Читать книгу "Осень Европы - Дэйв Хатчинсон"

На линзах перед глазами нарисовалась схема охранных камер Нового Потсдама и соответствующие станции безопасности. Вольф – ему еще не исполнилось тридцати, но редеющие волосы придавали ему обманчиво серьезный вид, – подвел курсор к одной закрытой станции телевизионного мониторинга в Новом Потсдаме и кликнул два раза.

Почти у всех зданий в Новом Потсдаме, зависевших от сети Великой Германии, имелся запасной генератор, но генераторы стоили денег и требовали рабочих рук для их установки, так что кое-где оставались слепые пятна. Вольф вызвал подменю и запланировал на этой станции мониторинга Нового Потсдама пятнадцатиминутное частичное отключение.

Ему казалось, что это довольно элегантно. Полный блэкаут запрограммировать не менее легко, но уменьшение энергии на восемьдесят процентов точно так же вызовет отключение системы наблюдения, и он мог представить, как это рассердит новопотсдамцев.

Дедушка Вольфа рассказывал о жизни в Восточной Германии такое, что кровь в жилах стыла, несмотря на то что с каждым пересказом он приукрашивал все больше и больше, так что, хотя Вольф не считал себя особенно увлеченным политикой, он унаследовал от старика недоверие к границам. Траудль, его подруга последних двух месяцев, оказалась родственной душой – более того, сегодняшнее безобидное хулиганство было ее затеей.

Услышав эту идею, Вольф впал в мегаломанию. Его привлекала мысль о полном блэкауте Нового Потсдама, но Траудль убедила его, что более тонкий подход всегда лучше.

– Тогда это можно будет повторять снова и снова, – говорила она ему однажды ночью в постели. – Никто не поймет, что это делаем мы, и полиция новопотсдамцев сойдет с ума.

– Что значит мы? – спросил Вольф.

Траудль захихикала и прижалась к нему.

– Конечно, я имела в виду ты, – сказала она.

Выбранная станция мониторинга получала картинку с шестидесяти камер, размещенных тут и там по Бранденбергер-Тор и на некоторых перекрестках южнее. Именно такая цель тоже была идеей Траудль.

Вольф закрыл одно за другим все подменю, затем вызвал берлинскую секцию сети, откинулся в кресле и фальшиво насвистывал, пока мимо проходил его начальник.

– Есть проблемы? – спросил начальник.

– На Западном фронте без перемен, – ответил Вольф с самодовольной ухмылочкой.

* * *

Погода играла им на руку.

О такой ночи Курьеры молят. Пятнадцать сантиметров снега и семь градусов мороза, ледяной ветер, которому ничто не преграждало путь на маршруте Северная – Центральная Европа и не мешало снизить температуру примерно до минус тридцати градусов, – завывающий вихрь, несущий снежные хлопья, словно пульки воздушного ружья. В такие ночи люди совершают ошибки, халтурят, больше думают о собственном комфорте, а не о работе.

Руди ненастья не ощущал, хоть и стоял на окраине Старого Потсдама, на ветру и холоде. Его стелс-костюм был так здорово утеплен, что в нем можно было свариться, если долго не снимать, настолько повышалась температура тела. Но снаружи он всегда оставался на уровне окружающей среды, чтобы не выделяться в инфракрасном спектре. Костюм также искусно рассеивал радарные волны до миллиметровых частот, из-за чего его сигнатура на радаре оказывалась крохотной, а миметическая система сливалась с любым фоном, рядом с которым оказывался костюм. Человек в нем походил на плохо одетого хамелеона.

Благодаря всему этому Руди было не отличить от подъезда магазина, где он присел, наблюдая за ярко-освещенной будкой КПП. С другой стороны, если какому-нибудь пьянице приспичет отлить именно тут, Руди ничто не спасет. Он был невидим для большинства широко распространенных охранных устройств, известных человеку, а также для невооруженного глаза на расстоянии полуметра. Ближе казался расплывчатым силуэтом завернутой в лохмотья гориллы в изуродованном мотоциклетном шлеме. Не то, что ожидаешь увидеть в подъезде у магазина Старого Потсдама, даже если ты пьян.

Всего через год после декларации независимости организация границ Нового Потсдама больше напоминала импровизацию и не выглядела адекватной. На взгляд Руди, она была излишне театральной и непродуманной, но так бывает во всех новых политиях. Первым делом они, как правило, пытаются организовать оборону. Верный признак зрелости политии – когда выходят рабочие бригады и начинают разбирать заборы. Не считая, наверное, тех частей света, где сильнее страдают от паранойи.

Вокруг Нового Потсдама кое-где строили стены, но по большей части граница все еще представляла собой туннель, залитый прожекторным светом, окружающим плотную спиральную изгородь из колючей проволоки, что шла по средней полосе улиц, разрезая пополам перекрестки и касаясь углов зданий, прерываясь через нерегулярные интервалы, чтобы вместить КПП.

Будки КПП выглядели так, словно их приволокли с парковок, смонтировали на крышах переделанные мобильные РЛС, инфракрасные сканеры и ридеры штрих-кодов, а потом приставили к ним наскоро завербованных пограничников. Как и во многих незрелых политиях, местные власти больше всего потрудились над формой пограничной службы. Она была делом рук берлинского театрального костюмера и весьма напоминала форму руританских офицеров из экранизации Стюарта Грейнджера «Пленника Зенды».

Руди выскользнул из дверного проема, стараясь двигаться ровнее и давать время миметическим системам костюма адаптироваться к заднему фону. Если бы кто-то присмотрелся, то увидел бы отпечатки ног на снегу вдоль основания стены, но сегодня была не та ночь, когда людям приходило в голову присматриваться.

Десять минут он призраком скользил вдоль ряда зданий, никуда не торопясь. Нырнул в арку жилого дома и постоял в темном углу двора, раскрыв молнию костюма. Вокруг его лица клубился горячий воздух. Когда он почувствовал холод, снова застегнул костюм и вернулся на улицу.

Опять прошел вдоль основания стены. Впереди, посреди большого перекрестка, ветер со снегом размывал гроздь фонарей наверху двадцатиметрового столба в центре некогда большой кольцевой дороги. В лужу сине-белого света фонарей вклинивалась изгородь из колючей проволоки, поднималась прямо по склону островка безопасности в середине развязки, спускалась с другой стороны и убегала в завывающую темноту, разрезая круг на две части. На ветру проволока жутковато пела. Руди мягко опустился на одно колено и ослабил охлаждающую маску, закрывавшую лицо, убедившись сперва, что дыхание не выдаст его инфракрасным датчикам. Маска была новая и тесная.

Он дважды щелкнул зубами и возник HUD[2] его шлема – бледно-голубая сетка и отдельные столбцы цифр перед глазами. Он повернул голову налево, затем направо, и цифры замелькали вверх и вниз, показывая данные об округе. Он снова щелкнул зубами, чтобы вызвать инфракрасное зрение, и на здании по другую сторону границы возникли яркие заплатки – там, где выпускали горячий газ дымоходы котлов или изоляция была не в лучшем состоянии. Одна крыша за островком безопасности практически сверкала. Руди беззвучно поцокал языком, глядя на такую неэффективность.