Читать книгу "Одержимый - Питер Джеймс"

Гленн осторожно переступил через устилающую пол почту и прошел в большую гостиную, где на окнах были наполовину приспущены занавеси. О стекло бились две большие мухи. Комната была выдержана в стиле ар-деко. Увидев огромное количество афиш, постеров и фотографий, Гленн будто перенесся назад во времени. Над камином висело забранное под стекло письмо от принцессы с благодарностью за проведение благотворительного вечера в поддержку детского фонда.

Не комната, а сокровищница! Столько здесь всего интересного, как в музее.

В одном из углов стоял письменный стол, на котором яростно мигал автоответчик. Подойдя к столу, Гленн увидел записку, придавленную к поверхности стола статуэткой русалки. Записка была написана синими чернилами, дрожащей рукой:

Я больше не могу смотреть на себя в зеркало».

Без подписи.

Гленн прочел ее несколько раз. У него перехватило дыхание. Треск рации вернул его к действительности.

– Чарли-отель сто сорок четыре?

Он включил микрофон.

– Чарли-отель сто сорок четыре.

Это был сержант его подразделения.

– Гленн, ты будешь присутствовать на подъеме контейнера на Олдрингтонской пристани?

– Я в квартире Коры Барстридж. Думаю, придется здесь задержаться.

– Она собирается показать тебе один из своих многочисленных фильмов? – пошутил сержант.

– Вряд ли, – мрачно ответил Гленн.

Он вернулся в коридор и пошел по нему дальше. Вонь и жужжание мух усиливались. Запах будто уплотнял воздух, утяжелял его. Не вдыхай его. Ты дышишь смертью.

Дойдя до одинокой двери в конце коридора, Гленн замедлил шаги. Остановился. Комната была темной, но он знал, что она здесь. Не открывая дверь полностью, он нашарил на стене выключатель, включил свет и только после этого открыл дверь.

Комната освещалась большой люстрой ар-деко и подходящими по стилю настенными светильниками. Изысканные обои. Пушистые тапочки на белом ковре на полу. Она лежала на массивной кровати, отвернув от двери лицо. На голове у нее было что-то блестящее, похожее на шапочку для душа. Над кроватью висело облако мух, и еще больше их ползало по занавескам. Ее руки лежали поверх одеяла, кисти выступали из рукавов розового шелкового халата. Даже с того места, где стоял Гленн, от двери, он видел, что они синие.

Вздохнув, несмотря на ужасную вонь, Гленн, обойдя туалетный столик, зеркало которого очерчивала сплошная рама лампочек, зашел с другой стороны кровати, чтобы увидеть ее лицо.

И здесь он сломался.

На голове у нее была не шапочка для душа, а пластиковый пакет из «Уэйтроуз». Он полностью закрывал голову и был завязан на шее поясом от халата.

Руками в перчатках Гленн развязал узел и снял пакет. Вверх взвилось облако мух. Он застыл в немом шоке. Ее рот был открыт, будто в крике. Лицо сине-черного цвета. По тому, что осталось от губ и глаз, ползали личинки. Он отвернулся, едва подавив позыв рвоты. Кора, нет. Нет. Зачем ты это сделала? Господи, ну зачем ты это сделала?

27

Потом она говорила своей подруге Сэнди, что ошибалась насчет его. Этот человек, который все эти недели всегда выбирал ее кассу и так странно смотрел на нее, был совсем не Лайам Нисон!

Но ведь он, в конце концов, вполне мог оказаться Лайамом Нисоном. Только две недели назад она обслуживала Пэтси Кенсит. А несколько месяцев назад – Лиз Херли. Она не совсем уверена, но вроде бы прямо перед Пасхой был Билли Коннолли. Сюда, в «Сейфуэй» на Кингс-роуд, приходит множество звезд, но почему-то они предпочитают подходить к другим кассам, не к ее.

Но в этот раз она взглянула вверх и увидела мужчину, которого убежденно считала Лайамом Нисоном (он всегда платил наличными, поэтому она не могла узнать его имя из кредитной карты). Он улыбался ей. На нем была желтая рубашка поло, застегнутая на все пуговицы, и коричневый пиджак от Армани.

– Привет, Трейси, – как обычно, сказал он.

И как обычно, она покраснела. Люди иногда обращались к ней по имени – его легко можно было прочесть на ее нагрудном бедже, – но у этого мужчины был такой голос… Красивый голос с безукоризненным английским выговором. «Трейси» в устах этого человека звучало совсем по-особенному. У нее неожиданно вылетело из головы, англичанин Лайам Нисон или американец.

– Собираюсь сделать настоящий крабовый суп, – сказал мужчина и показал рукой на невероятно ровный, будто по линейке выверенный ряд упаковок, лежащих на конвейере начиная с таблички «Следующий покупатель». – Это для моей девушки.

Ему понравилось, как она кивнула в ответ, – она считала само собой разумеющимся, что у него есть девушка и он не жалкий одиночка, пытающийся завязать знакомство. Он почувствовал себя хорошо, когда сказал, что у него есть девушка. Он ощутил себя нормальным человеческим существом.

– Вы когда-нибудь ели крабовый суп? – спросил он.

Трейси сморщила нос и нажала кнопку, приводящую конвейер в движение.

– Я не очень люблю крабов – они страшные.

– Моя мать тоже не любила крабов. Она их ненавидела. Не позволяла их покупать. Даже в виде консервов.

– Я могу есть крабовую пасту, – сказала Трейси. – В сандвичах.

Первой на кассу прибыла большая бутыль свежевыжатого апельсинового сока. Трейси поднесла ее к устройству считывания штрихового кода, протянула Томасу Ламарку несколько пластиковых пакетов, затем пробила четыре авокадо и упаковку выращенных в Англии помидоров.

– Английские помидоры самые лучшие, – сказал он. – Некоторые импортные помидоры подвергают воздействию радиации, чтобы убить микробы. Вы об этом знали?

Трейси покачала головой.

– С радиацией нужно обращаться очень осторожно. Она может плохо влиять на гены. Вас беспокоит радиация, Трейси?

Девушка с опаской взглянула вверх, будто проверяя, не облучают ли ее радиацией с помощью какого-нибудь спрятанного устройства.

– Я тоже люблю английские помидоры, – сказала она.

Следующими были крабы. Она не видела их под белой непрозрачной крышкой контейнера, но все равно ее передернуло, когда она подносила к сканеру мокрую этикетку, которую наклеивали в рыбном отделе.

Томас наблюдал за кассиршей. Ему было жаль ее. Внешностью и поведением она напоминала ему его девушку, которая была у него в Высшей медицинской школе. Лиз. Он помнил, как неловко он себя чувствовал, когда привел Лиз домой, чтобы познакомить с матерью, и как мать заставила его понять, что она ему не пара.

Да, она была ему не пара. Худышка с тонкими светлыми волосами и симпатичным, но пустым лицом. Ее очень портили зубы – они были неровные, и она не слишком хорошо за ними ухаживала. В последнюю неделю их общения он увидел затяжку у нее на колготках. А за неделю до этого заметил, что у ее блузки грязный воротник.