Читать книгу "Избушка на курьих ножках - Софи Андерсон"

Я улыбаюсь, киваю на прощание, поворачиваюсь и бегу по рыночным улицам в сторону дома. В голове мелькают картины, вызывающие смутное чувство вины: если сегодня вечером мне удастся вытащить бабушку из мира мёртвых, быть может, и она, и избушка будут так мне благодарны, что с радостью позволят сходить в гости к Сальме. Может, они поймут наконец, как сильно я не хочу быть Хранителем, и вся моя жизнь изменится. Я всё равно буду привязана к избушке, но, быть может, мне подарят больше свободы: например, отходить от забора, насколько смогу, дружить с живыми, а может, даже самой выбрать судьбу. Улыбка на моём лице всё шире: впервые с тех пор, как я узнала, что мертва, я могу представить себе будущее, в котором я счастлива.

Вверх тормашками

Я слышу отчаянное блеяние голодного Бенджи ещё задолго до того, как приближаюсь к избушке. Чувство вины пронзает грудь, и я, спотыкаясь, взбегаю на крыльцо и пытаюсь не обращать внимания на угрюмые окна и отвратительную дыру возле чулана для скелетов.

Пока я болталась туда-сюда по рынку, делая вид, что я – нормальная живая девчонка, Бенджи сидел голодный, избушка разваливалась, и никто не готовился к проводам. Великий цикл, вероятнее всего, сбивался, а мёртвые души исчезали в мире живых. И всё из-за меня. Чувство вины перерастает в гнев и разочарование: я и нескольких часов не могу выделить самой себе, чтобы всё вокруг не рухнуло.

Как только я открываю входную дверь, Бенджи несётся ко мне и тыкается мне в колени, а Джек бросается на меня, визжит и каркает так, будто меня не было сто лет.

– Всё в порядке, я дома!

Я складываю руки над головой, чтобы защититься, но Джек бьётся о мои плечи и локти. Он цепляется когтями за рукава платья и вытягивает из ткани тонкие нити. Клювом он пытается просунуть мне в ухо какую-то еду, но запутывается в моём новом платке, и я вижу, как что-то красное и тягучее капает на зелёную ткань.

– Вон отсюда! – Я со всей силы отталкиваю его.

Джек остервенело хлопает крыльями, делает в воздухе круг и садится на пол с глухим стуком. Я осматриваю платок и платье. Они замызганы чем-то похожим на красный соус. На плече ткань немного разошлась.

– Глупая птица! – ору я. – Неуклюжая, безмозглая, глупая птица!

Я жалею об этих словах уже тогда, когда выкрикиваю их, но поздно: сказанного не вернуть.

Джек склоняет голову, с удивлением смотрит на меня своими серебряными глазами. Затем он сердито каркает и ковыляет к задней двери, прихрамывая.

– Прости, Джек! – кричу я, но он скрывается, даже не обернувшись.

Я беру Бенджи на руки и шёпотом прошу прощения, пока развожу огонь и ставлю греться чайник. Он сосёт мои пальцы и тихо плачет, пока греется вода. Затем я даю ему бутылочку и глажу его мягкую шёрстку, пока он жадно пьёт молоко. Наевшись, он засыпает, и я бережно укладываю его на подушку на полу.

Я переодеваюсь в одно из своих старых платьев, а новое замачиваю в тазу с водой. В избушке тихо. Даже слишком тихо. Я выхожу на крыльцо и зову Джека, но он не возвращается. Даже когда я варю кашу, накладываю целых полмиски для него и усаживаюсь на крыльце, насвистывая знакомую ему трель.

Янтарное сияние заката меркнет в тёмно-синих сумерках, и я уже собираюсь уходить в дом Старой Яги, когда вдруг слышу грохот костей в чулане.

– Ты хочешь, чтобы я построила забор? – спрашиваю я, глядя на балки под потолком.

