Читать книгу "Внезапно в дверь стучат - Этгар Керет"

— В полном порядке, — кивнул Гершон. — С вашего позволения, я бы продемонстрировал сейчас небольшую симуляцию игры.

— Симуляцию, — повторил за ним мистер Липскер. Он был гораздо моложе, чем представлял себе Гершон, и волосы у него были черными и блестящими, без единой седой пряди. — Простите, но мне не кажется, что это подходящий момент. Ваш глаз. И нос. Господи, сколько крови, кто это вас так?

Яйцо с сюрпризом

Дани

Послушайте правдивый рассказ. Примерно три месяца назад тридцатидвухлетняя женщина рассталась с жизнью в результате действий террориста-самоубийцы на автобусной остановке. Не только она — много других хороших и добрых людей расстались с жизнью. Но этот рассказ о ней.

Тех, кто погиб в терактах, отправляют в патологоанатомическую лабораторию при Абу-Кабире для аутопсии. Многие люди, занимающие видные позиции в израильском обществе, сомневаются в необходимости этой процедуры, да и те, кто работает в Абу-Кабире, не всегда понимают, зачем она нужна. Причина смерти в случае теракта ясна, а труп — не яйцо с сюрпризом, при вскрытии которого гадаешь, окажется внутри парусник, гоночная машинка или коала. В ходе этих аутопсий всегда обнаруживается одно и то же — металлическая дробь, гвозди или еще какая-нибудь шрапнель. Короче, сюрпризов очень мало. Но в данном случае, в случае тридцатидвухлетней женщины, нашли кое-что еще. Внутри тела этой женщины, кроме всех железных деталей, прорвавшихся сквозь ее плоть, были десятки опухолей, по-настоящему огромных. Опухолей, расположившихся в ее печени, желудке и кишечнике, но особенно в голове. Когда патологоанатом из лаборатории заглянул ей в череп, его первое слово было «мамочки», потому что зрелище перед ним предстало просто ужасное. Он увидел десятки опухолей, въевшихся в мозг, как клубок злых червей, стремившихся сожрать как можно больше.

И вот тут наступает момент научной истины: если бы эта женщина не погибла во время теракта, она бы свалилась через неделю из-за этих самых опухолей и умерла максимум через месяц-два. Трудно объяснить, как вышло, что такая молодая женщина страдала от настолько запущенной формы рака — и при этом никак не диагностированного. Может, она была из тех, кто не любит ходить по врачам, или думала, что боли и головокружение — временные явления и пройдут сами по себе. Так или иначе, когда муж пришел в морг, чтобы ее опознать, патологоанатом не мог решить, рассказывать ему или нет. С одной стороны, это открытие могло принести некоторое утешение: нет смысла предаваться бессмысленному раскаянию, твердя себе: «Если бы только она в тот день не пошла на работу!» или «Если бы только я ее подвез!» — когда знаешь, что твоя жена все равно умерла бы. С другой стороны, подобная новость может добавить страданий и превратить эту случайную и ужасную смерть пусть в менее случайную, зато куда более ужасную — выходит ведь, что эту женщину настигла гибель двойственная и двойная, такая неизбежная, как будто небеса хотели поразить ее наверняка и никакие соображения на тему «а что, если» не спасли бы ее даже в фантазиях. С третьей стороны, подумал патологоанатом, какая, в конце концов, разница? Женщина мертва, муж вдовец, дети сироты, вот что важно, вот что страшно, а все остальное фигня.

Муж попросил разрешения опознать жену по ступне. Большинство опознает своих любимых по лицам, но он попросил опознать ее по ступне, подумав, что если он увидит ее мертвое лицо, это зрелище будет преследовать его всю жизнь или, вернее, все то, что осталось от его жизни. Он так любил ее и так хорошо знал, что мог опознать по любой части тела, и из всех частей тела ступня почему-то казалась ему наиболее дистанцированной, нейтральной, чужой. Он еще несколько секунд смотрел на ступню — уже после того, как узнал едва заметную волнистость ногтей, толстенький и чуть искривленный большой палец, идеальную дугу подъема. Может, это было ошибкой, подумал он, все еще глядя на крошечную стопу (тридцать пятый размер), может быть, это было ошибкой — выбрать именно ступню. Лицо мертвеца похоже на лицо спящего, но ступня мертвеца — невозможно не заметить смерть, таящуюся под каждым ее ногтем.

