Читать книгу "Шаг влево, шаг вправо - Александр Громов"

Заяц!

Самый обыкновенный косой летней серо-коричневатой масти выскочил прямо на меня из-за кустов, на секунду замер в испуге и, взбрыкнув задними ногами, стреканул прочь. Фу ты, дрянь, едва не напугал. Нервы на пределе, как у сталкера. Хуже: как у барышни… А самое поганое в «эффекте отталкивания» то, что отталкивающим фактором может послужить что угодно, аномальность подло маскируется под естественность. Медведи, интересно, здесь не водятся? Рысь сзади на холку не прыгнет?

Кто ж ее знает.

– Алексей, не молчи. Что делаешь?

– Двигаюсь, – сердито ответил я. – Нах остен. Прошу не отвлекать: тут оступиться – раз плюнуть.

– Понял, – сказал Шкрябун после паузы. – Докладывай, если что. Я на связи.

«Если что»… Если что-то случится, еще вопрос, успею ли я доложить. На этот случай к моему левому плечу специальной сбруей прикреплена миниатюрная видеокамера с двухчасовой кассетой. Может быть, постфактум удастся установить, что именно со мною случилось.

Мешает движениям, зараза.

Медведей на острове не водилось. Рысей, по-видимому, тоже. Некоторое время меня донимал чудом доживший до холодов одинокий комар; простодушный буколический кровосос отнюдь не московской квартирной выучки назойливо жужжал и просился под капюшон промокшей пуховки. Я отмахивался на ходу.

Серость серостью, сырость сыростью, а все-таки было здесь и красиво той несколько странной для южанина и середняка красотой, не для человека созданной и не человеку служащей, когда первым делом ощущаешь чуждость себя в этом лесу, выросшем на голых камнях. Во всяком случае, сломать ногу, сверзившись с валуна, тут не составило бы никакого труда. Скользя и обдирая ягель рантом мокрых ботинок, я поднимался вверх на округлые гранитные лбы, каждый следующий казался мне высшей точкой острова, но через пять шагов я убеждался, что за очередной низинкой, приютившей с десяток сосен, круглится скала повыше предыдущей, и снова карабкался.

Запертая в скалах вода не нашла ничего лучше, как закиснуть болотцем. Толстый влажный мох, приютивший красные брызги клюквы, заставил сделать крюк, и благодаря ему я снова увидел зайца – он промелькнул в том направлении, откуда я шел, и исчез. Прорвался, значит…

Что-то рано. Если я невольный загонщик, то прорываться мимо меня надо чуть дальше, где остров имеет максимальную ширину. И комар куда-то исчез, с ним было спокойнее…

– Рыльский на связи. Виктор Иванович!

– Что случилось, Алексей?

– Пока ничего. Вот что надо запомнить: «эффект отталкивания», возможно, действует не только на людей и высших животных. У того разрезанного коттеджа в Языкове по летней жаре я не видел ни одной мухи. Это мы упустили.

– Понял, Алексей. Как ты там?

– Тут не лес, а полоса препятствий. Зато согрелся. Продолжаю движение.

Мало-помалу я начал спускаться. Ощущение опасности, пожалуй, возросло, и противнее всего было полное сознание невозможности предугадать характер опасности. Треснет гранит под ногами и поглотит настырного человечишку? Рухнет под ветром сосна, какая потолще, и приложит парой кубометров древесины по маковке? Или аномальный субъект, которого мы тщимся спасти, уже подышал на руки, извлек из кармана жилетки какую-нибудь дамскую пукалку и караулит меня вон за тем валуном, чтобы шарахнуть в упор?

Никакой живности больше не попадалось, даже муравья. И заяц, наверно, с удовольствием убежал бы с острова, если бы только мог, да не сможет до ледостава. Мертвая чайка лежала в трещине скалы – видать, шибануло порывом ветра о гранит. Или – мертвая по иной причине? Залетела, глупая, туда, куда не следовало, где нельзя находиться ничему живому… Кроме меня, потому что мне до сих пор везло, а Максютов именует мое везение устойчивостью к «эффекту отталкивания». Он уверовал еще тогда, после моей поездки на Валдай к уполовиненному коттеджу. «Между нами, Алексей. Стоило мне только подумать о том, чтобы самому туда съездить… конечно, не поехал бы, а так, чисто гипотетически… Так вот, стоило мне только подумать, как страшно разболелся зуб. Запломбированный. И сразу все прошло, как только я вызвал тебя. Улавливаешь?»

Трудно не уловить. Ему по-прежнему ничего не понятно в «эффекте отталкивания», кроме того, как надо действовать при малейших признаках его проявления. Капитан Рыльский, ату!

Гав!

Подкравшись исподтишка, мокрый кулак ветра злобно ударил мне в лицо, и так же внезапно расступились прилепившиеся к кромке обрыва сосны. Я едва не шагнул вниз и даже занес ногу, но успел одуматься. Ф-фу… Расшагался! До дикого нагромождения скальных обломков, простодушно выставивших мне навстречу острые зубцы, лететь было не так уж долго, а кувыркнулся бы через голову – и привет. Поди определи потом, что послужило причиной: специфика «эффекта отталкивания» или посторонний фактор в виде собственной дурости. Хреновая из тебя лакмусовая бумажка, капитан Рыльский…

Настоящий каменный хаос – вот чем был восточный берег. Свинцовая вода, врываясь в гранитные лабиринты, пыталась обмануть, делая вид, будто пропадает среди камней, и с пушечной силой неожиданно выстреливала фонтаны из незаметных расщелин. Я двинулся по краю обрыва, ища место, где мог бы спуститься без риска поломать ноги, и тут увидел человека.

С первого взгляда стало ясно: рыбаки не наврали ни словом; когда же, глотая ветер, я все-таки спустился, осторожно переползая с глыбы на глыбу и избегая прыжков, удивление мое едва ли не возобладало над чувством опасности.

Невысокого роста тщедушный лысоватый человечек с печально-бессмысленным лицом… Действительно облаченный в черный костюмчик-тройку, при темном галстуке, он совершенно неподвижно, как изваяние, сидел на краю плоской плиты, привалившись спиной к остро торчащему гранитному обломку. Вряд ли удобный обломочек – весь в острых гранях… Предельно резко бросалась в глаза абсолютная неуместность этого человека здесь, где и я-то в своей куртке спасателя выглядел не очень убедительно, а в самый раз подошел бы, пожалуй, одетый в шкуру викинг с рыжей бородищей, торчащей из-под рогатого шлема, а уж коли викинги больше не встречаются, сошел бы на крайний случай местный рыбак в заскорузлом от морской соли прорезиненном плаще… А тут смотрите-ка – насквозь промокшая, хоть выжимай, но все же белая сорочка! Костюм словно для банкета в честь собственного юбилея. И почему-то – диссонансом – некогда светлые, а теперь серые, пропитанные водой парусиновые туфли.

Человек дрожал и вроде бы даже прискуливал – за воем ветра было не разобрать, – а из обоих глаз текли слезы. Человек сидел на штормовом ветру и плакал от холода, не пытаясь укрыться, сидел уже пятые сутки, покорно отдавая себя во власть всем стихиям, и даже не отворачивал лицо от ветра. На меня он не обратил никакого внимания.

– Вы меня слышите?

Пришлось прокричать ему это еще раз в самое ухо, и только тогда он вздрогнул, но взгляд остался бессмысленным. Человек не замечал меня в упор.

– Эй! – позвал я и хлопнул в ладоши перед его лицом.