Читать книгу "Анатомия преступления. Что могут рассказать насекомые, отпечатки пальцев и ДНК - Вэл Макдермид"

А потом с Робертом связался местный коронер и попросил помочь с расследованиями. «Мне хотелось подзаработать, и я согласился. С этого все и началось», – объясняет он. Дело было новым и трудным, но профессионализм Роберта постоянно рос. Поскольку изменения, производимые большинством ядов в тканях, невозможно увидеть в микроскоп, Роберт проводил химические анализы крови, мочи, волос и других органов (в том числе впоследствии ногтей), образцы которых получал от патологоанатомов.

Иногда отравление метадоном носит хронический, а не острый характер. Это можно определить по волосам жертвы. Поскольку волосы растут со скоростью приблизительно 1 см в месяц, Роберт разрезает волос на несколько сантиметровых кусочков и исследует каждый из них, определяя время поступления наркотика в организм. Такая техника полезна при лекарственном скрининге, а также при расследовании преступлений, связанных с применением наркотиков. «Допустим, у проститутки есть ребенок. Ей нужно, чтобы он молчал, пока у нее клиент, и она постоянно дает ему метадон. Но однажды неправильно рассчитывает дозу… Она утверждает, что ребенку дал метадон кто-то другой, однако, если оказывается, что ребенок месяцами получал небольшие дозы метадона, ее версия уже выглядит менее убедительной».

Однако метод требует умелого обращения. Светлые волосы содержат меньше меланина, а потому впитывают наркотики хуже, чем темные. Зачастую следы наркотиков исчезают после косметических процедур (скажем, окраски и распрямления волос). И все же анализ на определение наркотиков по волосам весьма эффективен, и проводить его можно даже после смерти.

С годами Роберту стало ясно: концентрации наркотических веществ в большинстве других частей тела сильно меняются после смерти. «Интерпретировать результаты далеко не просто», – признает он. Раньше ученые считали, что «живая кровь» дает те же токсикологические результаты, что и кровь после смерти. «Сейчас мы знаем, что это не так. Поэтому действовать нужно с предельной осторожностью. Все это очень, очень сложно».

Количество и локализация яда зависят от способа, каким он попал в организм. Если яд вдохнуть, то он большей частью осядет в легких. Если ввести внутримышечно, он будет главным образом в мышце в области инъекции. При внутривенном введении яд попадет в кровь, а в желудке и печени его искать практически бесполезно. Зато если яд проглотить, он окажется в основном в желудочно-кишечном тракте и печени. Роберт объясняет: «После смерти обязательно берут образцы крови. К сожалению, часто можно видеть, что на юге Англии патологоанатомы пренебрегают исследованием содержимого желудка, хотя это чрезвычайно важно». Похоже, что в токсикологии, как и во многих других сторонах английской жизни, есть существенная разница между севером и югом.

Токсикология не только выявляет токсины в организме, но и помогает распутывать преступления. Предельно серьезная ситуация возникает, когда убийца – сотрудник государственного учреждения, особенно если оно должно заботиться о слабых и больных людях.

Тридцатитрехлетняя Джесси Мактавиш работала медсестрой в гериатрической палате Рачиллской больницы в Глазго. 12 мая 1973 года она увидела в американском телесериале «Айронсайд», как родственники престарелых пациентов платят медперсоналу за их умерщвление. На следующий день она обсуждала сюжет с коллегами, и один из них упомянул, что отравление инсулином нельзя отследить. А недели через три пациенты в палате Джесси начали умирать. Только в июне скончались пятеро.

1 июля последовала шестая смерть: 80-летней Элизабет Лайон. Врач, констатировавший ее смерть, заподозрил неладное. Переговорив с пациентами из палаты, он обнаружил, что одна из них боится Джесси: та сделала ей укол, после которого самочувствие резко ухудшилось. В ответ на недоуменный вопрос медсестра утверждала, что в шприце была стерилизованная вода, плацебо. Между тем сотрудники больницы сообщили, что Джесси часто делает больным уколы, не отмечая их в медицинской карте. Кто-то слышал, как она шутит, что после всех этих смертей в морге ее называют «сестрой-убийцей».

Мактавиш отстранили от работы и обвинили в том, что она сделала трем пациентам уколы, не предписанные врачом. Один из этих пациентов умер. В те времена токсикологи плохо умели обнаруживать следы инсулина в организме. И все же по тканям обеих рук Элизабет Лайон удалось установить факт инъекций и повышенное содержание инсулина.

В июне 1974 года Мактавиш предстала перед судом по обвинению в убийстве Элизабет Лайон и попытке убить еще трех пациентов путем незаконных инъекций. Против нее дали показания некоторые медсестры и врачи. Одна из медсестер сообщила, что нашла в подсобке пустые ампулы из-под инсулина, хотя ни одному из пациентов инсулин не назначался. Другая медсестра слышала слова Мактавиш: «Даже если трупы откопают, следы инсулина в них не найдут». В итоге отравительницу приговорили к пожизненному заключению.

Однако пять месяцев спустя она подала апелляцию. Адвокат заявил: первоначальный судья лорд Робинсон не сообщил присяжным, что Джесси отказалась от слов, которые ей приписывал полицейский инспектор. Инспектор не записал ее слова на пленку, но утверждал, что в ответ на предъявленное обвинение Мактавиш сказала: «Я дала миссис Лайон полкубика растворимого инсулина, поскольку она хотела избавиться от страданий и у нее плохо работал кишечник». Джесси же опровергала его, уверяя, что упоминала лишь инъекции стерилизованной воды. Более того, инспектор якобы посулил, что, если она признается в инъекциях инсулина, с нее возьмут лишь «пять фунтов штрафа на суде шерифа». Апелляционный суд отменил приговор, согласившись, что лорд Робинсон ввел присяжных в заблуждение.

Мактавиш удалили из шотландского «Реестра медсестер». Вскоре она вышла замуж и взяла фамилию мужа, которая помогла ей в 1984 году зарегистрироваться в «Профессиональном реестре британского центрального совета по уходу за больными, акушерству и патронажной работе».

Обвинение Мактавиш постигла неудача. А вот дело печально известного медика, который делал пациентам уколы морфия и сам выписывал свидетельства о смерти, никаких вопросов не вызывало.

Гарольд Фредерик («Фред») Шипман родился в 1946 году в одном из рабочих районов Ноттингема. Он был способным мальчиком и столь успешно сдал экзамен по окончании начальной школы, что его направили учиться в Хай Пейвмент, лучшую из местных средних школ. Его мать считала, что соседи им не ровня, и внушила Фреду чувство превосходства над окружающими. Это способствовало его отчуждению от сверстников. Он был предан матери, и для него стало потрясением, когда ее жизнь медленно, но верно унес изнурительный рак легких. Днем приходил врач, который делал уколы морфия. Обычно Фред был рядом и беспомощно глядел, как мать проваливается в мирное полузабытье. Она умерла, когда Фреду было 17 лет.

В 1965 году он поступил на медицинский факультет Лидского университета и тогда же познакомился с Примроуз Окстоуби, 16-летней оформительницей витрин. Он женился на ней за три месяца до рождения их дочери. Но еще в свою бытность студентом новоявленный муж и отец пристрастился к петидину, который обычно назначают для обезболивания родов. Дело в том, что в ходе обучения студентов поощряли экспериментировать с лекарствами: в группе из четырех человек двое принимали лекарство и двое отслеживали его действие. По-видимому, так он и попался на крючок.