— Это она, — сказал он патологоанатому в конце концов и вышел.

На поминки жены пришел и этот самый патологоанатом. Не только он — мэр Иерусалима тоже пришел, и министр внутренних дел тоже. Оба лично пообещали мужу, многократно повторив его имя собственное и имя покойной, отомстить за ее жестокую смерть. Они описали в выпуклых, образных выражениях, как найдут и накажут тех, кто заслал террориста (самоубийце как таковому уже невозможно было отомстить). Мужа, по-видимому, эти обещания заметно смущали. Кажется, они не очень его интересовали, и он старался скрыть это только из уважения к чувствам взвинченных важных людей, наивно веривших, что их яростные речи приносят ему некоторое утешение.

На поминках патологоанатом снова думал рассказать мужу, что его жена по-любому была при смерти, и этим слегка утихомирить дух возмездия и неловкости, веющий над собравшимися, но и в этот раз промолчал. По дороге домой он предавался относительно философским размышлениям о происшедшем. Что есть рак, думал он, если не Господень акт террористического свойства? Что Господь делает, если не терроризирует нас в знак протеста против… против… чего-нибудь такого возвышенного и трансцендентного, что мы вообще не в состоянии осмыслить? И, подобно работе, которую патологоанатом делал в лаборатории, эта идея была взвешенной и точной, но никому особенно не помогала.

Ночью мужу приснился грустный сон, в котором мертвая ступня гладила его по лицу, — сон, от которого он проснулся в совершенном раздрае. Он прошел на кухню тихо-тихо, чтобы не разбудить детей, и сделал себе чашку чая, не зажигая свет. Допив обжигающий чай, он продолжил сидеть на темной кухне. Он придумывал, что бы ему хотелось сделать. Что бы его обрадовало. Пусть даже то, что он не очень-то мог себе позволить из-за детей или из-за денег. Но ничего такого в голову не приходило. Он чувствовал, что грудная клетка забита каким-то плотным, кислым веществом, и это было не горе. Это было гораздо хуже горя. После всех этих лет жизнь казалась ему не более чем ловушкой. Лабиринтом. Даже не лабиринтом, а комнатой, целиком состоящей из стен, без дверей. Должно же быть что-то, уперся он, такое, чего мне бы хотелось, даже если оно никогда в жизни не случится, даже если у меня не получится. Что-нибудь.

Есть люди, которые кончают с собой, когда уходит кто-то из близких, есть те, кто обращается к вере, а есть те, кто сидит всю ночь на темной кухне и даже восхода не ждет. Свет начал проникать в квартиру снаружи, еще немножко — и малыши проснутся. Он попытался снова вспомнить прикосновение ступни во сне, и, как это всегда бывает со снами, вспомнить-то он смог, а вот заново почувствовать — нет.

Золотая рыбка

У Йонатана возникла блестящая идея документального проекта. Он будет стучать людям в дверь, он один, без съемочной группы, с маленькой камерой в руках, и спрашивать: «Если бы вы нашли говорящую золотую рыбку и она пообещала вам три желания, что бы вы загадали?» Люди будут отвечать, а он смонтирует небольшие отрывки из самых интересных ответов. Перед каждым ответом покажет, как человек неподвижно стоит у дверей своего дома, и на этом фрейме пойдут титры с именем человека, семейным положением, месячным доходом — может, даже с названием партии, за которую он голосовал на выборах. А в совокупности с желаниями все это обернется социальным проектом о разрыве между нашими мечтами и реальным состоянием нашего общества.