Они кивают, и я начинаю тихо стонать. Я понимаю, что избушка ни за что не откроет Врата, зная, что я задумала в них пройти, а значит, она просто хочет, чтобы забор отпугивал живых. Она злится, что я сегодня ушла с Сальмой, и не желает, чтобы я заводила друзей.

– Я построю его, когда вернусь, – бросаю я.

Избушка кряхтит и поднимается на ноги.

– Нет! – кричу я. – Ну пожалуйста! Я должна сегодня снова пойти к Старой Яге. Она учит меня… она всё объясняет: о бабушке, о проводах и… – Сердце бешено стучит: избушка не может взять и уйти именно сейчас, когда я так близка к тому, чтобы вернуть бабушку домой. – Я построю забор, когда вернусь, обещаю!

Окна смотрят на меня с недоверием, но избушка всё же опускается. Трещина возле чулана становится ещё больше, и я задыхаюсь, чувствуя, будто эта трещина – в моём сердце. Ледяной ветер, кажется, гуляет даже в моих пустых венах.

Я моргаю и глубоко дышу, пока это ощущение не проходит. Затем я плотно прижимаю к груди платок и отворачиваюсь от трещины.

– Я ненадолго. – Я схожу с крыльца, но рука ненадолго застывает на балюстраде. – Присмотри за Бенджи. И поглядывай, не появится ли Джек.

Ком встаёт в горле, но я пытаюсь сглотнуть его, уверяя себя, что сегодня вечером найду бабушку. И вместе мы всё исправим.

Я спешу в дом Старой Яги, пробираюсь сквозь занавески и окидываю взглядом черепа, украшающие её лавку. Свечи для проводов в них пока не горят, но уже стемнело, так что я не сомневаюсь, что скоро она их зажжёт.

– Маринка. – Старая Яга открывает мне дверь и приглашает внутрь. – Как ты сегодня?

– Хорошо. Готова провожать мертвецов.

– А как избушка?

– Всё в порядке. – Я с удивлением изучаю обеденный стол, на котором стоят только хлеб и салат – маловато для пира перед проводами.

– А Джек?

– Вы помните Джека?

– Конечно. Когда ты первый раз принесла его сюда, он был ещё птенцом, ты кутала его в свой платок. Ты же заботишься о нём так же, как избушка – о своей Яге.

– Ну, сейчас он уже сам по себе.

– Но вы всё ещё приглядываете друг за другом, так ведь?

Старая Яга придвигает мне стул и нарезает немного хлеба. Я киваю, и снова сожалею о том, что выгнала Джека.

– Галки – очень общительные и смышлёные птицы, как их родня – вороны. Помню, когда мне было примерно столько же, сколько тебе сейчас, я наблюдала за волками и воронами в степи. Вороны привели волков к добыче, и за это хищники позволили им разделить с ними трапезу.

Я накладываю себе в тарелку салат, а сама тем временем поглядываю на дверь. Когда же Старая Яга будет зажигать свечи, чтобы призвать мёртвых?

– Представляешь, они и играли вместе. Вороны тянули волков за хвосты, а те пытались их поймать. Я не сразу поняла, что это для них была весёлая игра, – улыбается Старая Яга. – Ну, а ты как? Всё ещё играешь с избушкой?

– Что, простите? – Я так занята мыслями о мёртвых, что не сразу понимаю, ко мне ли она обращается.

– Ну, вы ещё играете? В салочки, догонялки, прятки…

Названия игр из детства вызывают в памяти почти забытые картинки. Мы с избушкой часто играли в прятки в лесу. Так я узнала, что избушка умеет карабкаться на деревья и тихо красться по опавшим листьям. И в салочки мы тоже играли. Помню, как я неслась сломя голову по полуночным лугам, а избушка догоняла меня, громко топая. Сердце бешено колотилось, всё тело дрожало, и от волнения я громко визжала, до боли в горле.