Читать книгу "Малиновый пеликан - Владимир Войнович"

Я отклонился в сторону, но речь моя была о том, что возраст – это такая штука, которую всем прощают, кроме писателей. О писателе говорят, и с радостью, как будто именно этого и ожидали (и в самом деле ведь ожидали), что деградировал, стал бездарным. И редко при этом скажут: а давайте все-таки вспомним, каким он был раньше. И при этом не могут себе даже представить, что писатель в любом возрасте все еще на что-то надеется. Взять хотя бы меня. Вот, казалось бы, дотянул до такого предела, что можно уже никаких иллюзий не питать и несбыточных планов не строить. А я нет, все еще думаю, а вдруг вот сейчас разгонюсь да подпрыгну, вдруг что-нибудь еще такое эдакое заверну, про что-нибудь, про клеща хотя бы про этого. Не зря же он в меня залез, побуждает меня к чему-то. Мне, правда, скажут: нашел тоже тему и персонажа. Козявку. Раньше писал все-таки про людей. Раскрывал, как говорилось, тему хоть и маленького, но все-таки человека. А теперь и вовсе измельчал и никого вокруг себя крупнее клеща не видит. И некоторые критики сразу найдут повод для сарказма. Что, мол, изображает предмет, соответствующий собственному масштабу.

Третий Иван Иванович

Такими вот мыслями утомленный, я заснул, и мне сразу приснился тот же Иван Иванович, который предлагал мне, если я сам не хочу воевать, то хотя бы научить моего пса Федора, обвешанного гранатами, бросаться под укропские танки. Но я и в этом ему отказал, считая, что если уж люди столь глупы, что никак не могут не воевать, так они никак не заслужили, чтобы такое чистое и безвинное существо, как Федор, жертвовало ради них своей жизнью, которая у собаки тоже одна, как у нас. Спал я на этот раз совсем недолго, только закрыл глаза и тут же открыл. Вокруг меня как будто ничего не изменилось, разве что поле снегом припорошило, но мы так же куда-то едем и в том же составе, то есть я, Варвара, Паша, Зинуля и Иван Иванович. Но не тот Иван Иванович, а какой-то другой, на того очень похожий. Не в камуфляже, а в брезентовом плаще с капюшоном. В углу стоит не ружье, а удочка, и едет этот Иван Иванович не на Курский вокзал, а на Савеловский. А с Савеловского он поедет на электричке на какое-то, как он, подмигнув, сказал, секретное озеро, экологически чистое. Там водится экологически чистая рыба, ее он каждый день доставляет своему хозяину, который питается исключительно рыбой.

– Странный у вас хозяин, – заметила Варвара.

– Необыкновенный, – поправил Иван Иванович и спросил меня, кто я, куда еду и по какой надобности. Я ему объяснил, и он остался недоволен, как предыдущий Иван Иванович, и стал что-то бубнить, попрекая меня уже не войной, а тем, что слишком дорого обхожусь государству.

– Пенсионеров, – бубнит, – развелось, как блох. И мало того, что они пенсионный фонд разоряют, так их же еще и лечить надо. Да еще и бесплатно. Чем дольше живут, тем чаще лечатся, а чем чаще лечатся, тем дольше живут. – Эта мысль ему, видимо, так понравилась, что он достал из кармана электронную записную книжку, записал сказанное и продолжил: – И чуть что, кто с клещом, прыщом, свищом или грыжей, каждому подавай «Скорую помощь». В это время люди опаздывают на поезд, на самолет, на банкет, на похороны, наконец. На такси сквозь пробки не пробиться, а «Скорую» не поймаешь, она таких вот возит с клещами. И так у нас все. Воровство, взятки, коррупция, Одни живут за чертой бедности, а другие гоняют на «Скорой помощи» и вывозят из страны миллиарды…

– Какие миллиарды? – не выдержал я. – Что вы городите? Я еще ни одного миллиарда не вывез.

Но он меня не слушает, продолжает перечислять проказы миллиардеров и развивает тему в такую сторону.

– …покупают острова, яхты и футбольные команды. Тысячи военнослужащих не имеют жилья, страна погибает от наркотиков и наплыва мигрантов. Донбасс горит, Сирия пылает, Кавказский котел, можно сказать, уже кипит, булькает, вот-вот взорвется, а эти все ездят со своими клещами. И самое главное, что народ все это терпит.

Мне бы тут попридержать язык, но я ведь не могу. Я ведь, как говорит Варвара, когда сердится, правдолюбец хренов. Правда, когда не сердится, правдолюбец, говорит, ты мой безбашенный. А кто из нас безбашенней, это надо еще подумать.

– При чем тут народ? – говорю я этому Ивану Ивановичу. – Сами знаете, что дело не в народе, а в одном человеке.

– Да? – Он изобразил удивление. – А кто этот человек? Фамилию не подскажете?

Тут я все-таки подумал, что слишком перед ним, не зная, кто такой, раскрываться не стоит.

– Фамилию, – говорю, – сами знаете не хуже меня.

– Понятно, – парирует Иван Иванович, – назвать боитесь, но при этом утверждаете, что тот, кого вы боитесь назвать, во всем виноват. А вы?

– А что я? Я-то в чем виноват?

– Если вы ни в чем, то и он ни в чем. Вы поймите, у него было трудное детство. Он вырос в коммунальной квартире. Злой отчим порол его ремнем, соседские старшие мальчишки отнимали у него деньги на школьные завтраки, а он отнимал у младших. Его воспитывали школа, комсомол, партия и КГБ. Он читал книги про шпионов и сам хотел стать шпионом, может быть, даже большим шпионом, может быть, даже в самых дерзких мечтах – главным шпионом, но не тем, кем он стал. Но вы сами выбрали его, вот и кушайте такого, какой есть.

– Вот и кушаем, но какой бы он ни был, – робко возразил я, – должен же он понимать, что так издеваться над народом нельзя.

– Ну почему же нельзя, если народ позволяет?

– Да кто ж у народа что спрашивает?

– Так в том-то и дело, что наш народ позволяет его не спрашивать.

– А где вы видели такой народ, у которого что-то спрашивают?

– Я видел, – сказал он. – Я видел много народов, у которых правители постоянно спрашивают разрешения на все. А те, у которых не спрашивают, их и народом называть вряд ли стоит.

– Да, – сказал я взволнованно и временно забыв про клеща, – очень даже с вами согласен. Наши люди слишком покорны и позволяют с собой вытворять все, что угодно. Потому что у нас нет никакой солидарности, и мы, даже если в чем-то не согласны, сидим и помалкиваем каждый в своем углу. А если бы мы все как один вышли на площадь и сказали бы наше твердое «нет»…

– Вот, – обрадовался Иван Иванович и даже похлопал в ладоши, – правильно говорите. Давайте завтра же все вместе выйдем и скажем «нет».

– Давайте, – говорю я, – хорошая идея.

– Идея замечательная, – согласился он. – Значит, завтра встречаемся на площади.

– Кто?

– Вы, я и все остальные. Вы же придете?

– Я-а? А зачем?

– Но вы ж говорите, что все должны выйти.

– Вот именно все. Когда все выйдут, тогда и я. Это уж точно, – добавил я уверенно. – Если все выйдут, то уж я тоже, будьте спокойны.

– А как же вы узнаете, что все вышли?

– В окно выгляну. У меня окно, знаете, выходит как раз на площадь. Как только я увижу, что все вышли…

– Тогда и вы выскочите?