Читать книгу "Когда зацветет абелия - Ирина Лакина"

На парадной лестнице выстроились слуги во главе с дворецким. Все до единого улыбались – искренне и открыто.

Герцог спешился и поспешил открыть для меня дверцу.

– Вот мы и дома, графиня, – с улыбкой сказал он, подавая мне руку.

Едва я ступила на землю, как с лестницы раздался хор голосов:

– Герцогу и будущей герцогине ура! Ура! Ура!

Одна из служанок подняла с пола корзину, наполненную лепестками роз, сбежала по ступенькам и начала осыпать нас, словно мы на самом деле были влюбленной парой, прибывшей в семейное гнездышко.

Такой прием растопил лед в моем сердце и вызвал улыбку. Я радовалась как ребенок и улыбалась во все свои тридцать два зуба… Пока за одним из окон первого этажа не мелькнуло смуглое лицо женщины – красивое, как у египетской богини, и опасное, как ночь.

Глава 15

Придирчивым взглядом я прошлась по своему отражению в зеркале. Портниха и две горничные, выделенные мне в помощницы герцогом, хлопотали над корсетом и поправляли юбки. Роза, пышнотелая девушка с добрыми серыми глазами, колдовала над моей прической. Одну за другой она снимала с моих прядей папильотки, получая упругие пышные локоны, которые тут же подбирала шпилькой и прикалывала к затылку. Водопад из завитых прядей ниспадал на мою оголенную шею, подчеркивая ее красоту и акцентируя внимание на открытой спине.

Я решила немного удивить герцога, который так много говорил мне об игре в любовь и страсть, и пошила свадебный наряд из алого шелка, со смелым треугольным вырезом на спине, который острым углом упирался в поясницу. Будет ему страсть!

Платье держалось на тонких кружевных лямках, открывая взору острые плечи, а по линии декольте было украшено маленькими изумрудами из сокровищницы герцога.

– Графиня, вы чудо как хороши! – заявила Роза, выпустив по завитку на каждую сторону лица.

– Спасибо, милая Роза, – ответила я, улыбнувшись.

– Герцог выбрал себе самую красивую женщину в королевстве, – поддакнула портниха со странным именем Сальвадора.

Странность заключалась не только в ассоциации с небезызвестным художником, но и в том, что все домашние величали ее не иначе, как Дора. Пару раз я даже отозвалась, придумав на ходу нелепые отговорки.

Женщина согнулась в три погибели и последними стежками подшивала тесьму по краю платья.

– Зола будет в бешенстве, – тихо брякнула вторая горничная по имени Флора, которая застегивала мне на шее колье с бриллиантами.

Улыбка пропала с моего лица. Эта местная «Нефертити», одна из привезенных герцогом невольниц, была совсем не рада моему появлению во дворце.

В день приезда она следила за нами в окно на первом этаже, прячась за белой атласной шторой. Но ее смуглое лицо настолько сильно контрастировало с белой тканью, что не увидеть ее было невозможно.

Ее взгляд тогда заставил волоски на моей голове шевелиться от страха. Она смотрела с ненавистью, на которую способна только обманутая женщина, распираемая от ревности и обиды.

Она встретила Альваро сухим кивком головы и скрылась в своем флигеле. Вот уже второй день во дворце не видно ее золотых парчовых шаровар и длинной зеленой рубахи из китайского шелка.

Двое других гурий оказались гораздо гостеприимнее. Это были мать и дочь – Приша и Тара. Как рассказывали слуги – мать была насильно выдана замуж в возрасте четырнадцати лет, и муж обходился с ней весьма жестоко. Он беременной выбросил ее на улицу, предварительно избив до полусмерти. Рано повзрослев, она была вынуждена скитаться и торговать собой. Альваро наткнулся на девушку с ребенком, когда они спали на скамейке в порту. Ее била горячка, у нее была сломана рука, и она совершенно обессилела от холода и голода, а у девочки были огромные синяки под глазами и стертые до крови босые ноги. Это была его первая поездка в индийские земли, которая случилась девять лет назад. Сейчас Прише было тридцать четыре, а ее дочери Таре девятнадцать. По средневековым меркам Приша была уже старухой. Но это было настолько далеко от правды, что я порой не могла понять, кто из них двоих старше – юная Тара или вкусившая горестей Приша.

Приша была отрешенной и молчаливой женщиной, которая с трудом говорила на испанском. Она упорно продолжала носить традиционное сари и лепить на лоб красную точку – бинди. С Тарой было проще – она выросла в имении герцога и была воспитана в соответствии с местными устоями. Ничто не отличило бы ее от дочери какого-нибудь уездного гранда, если бы не смуглая кожа и кошачий разрез глаз. Если Приша смотрела на герцога как на брата и благодетеля, то Тара была влюблена. Это было заметно по ее быстрым вкрадчивым взглядам на герцога, по краснеющим щекам, когда он обращался к ней, по мечтательному выражению лица. Несмотря на это, она приняла меня спокойно, точно знала наперед, что когда-нибудь герцог приведет в дом молодую жену, и понимала, что ее мечты о нем так и останутся мечтами.

Зола же тревожила меня. Даже больше – я боялась ее молчания и демонстративного заточения больше, чем веселой трескотни Тары и тихой грусти Приши. В памяти постоянно всплывали ее глаза – масляно-карие, наполненные ненавистью и угрозой.

Золу герцог выкупил на невольничьем рынке в одном османском порту. Девушку никто не хотел покупать из-за ее бешеного нрава. Она рычала на всех, кто приближался к ней, бросалась на людей, не обращая внимания на кандалы и цепи, мужественно сносила удары кнута и пиратских сапог.

Ее тело было покрыто синяками, а на коже запеклась бурая кровь. Альваро встретился с ней глазами, случилось чудо – она подпустила его к себе и позволила дотронуться до лица. Сжалившись над беднягой, он выкупил ее за два мешочка мускатного ореха. Хотя по рыночным меркам избитая, дерзкая, обессилевшая – она не стоила и трех курушей. Не купи ее Альваро – в тот же вечер ее зашили бы в мешок и бросили на дно моря, как пришедший в негодность товар.

Эта женщина была предана герцогу, как собака. И любила его до помутнения рассудка. И именно поэтому я боялась ее так, словно она была самым главным кошмаром моей жизни.

Ее присутствие ощущалось повсюду. За каждым углом и каждым поворотом длинных коридоров дворца Альенсо мне мерещилась ее тень, чудился ее запах с нотками сандалового дерева и пряностей. Я просыпалась в холодном поту и подолгу дышала у открытого окна, пытаясь прогнать из мыслей ее злобное лицо.

Итак, миф о гареме и распутной жизни Альваро был развенчан. Я понимала, почему он с удовольствием подливал масла в огонь, когда речь заходила о его восточных красавицах, но на душе все равно было неспокойно. Роза рассказала мне, что герцог упорно отказывается признавать какие-либо отношения со спасенной рабыней, но она своими глазами видела несколько раз, как Зола приходила к нему в мраморную залу (оборудованную под турецкую баню) и оставалась там несколько часов.

Ясен пень, чем они там занимались. Каждый раз, когда я вспоминала этот рассказ горничной, ярость затмевала мне разум. Хотелось немедленно броситься к ней во флигель, вытащить ее на улицу и повыдирать все ее курчавые черные волосы.