Читать книгу "Calendar Girl. Никогда не влюбляйся! Февраль - Одри Карлан"

– Ты так прекрасна. Так уникальна. Ты слишком хороша, чтобы принадлежать одному мужчине. Тот, кому удастся заслужить твою любовь… навсегда… будет un homme très chanceux.

– Что это значит? – шепнула я в его губы, затем потерлась носом о его нос.

Пальцы Алека погрузились в растрепанные пряди моих волос, ладонь легла на затылок. Его глаза были цвета золотых кирпичей – тех самых, что существуют только в волшебных сказках.

– Это означает, что ему очень повезет. Тот, кто навсегда завладеет твоей любовью, станет очень богат.

– Алек…

Я покачала головой, а затем прижалась к его груди – самому безопасному убежищу, где я могла в тот момент оказаться.

– Ох, ma jolie, как же мне будет не хватать твоей любви.

Он обнял меня так же крепко, как я обнимала его. А может, и крепче. Хоть у меня оставалась еще пара дней, именно этот момент мне суждено было запомнить на всю жизнь. То время, когда я поняла, что существуют различные виды любви, и что нормально любить тех, кому ты отдаешь часть себя, даже если они этого и не заслуживают. Но Алек как раз заслуживал, и проведенные вместе недели останутся с нами навсегда.

Мы вместе творили и любили друг друга, пускай и по-своему. Именно это будет иметь значение, когда я оглянусь на свою жизнь и на принятые мной в прошлом решения. Как и на те, что я приму в будущем. Время, проведенное с Алеком, ни с чем невозможно было сравнить – и постепенно я пришла к мысли, что на этом пути каждый клиент добавит что-то свое к узору моей жизни.

– Идем. Нам надо поесть, чтобы поскорей вернуться домой и чтобы я мог хорошенько тебя отжарить на десерт!

Поиграв бровями, Алек отвел меня обратно к лифту.

Ужин в ресторане «Скай-Сити» оказался, мягко говоря, впечатляющим. Я заказала цыпленка-дзидори, запеченного с восхитительной копченой моцареллой и хлебным пудингом. За такое и умереть не жалко! Алеку подали говяжью вырезку. И к ней сырное фондю с беконом, при одном виде которого у меня потекли слюнки. За ужином мы давали друг другу попробовать наши блюда, а под конец обменялись парочкой историй из жизни до «Любви на холсте». Алека удивило, что я выросла в пустыне. Он не спросил, каково работать в эскорте или почему я выбрала эту профессию – и за это я была ему благодарна. Алека больше интересовала моя карьера начинающей актрисы и страсть к мотоциклам. Я, в свою очередь, узнала, что он перебрался в Штаты в двадцать с небольшим, но ездил во Францию после каждой крупной выставки. Он собирался на родину через несколько дней после того, как я перейду к следующему клиенту.

Оказалось, что физическое влечение – не единственное, что может объединить нас с Алеком. Я вполне могла представить, что мы останемся друзьями и после моего отъезда – но, конечно, совсем не такими, как с Уэсом. Мой серфер был единственным в своем роде.

* * *

И вот этот день наступил. День выставки Алека Дюбуа «Любовь на холсте». Мастерскую полностью переоборудовали, превратив в галерею – или, по крайней мере, так мне сказали. Я слегка нервничала в предвкушении того, что люди сегодня скажут о работах Алека – главным образом, конечно же, потому, что центральной темой этих полотен была я. В завершенном виде выставка состояла из семи картин. Алек сказал, что, кроме тех шести, которые я видела, он нарисовал еще одну – но ему хотелось, чтобы она пока оставалась сюрпризом. Работе над седьмой картиной и были в основном посвящены последние два дня.

Эта разлука была нам необходима – ведь оба мы помнили, что завтра я сажусь на самолет в Вегас, который унесет меня из жизни Алека… возможно, навсегда. Никто не знал, что готовит нам будущее. Мы знали лишь то, что оно неизбежно.

Милли прислала мне билеты на самолет в Вегас и билет в одну сторону на Чикаго, где Энтони Фазано должен был встретить меня лично. Срок моего пребывания в Сиэтле подходил к концу. Меньше чем через двадцать четыре часа я буду уже на борту самолета, летящего домой. Джин и Мэдди собирались встретить меня в аэропорту и отвезти прямо к папе. Мне нужно было повидать старика.

Часы показывали шесть вечера. Пришло время подготовиться к сегодняшнему событию. Перерыв сумку, я вытащила единственное привезенное с собой платье. Будучи девчонкой из Вегаса, я всегда возила с собой маленькое черное платье – немнущееся, такое, чтобы можно было его сложить и запихнуть на дно сумочки. Я была практически уверена, что мне придется идти либо босиком, либо в щегольских шлепанцах, либо вообще совершить модное самоубийство и явиться на вечеринку в платье и мотоциклетных ботинках. Пока я перебирала эти немногочисленные варианты, на кровать, где я сидела и рылась в своем барахле, приземлилась огромная белая коробка, перевязанная ярко-алым бантом.

– Для тебя.

Медоточивый голос Алека пробился сквозь туман в моей голове. Я развернулась, и у меня отвисла челюсть. Алек, принарядившийся к выставке, стоял у кровати. На нем был костюм. Впервые я видела его в чем-то настолько формальном. Он выглядел невероятно элегантно – и это еще слабо сказано. При виде его великолепного тела, облаченного в изысканные шелка, у меня аж слюнки потекли. В этом костюме все было черным – пиджак, сорочка под ним и узкий сатиновый галстук. На меня это определенно подействовало. Между бедрами мгновенно увлажнилось. Воздух практически звенел от напряжения, когда полотенце, в которое я завернулась на время поисков одежды, соскользнуло на пол.

– Douce mère de toutes les choses saintes[28], – приглушенно сказал он по-французски.

Моему либидо это не помогло. Вместо того чтобы успокоить, француз только распалил меня еще больше. Я прикусила губу и сглотнула, глядя, как он подходит ко мне. Не прошло и секунды, как Алек прижал свои губы к моим, а меня – спиной к стене. Его ладони легли мне на задницу и приподняли меня. Когда заметная выпуклость у него в штанах вжалась в мое тело там, где я больше всего хотела ее ощутить, еще сильней придавливая меня к стене, я застонала.

– Мы не можем заняться этим сейчас, – наигранно запротестовала я, не веря ни единому своему слову.

Посасывая его шею и губы, я вдавила пятки Алеку пониже спины. Он со стоном засунул язык мне в рот. В течение нескольких долгих секунд для меня не существовало ничего, кроме его языка, вольно гуляющего у меня во рту, зубов, покусывающих мои губы, и прижавшегося к коже шелка.

– Можем. И занимаемся, – выдохнул он, и я ощутила тепло его дыхания на своей шее. – Nous allons nous dêpécher.

– Что это значит? – спросила я, поцеловав его за ухом, там, где ему нравилось больше всего, и с силой оттянула его голову назад, ухватившись за узел волос на затылке.

Его глаза потемнели, и в их чернильных глубинах не читалось ничего, кроме желания ублажать.

– Это означает, что мы спешим.

Дернув за ремень, он расстегнул штаны, вытащил из кармана презерватив и, спустя пару секунд, уже примостился у самого моего входа.