Читать книгу "Подлодки в бою. "Топи их всех!" - Александр Больных"

Такое стремительное нарастание потерь было результатом того, что немцы окончательно отбросили в сторону любые положения Призового права. Немцы почти полностью перешли на торпедные атаки, их количество в восемь раз превысило число атак с помощью артиллерии. При этом более 70 процентов судов, атакованных торпедами, погибло, тогда как при обстреле из орудий гибло только 40 процентов атакованных судов. За все это немцы заплатили всего лишь 10 подводными лодками, причем из них 2 подводных заградителя подорвались на собственных минах.

Оказавшись на краю пропасти, Адмиралтейство принялось лихорадочно изыскивать меры, о которых следовало подумать два года назад. Для начала было решено стандартизовать и упростить проекты строящихся торговых судов, что позволило бы строить их быстрее, чем немцы топят. Но это было не решение, а чистой воды маниловщина, при отсутствии электросварки и методов поточного производства о таком можно было лишь разглагольствовать. Ведь даже в следующую войну такие объемы строительства торговых судов оказались Англии не по силам, хотя, как мы отмечали, потери были даже несколько меньше. Да, только созданное министерство по контролю за торговым судоходством разработало удачные проекты, но за 1917 год удалось восполнить лишь четверть потопленного тоннажа.

Не дали особого успеха и минные постановки в Гельголандской бухте, тем более что по этому вопросу разошлись во мнениях адмиралы Джеллико и Битти. Главнокомандующий Гранд Флита предлагал простое, как валенок, решение: перегородить бухту сплошным барьером, тогда как Первый Морской Лорд намеревался поставить мину широким полукругом вокруг бухты, применив комбинацию небольших заграждений. В 1917 году англичане поставили в этом районе более 15 000 мин, а за всю войну – 43 111 мин, но это не принесло никаких серьезных результатов. Британский историк Ньюболт грустно вздыхает: «Минные заграждения обнаруживались раньше, чем успевали нанести серьезные потери, и как только они выявлялись, сразу принимались меры по их тралению, либо после уточнения границ их обозначали буями. Если немецкие минные постановки никогда серьезно не мешали британскому торговому судоходству, требовалась слепая вера, чтобы предположить, будто британские мины сумеют приковать немецкие субмарины к их базам либо понесут заметные потери во время выхода. Ведь немцы всегда могли выбрать подходящее им время и принять необходимые меры предосторожности».

Оставалась последняя и самая действенная мера – введение системы конвоев, чему мешало остервенелое сопротивление адмиралов Джеллико и Даффа, которых можно считать главными виновниками сложившейся катастрофической ситуации. Как ни странно, потребовалось вмешательство французов, чтобы изменить положение. Первый конвой угольщиков вышел в море 10 января 1917 года. К концу апреля в составе конвоев Ла-Манш пересекли 2600 угольщиков, и потери составили всего лишь 0,19 процента, хотя маршрут проходил через один из самых опасных районов. После этого адмирал Дафф изменил свое отношение к конвоям, но Джеллико – нет. Лишь 27 апреля Даффу удалось вырвать согласие Джеллико на введение конвоев из Гибралтара в Англию, причем Джеллико открыто заявлял, что он против этой меры. В результате первый конвой из Гибралтара вышел в море только 10 мая, в зоне подводной опасности его встретили 8 эсминцев, и к цели он прибыл, не потеряв ни одного судна. Успех воодушевил, и 24 мая из Хэмптон Роудз вышел первый атлантический конвой. Океан он пересек в сопровождении броненосного крейсера «Роксборо», на подходах к Англии его встретили эсминцы, и снова все завершилось благополучно. Правда, от этого конвоя отстали два судна, и одно из них было потоплено подводной лодкой. Этот переход доказал, что неспособность капитанов торговых судов сохранять строй и совершать согласованные маневры сильно преувеличена господами адмиралами.

После этого до конца июля через Атлантику был проведен 21 конвой, из 354 судов были потоплены всего 2, но Джеллико, как безумный, твердил: «Никаких конвоев». Однако ситуация продолжала оставаться слишком опасной, хотя пик был пройден. Но в мае потери составили 616 000 тонн, в июне – 696 000, в июле – 555 000 тонн, тут уж не до амбиций оскорбленного адмирала. Пришлось вводить систему конвоев, несмотря на все упрямство британского Адмиралтейства, и результат сразу сказался. Хотя конвойная система была введена далеко не на всех маршрутах, там, где она использовалась, потери стремительно сокращались. Из 8894 судов в составе конвоев было потоплено только 27, то есть 0,3 процента. За тот же период на тех же маршрутах было потоплено 356 судов, совершавших самостоятельный переход. Кстати, американцы приписывают заслугу введения конвоев адмиралу Симсу, командовавшему американскими морскими силами в Европе. Увы, на том же трансатлантическом маршруте на упомянутые 354 судна в составе конвоев пришлось 3000 одиночных судов при соответствующих потерях.

Но самое странное при этом – по другую сторону линии фронта воцарились растерянность и чувство, сильно похожее на отчаяние. Дело в том, что эксперты фон Хольцендорфа ошиблись практически во всех своих предположениях. Первой их ошибкой стала недооценка финансовой устойчивости Великобритании и переоценка англо-американских противоречий. Несмотря ни на что, Великобритании были открыты неограниченные кредитные линии в Соединенных Штатах. Экономика Великобритании также оказалась гораздо более гибкой, чем предполагали немцы. Несмотря на нарушение структуры импорта, она сумела приспособиться к новым условиям. Ну и, разумеется, как позднее Гитлер, фон Хольцендорф грубо ошибся в оценке британского характера. Рядовой англичанин не собирался продавать Родину за апельсиновый джем к файв-о-клоку, он был готов пойти на лишения ради победы над кровавым врагом. Был введен жесткий контроль над потреблением продовольствия, но бунтов не последовало. Даже в этом аспекте Великобритания сумела превзойти Германию. Неограниченная подводная война и связанные с ней лишения привели к парадоксальному результату – здоровье нации улучшилось! Сократилась заболеваемость, а уровень детской смертности в 1916 году оказался ниже, чем в последние предвоенные годы.

Оценки производства зерна в Англии тоже оказались абсолютно ошибочными. Немцы не приняли во внимание слишком маленькие посевные площади в Англии, больших не требовалось, ведь перед войной Англия предпочитала импортировать зерно. Однако, когда возникла необходимость, к 1917 году был распахан миллион акров английской «целины», а в 1918 году – еще миллион. В результате производство зерна непосредственно в стране увеличилось на четверть. Наверное, вам покажутся странными эти рассуждения, но дело в том, что подводная война стала одним из аспектов нового явления в истории человечества – тотальной войны. Подводные лодки не воздействовали непосредственно на вооруженные силы противника, главный удар наносился по вражеской экономике. Поэтому подсчеты дивизий и линкоров при анализе их действий носят второстепенный характер, на первый план выходят указанные факторы. О какой голодной смерти могла идти речь, если в 1918 году производство пшеницы в Англии увеличилось на миллион тонн по сравнению с 1914 годом, овса – на 1,4 миллиона тонн, картофеля – на 2,6 миллиона тонн. Да, потребление кофе, сахара, сыра сократилось, но при этом возросло потребление бекона и картофеля. Ничего подобного немецкой «брюквенной зиме» 1916–1917 годов в Англии не наступило, и ворон жарить никто не собирался. Совершенным анекдотом оказались предсказания комиссии фон Хольцендорфа, что из-за перебоев с доставкой скандинавского леса остановится британская угольная промышленность. Кстати, вот она, причина нападений на скандинавские конвои!