Читать книгу "Воля богов!. Повесть о Троянской войне - Леонид Свердлов"

На свадьбе Эрот попрощался с братьями коварнейшей улыбкой и быстро исчез в толпе гостей, а Кастор и Полидевк принялись пить за здоровье молодых и вскоре, как и все остальные гости, уже не могли с первого раза выговорить имена невест — сестёр Гилаиры и Фебы, дочерей Левкиппа. Но, даже не говоря имён, они понимали, что на этот раз братья Идас и Линкей всё-таки утёрли им нос. Пока Кастор и Полидевк стерегли свою сестру, их героические соперники обзавелись чужими сёстрами, отчего становилось и завидно, и досадно.

— А ведь у нас таких невест нет, — печально сказал Кастор, не отрываясь глядя на Гилаиру.

— И не будет, — подтвердил Полидевк, преследуя взглядом Фебу, — потому что это уже не наши невесты.

Братья разом вздохнули. В этом вздохе была не только зависть к более удачливым богатырям. На самом деле братья думали не столько о женихах, сколько о невестах. Они оба влюбились с первого взгляда.

— Знаешь что, — задумчиво сказал Полидевк, — я вот сейчас вспомнил этого троянца Париса. Ведь никчёмнейший человечек, смотреть не на что, но он бы на нашем месте знал, что делать. А мы, герои из героев, сидим тут и сопли жуём вместо того, чтоб действовать.

— Это кто сопли жуёт? — обиженно спросил Кастор и, поднявшись на ноги, нетвёрдой походкой, расталкивая гостей, двинулся к Гилаире.

Полидевк одновременно с ним встал и направился к Фебе.

Они подхватили девушек на руки, под ошалелыми взглядами гостей и женихов выбежали на улицу и, вскочив на колесницы, поскакали прочь.

Женихи не сразу сообразили, что произошло, а затем, быстро сбегав за оружием, поскакали в погоню.

Свежий ветер и топот копыт позади несколько отрезвили Кастора и Полидевка. По мере протрезвления они вспоминали, что связались с очень серьёзными противниками. Линкей видел всё на любом расстоянии и сквозь любые преграды, за что на «Арго» был назначен вперёдсмотрящим. Идас мог за один присест съесть половину быка, а однажды он отбил девушку у самого Аполлона — тогда дело дошло до драки, и неизвестно, кто бы победил, если бы соперников не разнял Зевс. И теперь вряд ли можно было избежать боя: ускакать от преследователей братья не могли, поскольку их колесницы несли двойную ношу.

Встреча с женихами увезённых девушек по иронии судьбы состоялась у могилы отца женихов. Если бы Полидевк знал, какую роль это обстоятельство сыграет в дальнейшем, он наверняка предпочёл бы проскакать подальше, но никто из смертных не знает своего будущего.

Разговор между молодыми людьми впоследствии был беспощадно искажён поэтами — на самом деле он был гораздо короче и состоял в основном из нецензурных слов. Когда запас древнегреческих ругательств был исчерпан, обе пары братьев перешли к общечеловеческим аргументам, которыми эти славные богатыри оперировали гораздо лучше, чем словами. Засверкали наконечники копий, зазвенели щиты под могучими ударами мечей. Это была долгая битва, достойная эпического описания. Несовершенное бронзовое оружие изнашивалось быстрее, чем совершенные воины бронзового века, и, несмотря на всю ярость сражения, долгое время никто не брал верх.

Первым счёт размочил Идас, но Полидевк, лишившись брата, тут же сравнял счёт, пронзив отвлёкшегося на мгновение Линкея копьём, и остался один на один с Идасом. Тот отскочил к могиле отца, вырвал из земли надгробный камень и метнул его в голову противника. Бросок был удачный, и Идас радостно вскинул руки, издав победный клич. Крик его заглушил удар грома, и молния, вырвавшись из облаков, оставила от победителя кучку пепла. Девушки, лишившиеся в одночасье и женихов, и своих мужественных похитителей, заголосили и убежали.

Печальная картина гибели четырёх богатырей вскоре была нарушена появлением Гермеса. Громко хлопая крыльями сандалий, тот спикировал на поле битвы. Вид у него был вовсе не траурный.

— Ну Тиндареичи! Ну затейники! — весело пропел он. — Давненько не доводилось богам видеть такого эффектного зрелища. Спасибо, порадовали! Сам Зевс, глядя на вас, сказал, цитирую дословно: «И откуда только такие берутся!» Боги такими словами, уж поверьте опытному богослову, не разбрасываются. Мы на Олимпе все дела побросали и собрались смотреть на ваше последнее приключение. Не скрою, я с самого начала считал, что убьют вас, и выиграл кругленькую сумму. Я бы с вами поделился, да только вы умерли. Зевс — он, конечно, за вас болел. Уж как он осерчал, когда Идас камень бросил! Аж не сдержался — ну да вы же сами видели. Сам-то он, конечно, объяснял, что Идас поступил не по правилам, но я думаю, что дело не в этом: просто эмоциональный всплеск — не умеет старик проигрывать. Ой, вы знаете, у нас такие страсти кипели! Все боги с мест повскакивали, некоторые даже чуть не передрались. А как успокоились, сразу же, не остыв, приняли постановление, которое я сейчас вам зачитаю. Думаю, вам это сейчас будет особенно интересно. Вступительные слова пропускаю. Вот:

«…постановили:

1. Учитывая выдающиеся заслуги Кастора и Полидевка, их божественное происхождение, славные подвиги и геройскую смерть, прославить их как образец для грядущих поколений и именовать впредь Диоскурами.

2. В целях увековечения памяти Диоскуров посвятить им созвездие Близнецов.

3. Обожествить вышеназванного героя, поручить покровительство над коневодами и терпящими кораблекрушение, предоставить ему место среди богов на Олимпе с предоставлением всех подобающих почестей и привилегий».

Что, Диоскуры? Как вам это постановление?

— Там ошибка, — ответил Полидевк. — надо не «предоставить ему место», а «предоставить им места». Нас же двое, а не один.

— Вообще четверо, — встрял Идас. — Мы с братом такие же герои, те же подвиги совершали, так же погибли — если уж обожествлять, то всех вместе!

— Не надейся! — возразил Линкей. — Они же дети Зевса. Олимпийцы только своих детей обожествляют.

— Ну, это ещё неизвестно. Я, может быть, сын Посейдона. Кто проверит?

Замечание Идаса Гермес проигнорировал. Время перепалки он использовал для того, чтобы внимательно перечитать постановление. «Вот так всегда бывает, когда делают что-то второпях», — подумал он. Действительно, выходило, что братьям предоставлялось только одно место на Олимпе. Особенно досадно было то, что этот документ Гермес сам написал, взяв за образец одно готовое постановление, забыв при этом о количестве обожествляемых. «Братья Диоскуры оба на одно лицо, — думал он, — вот я на одно лицо и написал документ». Ситуация получалась скверная: теперь Гермес рисковал не только прогневать Зевса, но и стать посмешищем среди богов, да и смертные, пожалуй, не упустят возможности позубоскалить над ним, да и над всей олимпийской бюрократией: приятно же думать, что на Олимпе такой же бардак, как и везде. Поэтому он решил отстаивать правильность явно нелепого текста:

— Так ведь в постановлении речь идёт о сыне Зевса, то есть о… Полидевке. А который сын Тиндарея — тот, значит, не обожествляется.

Гермес назвал Полидевка потому, что Кастор до сих пор молчал, и надеялся, что он и сейчас промолчит, но Кастор молчать не стал: