Читать книгу "Окончательное решение, или Разгадка под занавес - Майкл Чабон"

Случайно обнаруженный в калифорнийском букинистическом магазине разговорник станет ключом к самому, пожалуй, неоднозначному роману Шейбона — «Союзу идиш-полицейских», где он напишет свою историю еврейства после Холокоста. Он начинает работать над ним в 2003 году, а в 2004-м, в самый разгар этой работы, неожиданно появляется повесть, которую вы, читатель, сейчас держите в руках.

Это из него, из Идишланда, приезжает в Суссекс еврейский сирота по имени Линус Штайнман, и именно он, а вовсе не престарелый сыщик является главным героем повести «Окончательное решение, или Разгадка под занавес». Шейбон лишает своего героя дара речи, оставляя лишь эффект постоянного присутствия, как у Алеши Карамазова. Его повесть — это своеобразный волшебный ящик фокусника с двойным, а то и тройным дном. Игра с читателем начинается с заглавия, в котором разом проступают и «окончательное решение еврейского вопроса», и «Его прощальный поклон» Артура Конана Дойла, а жанр обозначен не как детектив, а как «история расследования», что незаметно для читателя смещает акцент с результата на процесс. По классическим канонам главным героем детектива должен быть сыщик, а итогом — разгадка. Но у Шейбона сыщик так ничего и не узнает. Расследование с самого начала пущено по ложному следу, и автор с наслаждением водит читателя и сыщика за нос, подсовывая им одну версию заманчивее другой: сбившийся с пути истинного пасторский сынок, шпионы, тайные коды, спецслужбы, еврейское золото в швейцарских банках… А потом читатель узнает правду, а сыщик нет, и его последние слова в книжке звучат как признание собственного поражения: «Боюсь, — вздохнул старик, — что нам так никогда и не удастся понять, что означают эти цифры и означают ли они вообще что-либо». При этом с читателем автор безукоризненно честен: кто вам сказал, что это детектив? Написано же: «История расследования». С чего вы взяли, что это Шерлок Холмс? Разве он хотя бы раз был назван по имени? А вдруг это не Холмс, а его подражатель? И повесть разворачивается совсем иной стороной. А может, не подражатель, а прототип, настоящий живой человек? Тогда это будет уже совсем другая история. Или все-таки тот самый литературный герой, существующий на уровне коллективного бессознательного? Может, его нет, как нет и Идишланда, из которого прибыл еврейский мальчик Линус? Все можно подвергнуть сомнению, кроме одного: пережитого ужаса, разделившего жизнь на «до» и «после». Жизнь «после» — тоже жизнь, но она другая, а жизнь «до» умерла.

Поэтому важнее всего для старого сыщика, кем бы он ни был, — вернуть сироте единственного друга. И если допустить воображаемую природу этого самого сыщика — а антураж это позволяет, все происходит ленивым английским летом, и в финале вполне может раздаться голос, который скажет еврейскому мальчику, как однажды сказал одной английской девочке по имени Алиса: «Просыпайся, золотко», — то вдруг окажется, что, сколько ни три глаза спросонья, все равно не получится назвать этот сон ни «занятным», ни «забавным», ни «причудливым»; не получится запить его чаем; не получится вернуться домой. Потому что дома нет. И не будет никогда. И становится страшно за всех героев прочитанных в детстве книг: что же с ними станет? Что их ждет, когда они вырастут? Ведь читатель знает то, чего не знают не только герои, но и их авторы. Читатель знает, что именно ждет каждого, и может отсчитать отмеренные им годы и месяцы жизни «до». А потом будет только «после».

Эту небольшую повесть нельзя считать для Шейбона ни проходной, ни случайной. Она намного больше, глубже и сложнее, чем поначалу кажется. По тщательности выделки, по отточенности каждого слова, каждой фразы, по безупречности вкуса — это чистой воды Шейбон, которого после выхода второго его романа «Вундеркинды» Джонатан Ярдли, влиятельный и строгий литературный критик, и сам пулитцеровский лауреат, назвал «…звездой американской словесности, но не в расхожем смысле дешевой популярности, а в прежнем значении слова, где звезда — воплощение яркого сияния надежды». Многоуровневость повествования была бы невозможной без феноменальной проработки формы, но примата формы над содержанием не случается, форма — всегда только средство, способ исподволь вывести читателя за рамки сюжета и жанра. Повторюсь, это не пастиш, не стилизованная литературная безделушка. Читателю открывается тот самый «бесконечный горизонт действия», который позволит бесконечно же интерпретировать прочитанное.

Помните дурацкий вопрос: какую книгу ты бы взял с собой на необитаемый остров? Ответ: хорошую. Хорошую книгу, настоящую книгу можно читать бесконечно. Она будет меняться вместе с читателем, станет отражением его мыслей, вступит с ним в диалог. Книга Шейбона — настоящая.

Но настоящую литературу очень непросто переводить. Чем сложнее гармония, тем труднее разъять ее на части, а потом, поверив алгеброй, сложить, как было. Чем тоньше ткань, тем легче и незаметнее должны быть переводческие стежки. Чем больше увлекает переводчика текст, чем глубже он в него погружается, тем невесомее и бесплотнее должно быть переводческое присутствие, чтобы не наследить и не исказить и ничего при этом не потерять. Тягучие, как длинный летний день, старческие мысли, похожие на облака, наплывающие одно на другое, отзвуки читанных в детстве книг, которые должны возникнуть как отражение в зеркале, висящем в абсолютно пустой комнате, извилистый синтаксис, когда на странице помещаются всего два-три предложения, — все это может стать полем для единоборства с автором, сундуком с пыточными орудиями. А может стать источником упоительного творчества. И неизвестно, что опаснее, потому что важно ни на минуту не забывать о главенстве оригинала над переводом, а автора — над переводчиком. Главное достоинство любого перевода — точность. Должно получиться точно как у автора. Должно, но никогда не получится.

Я перевела эту повесть еще летом 2007 года, но довести ее до публикации удалось лишь через десять лет.

Спасибо Сергею Кузнецову, спасибо Боруху Горину, спасибо издательскому дому «Книжники», потому что благодаря их доверию и вниманию эта замечательная книга наконец-то встретится с вами, дорогой читатель. Ее путь к вам оказался очень долгим, даже длиннее, чем от еврейского штетла Вербов в Восточной Галиции, откуда родом предки Шейбона по материнской линии, до города Колумбия в штате Мэриленд, где прошло его детство, городе, задуманном в 1967 году горсткой энтузиастов-пионеров как воплощение мечты о справедливом и гармоничном мире, где нет места расовой, национальной и прочей розни. Увы, этой прекраснодушной мечте, как и многим другим, не суждено было сбыться. Мир не всегда такой или всегда не такой, как нам хочется. Наверное, поэтому мы так хотим, чтобы он был лучше. Наверное, для этого человек работает: например, пишет книги, переводит, редактирует, издает. Потому что хочет, чтобы мир стал лучше и хоть чуточку справедливее. Как в книжке.

Ольга Новицкая

В этой стилистически безупречной повести есть тонкость и гуманизм. И в то же время есть лихо закрученная интрига, детективная пружина, героика — все, чего читатель ждет от литературы «легкого» жанра. — The Guardian

Шейбону удалось создать лаконичную версию классического детектива XIX века, предназначенного для чтения в гостиной у камина. Он искусно воскрешает не только антураж викторианского детектива, но и образ его самого главного героя. — The Observer