Читать книгу "Любовь на троих - Валерий Зеленогорский"

У хинкальных было одно преимущество — там готовили лишь то, что умели делать, и на кухне там стояли толстые тетки из Гори, Кутаиси и Поти, принесенные в Москву войной 080808, когда доблестная российская армия дала по зубам грузинскому агрессору, вступившись за якобы своих граждан в Южной Осетии и Абхазии. Нелепая, никому не нужная война подняла с мест, оккупированных армией, людей, чье место займут другие, а они приехали в Москву делать хинкали, пхали и чахохбили русским людям, готовить им домашнюю еду, которую они всегда готовили дома. Теперь эти ресторанчики стали для них и домом, и местом работы, и кусочком потерянной родины, там было скромно, вкусно и недорого, продукты были свежими, ведь дома никто не готовит, чтобы отравить или сэкономить.

В семь минут после двух впорхнула девушка Катя и села напротив, сияя глазами и чуть запекшимися губами с легкими следами помады холодного персикового цвета.

На ней были легинсы антрацитового цвета, в них она в первую встречу и обожгла глаза С.С., шелковая туника с принтом девушки, похожей одновременно на Катю и актрису Мэриэл Стрип, сверху все заканчивалось кожаной короткой курткой бежевого цвета, на спине висел рюкзак из плотной разноцветной ткани.

Она достала из него диктофон, приняла серьезную позу и сделала лицо Опры Уинфри перед интервью с президентом Америки.

С.С. искренне любовался женщиной, сидящей напротив, он мягко рукой накрыл диктофон и сказал, что ответит на все вопросы, но не под запись, они будут есть, и его чавканье на записи ему не понравится, давайте обедать и говорить без протокола, твердо изрек С.С., она смутилась немного, но потом улыбнулась и согласилась, она целый день моталась по городу, не завтракала и проголодалась, а на столе столько вкусной еды, что она истекала слюнями, как ее ротвейлер перед миской.

Он налил ей вина и себе рюмочку водки, и сказал что-то невыразимо приятное в духе грузинского тамады из фильма «Кавказская пленница»

Они стали есть, девушка мела, как солдат после наряда, ела пхали, сулугуни, закусывала все это кинзой и еще какой-то травкой, имени которой он не знал и поэтому никогда не ел.

Он всегда ел только то, что знал, никаких гадов, никаких змей, акульих плавников в рот не брал, он ел простую русскую еду и восточную кухню народов СССР, все, к чему привык с детских лет.

Когда появились все эти заморские чудеса, у него не появилось желания даже пробовать это, он знал, что еда — это завтрашнее говно, и поэтому относился к еде, как потребитель энергии, которую она несет; никаких гастрономических изысков в виде сопливых устриц или кролика, фаршированного яйцами каймана, ему даже видеть не хотелось, а не то что пробовать. Пока она метала в себя, как в паровозную топку, гору еды, он вспомнил, как он перестал есть зелень.

Он когда-то был в тундре и сидел в яранге оленевода, там его угощали свежей тушей только что убитого оленя, мясо с кровью ела вся семья, отрезали свежие куски с сочащейся кровью и ели все, а самый маленький ел печень и почки, — сердце, кстати, никто не ел, его бросили собакам.

Хозяин объяснил, что сердце есть нельзя, это грех, С.С. подумал, а чем сердце хуже печени, но не спросил, постеснялся лезть в душу неуклюжими вопросами варвара.

С.С. свежее мясо есть не стал, но одну вещь он решил уточнить и спросил, не дикость ли есть свежее мясо, как дикие звери. Оленевод удивился, тут нет никакой дикости, просто олень дает все: шкуру, рога копыта, мясо для пополнения сил, а в сыром мясе есть все, чтобы не болеть, ведь в тундре нет поликлиник, во все времена эвенки ели оленя, он источник жизни, и без него человеку тундры смерть.

А вот вы на равнине едите траву, овощи и корнеплоды, как копытные, значит, вы тоже как свиньи или коровы, есть оленя предпочтительнее, чем траву, как корова.

С.С. тогда понял в той яранге, что эвенкийский мудрец дал ему урок цивилизованности разных народов.

Если северные народы перестанут жить так, как привыкли, то они исчезнут, ведь советская власть пыталась изменить кочевой уклад, забирала детей в школы и интернаты, дети болели в городе, тосковали по родителям, а потом теряли почву под ногами и обрастали пороками городской цивилизации.

Тогда же С.С. понял, что обитатели саванны из племени массаев, без трусов и с копьем, счастливее и свободнее менеджера по продаже чипсов в съемной хате в Новогиреево, с кредитом на «Форд Фокус» и на стиральную машину с фронтальной загрузкой.

Съели харчо, покурили, а потом принесли тарелку с хинкали, с тонким тестом, перченным фаршем с луком и бульоном внутри, который нужно было всасывать в себя, надкусывая в строго определенном месте, чтобы жир не тек на пальцы, она не умела, и он с удовольствием показал, как надо правильно потреблять эту вкуснятину, она смешно оттопыривала губы, впиваясь в плоть изящного, как луковки башен Василия Блаженного, хинкали.

Они почти не говорили, болтать за столом во время еды не надо, всему свое время, а то все остынет и никакого кайфа уже не получишь.

Но обед закончился, подали чай, и тогда началась дуэль, где соперники, прощупывая друг друга, пытаются выведать максимально возможную информацию, не задавая вопросов в лоб, заходят в нужные файлы как бы невзначай, чуть сбоку, сохраняя на лице крайнюю незаинтересованность.

Он был опытнее в этих играх, и за двадцать минут разведки боем он узнал много.

Она живет одна, после трех лет неудачного брака, сама себя обеспечивает, любит разные занятия, от йоги до курсов личностного роста, была в церкви Хаббарда, увлекалась нацболами, а особенно Лимоновым, любит Сорокина и Пелевина, читает модные книжки западных писателей на английском, ценит Буковски и Поланека и кино Ханеке, Тарантино, Альмадовара и Джармуша, неглупая девушка, с хорошими манерами, не такая, как все нынешние соски-львицы, считающие, что продать свою девственность или молодость надо подороже, пока не завяли сиськи и не лег тяжким бременем целлюлит на мягкие места.

Он вспомнил свою Машу из прежней жизни, из той жизни, которая скрылась за крутым поворотом, того времени уже не вернуть, тому времени пришел кирдык, он уже привык, что ее нет, то есть она жива и здорова, и замужем, и у нее ребенок, но до этого ему уже нет дела, пять лет он выжигал из себя воспоминания, и на душе осталась пустыня, ни капли воды, та жизнь ушла в песок.

Он встряхнул головой, сбрасывая наваждение, и девушка напротив заметила его отсутствие и тихо молчала, инстинктивно понимая, что он сейчас не здесь, а где-то там, в далеком прошлом, которое уже не ранит, но саднит фантомной болью, как отрезанная нога у ветерана былых сражений, чему она свидетелем не была и никогда не будет.

Он закурил, она налила ему свежего чаю, и он вернулся из пустыни, где осталась его любовь, занесенная барханами забвения.

Сравнивать было нечего, девушка напротив была ярче, умнее и, наверно, нежнее и тоньше душевно организована, он решил про себя, что попробует нырнуть в бездну, последний раз попробовать искус холодных губ и ощутить прелесть обладания молодым телом женщины, которую, как ему кажется, он уже удивил. У него были деньги, он был нежадным, он мог себе позволить потратить пару тысяч на свое собственное удовольствие и заодно порадовать девушку местом, куда она на свои не скоро сможет выбраться.