Читать книгу "Прекрасные незнакомки - Жюльетта Бенцони"

Но долго горевать ему не пришлось, его собственное положение было весьма уязвимым. Бюзо прекрасно знал, что и ему не избежать эшафота. А он к тому же очень устал, и ему совсем не хотелось жить в этом обезумевшем мире, где не слышно больше смеха Манон.

И когда он узнал, что его убежище раскрыто, он тоже отправился в небольшой лесок возле Кастийона, достал пистолет и пустил себе пулю в лоб.

В живых остался один Луи Боск, он один вспоминал прекрасную Манон Ролан…

Глава 11

Элизабет Ланж, королева сцены и образец галантности

Покупается женщина…

Напрасно этот человек украсил себя титулом и новой фамилией, никого он не мог обмануть: он как был, так и остался подмастерьем из мастерской париков, родом из Ниверне. Несмотря на королевский образ жизни, «гражданин граф де Борегар» не был ни графом, ни Борегаром. Зато он был самым подлинным и отъявленным мошенником послереволюционных времен, когда воров и плутов было хоть пруд пруди.

Настоящая фамилия этого человека была Льётро, а его «финансовые операции» – чистое мошенничество. Он «покупал», позабыв обычно заплатить, множество самых разных вещей и потом продавал их втридорога. Начало его богатству положило состояние одного родовитого эмигранта, настоящего графа де Борегара, который, покидая Францию и гильотину, царившую в этой стране, доверил ему свое добро, считая его честным человеком. Льётро же, сочтя, что граф больше никогда не вернется, посчитал себя законным наследником и, не теряя ни минуты, воспользовался наследством.

Так он вставил ногу в стремя, а затем вошел во вкус и принялся ворочать делами. Он купил шахты неподалеку от Мулена и сумел выколотить из них кучу денег, не добыв ни грамма руды, «сэкономив», так сказать, еще и на разработке. А последнее его мероприятие можно было назвать настоящим шедевром. Приятельствуя кое с кем из членов директории, он добился для себя должности директора литейных заводов Мулена и стал продавать за большие деньги пушки, даже не думая их поставлять. Правосудие, как известно, всегда прихрамывает, а в веселые времена директории оно напоминало настоящего калеку, так что никто не спрашивал отчета у ловкого вора, и он мог спокойно почивать на лаврах, пользуясь нечестно нажитыми богатствами, расточая их со вкусом и роскошью.

Красавица Элизабет Ланж, главная звезда театра Фейдо, знала обо всех этих махинациях в мельчайших подробностях, так как «граф» хвастался ими как подвигами. Она смотрела с удивлением, но не без зависти на толстяка, который явился к ней в один из зимних вечеров 1795 года и с трудом уместился в хрупком кресле в греческом стиле, на которое она ему указала.

И вот уже добрый час он разглагольствовал о своих великих заслугах, не обнаруживая ни малейшей усталости. Наконец господин Льётро-Борегар поднял палец и с лукавой миной пиротехника, собирающегося запустить в небо «букет», с важностью объявил:

– Поймите меня правильно, гражданка! У меня усадьба в Иль-де-Франс, один замок в Турени, другой в Провансе, поля, охотничьи угодья, пруды, вилла в Швейцарии, я только что одним махом приобрел дворец Багатель и особняк принца де Сальм[10] в Париже. Я, без всякого сомнения, самый богатый в Париже человек, но мне этого мало. Я хочу стать королем. Королем без короны, но не хуже тех, каких у нас больше нет.

Элизабет Ланж мило улыбнулась и, откинувшись на канапе красного дерева, тихонько зевнула, прикрывшись изящным веером из слоновой кости. Она сидела в небрежной позе, позаботившись, чтобы полупрозрачное платье, слишком легкое для зимнего вечера, не скрывало ее безупречные ножки.

– Если вы стремитесь к титулу короля, сударь, – сказала она с улыбкой, – то, быть может, стоит отказаться от обращения «гражданин» и «гражданка». Они вышли из моды и, я бы сказала, не приходятся ко двору, тем более королевскому. От них несет коммуной и лавочниками.

Финансист покраснел, как школьник, пойманный на ошибке, и принялся теребить концы пышного шейного платка, закрывавшего ему пол-лица.

– Я… да… Может быть, вы и правы. Ну, так я, мадемуазель, продолжу свою речь в словах, которые вам больше по вкусу. В общем и целом я хочу, чтобы вы поняли главное: человеку с моим положением нужна необыкновенная любовница. Потрясающая, незаурядная. Женщина несравненной красоты. А в Париже никто не сравнится с вами.

– Комплимент прямолинейный, но не лишенный приятности.

– Я говорю то, что есть, вот и все. На мой взгляд, вы королева Парижа. И не я один так думаю. Многие со мной согласны и считают, что за вами по степени привлекательности следуют красавица Тальен и гражданка… простите, виконтесса де Богарне, у них тоже есть блеск. Но я хочу вас.

Мадемуазель Ланж сурово посмотрела на своего гостя и приподнялась, пряча безупречную ножку под подол.

– Сударь! Об этом мы тоже говорить не будем!

Поставленный на место, Льётро-Борегар не знал, как продолжить разговор, и решил идти напролом. В конце концов, у этой красавицы больше всех самых разных поклонников, она должна привыкнуть к тем, кто хочет иметь с ней дело! Он не без труда вылез от узкого кресла и отважно уселся на канапе рядом с красавицей. Место это было куда выигрышнее кресла, отсюда было гораздо лучше видно все, что скорее открывало, чем прятало глубоко декольтированное по последней моде мервейёз[11] воздушное платье.

– Выслушайте меня и не перебивайте на каждом шагу, – напористо начал он. – Да, я дворянин – это правда (как мы уже сказали, правды в этом утверждении не было ни на грош), но в первую очередь я деловой человек. В деле, которое я вам предлагаю, речь идет не о чувствах. Думаю, вы достаточно опытны и вас это не смутит. Вы красивы, вы желанны, это все, что мне нужно. Будьте моей, и за это я осыплю вас золотом и бриллиантами, дам все, о чем только может мечтать самая требовательная женщина. Я назначу вам содержание… Скажем… десять тысяч ливров в день?

Сумма была так велика, что даже актриса не сумела скрыть удивления. Глаза у нее слегка округлились, и, хотя она промолчала, ей подумалось, что человек, сидевший рядом с ней, и сам тоже сделан из золота. А мнимый граф продолжал:

– Это составит триста тысяч ливров в месяц, стоит подумать, мне кажется!

– Я умею считать, – мягко ответила актриса. – Но если вы не будете возражать, я бы предпочла остановиться на предложении «в день».

– Идет! Почему бы нет? Боитесь, что разонравитесь мне на следующий месяц?

Грубость, граничащая с оскорблением, мгновенно заставила Элизабет подняться. Она посмотрела на толстяка с нескрываемым презрением.

– Не буду обманывать вас, месье! Но если я предпочитаю такие условия, то потому только, что прежде всего дорожу своей свободой. Может быть, весьма скоро вы мне станете в тягость, и я хочу иметь возможность освободиться от вас, как только пожелаю.