела Осаму обнажённым.

Тамико удивил тон, похожий на упрёк, и она взглянула на Осаму. Однако ей было бы непросто оценить его тело. В памяти смешалось слишком много обнажённых мужских тел, которые она видела в течение этого года. Её непостоянство было поистине совершенным: она и вообразить