Читать книгу "Фюрер как полководец - Николай Баженов"

Нередко успех блицкрига объясняли «внезапностью» и «вероломностью» нападения. Однако и это не совсем так. Англия и Франция находились в состоянии войны с Германией с сентября 1939 г. и до весны 1940-го имели возможность подготовиться к немецким ударам. Однако это им нисколько не помогло. СССР был атакован внезапно, но только этим нельзя объяснить то, что немцы дошли до Москвы и Сталинграда. В 1942 г. никакой внезапности уже не было, тем не менее в июле – августе 1942 г. сложилась точно такая же ситуация, как и летом прошлого года.

Все дело в психологии. При стремительном прорыве в глубь территории обороняющаяся сторона в лице командования просто теряла контроль над ситуацией, не зная, куда именно нацелена ось наступления. А это вело к панике, хаотичным приказам, что неизбежно сказывалось и на войсках. В итоге резервы бросались наугад, линии обороны возводились в спешке и не там, где надо. Для обороняющихся войск постоянное отступление и страх перед окружением становились настоящим кошмаром. Гражданское население в тылу вследствие быстрой потери территорий и городов теряло веру в победу. Таким образом, психология, а не ресурсы и количество войск решали исход войны.

Однако постепенно сам Гитлер стал отказываться от принципов блицкрига. Причем впервые это случилось летом 1940 г., после разгрома Франции. По всей вероятности, оставшись в душе солдатом Первой мировой войны, фюрер так и не смог полностью избавиться от синдрома позиционной войны. Когда встал вопрос о высадке десанта в Англии, Гитлер начал мыслить вопреки стратегии молниеносной войны. То есть выдвинул массу условий и оговорок, которые якобы должны предшествовать десанту: господство в воздухе и на море и т. п. В итоге началась длинная цепь растянутых по времени мероприятий, позволивших англичанам прийти в себя и избавиться от шока Дюнкерка. Если бы нацистское руководство в июле 1940 г. сохранило верность стратегии блицкрига, следовало безо всякой подготовки сажать несколько дивизий на баржи и переправлять через Ла-Манш. Вкупе с воздушным десантом, аналогичным критскому, это позволило бы взять Лондон в течение десяти дней. После падения столицы и без того деморализованные британцы побежали бы в глубь страны и в итоге удрали бы дальше в Ирландию и Исландию.

Таким образом, причины поражений Вермахта часто крылись не в недооценке противников, как это принято считать, а, наоборот, в их излишней переоценке. В обычных условиях десант в Англии, может, и выглядел сложной операцией, но в условиях психологического превосходства германской армии и, наоборот, падения боевого духа и неготовности к блицкригу со стороны британцев имел высочайшие шансы на успех.

Второе грубое нарушение принципов молниеносной войны произошло осенью 1941 г. в России. Пока наступление групп армий шло на свободном пространстве, советские войска не могли сдержать противника ни на одном из направлений. Лихорадочно выстраивая новые линии обороны и затыкая дыры во фронтах, сталинские генералы всякий раз получали удары во фланги, новые прорывы и котлы. Когда же ось немецкого наступления четко нацеливалась на определенную точку (Москва, Ленинград, Севастополь и т. д.), это позволяло укрепиться на определенных рубежах и держаться, перебрасывая в явно обозначившийся кризисный район резервы. Тем самым блицкриг терял свою основу, превращаясь в позиционное сражение. То же самое произошло и в 1942 г. В начале операции «Блау» фронт прорыва достиг 600 км. Танковые дивизии неудержимо рвались в глубь страны, обходя отдельные очаги сопротивления. Не зная о конкретной цели удара, советское командование бросало свои резервы равномерно по всему фронту, пытаясь прикрыть все возможные направления от Тамбова до Астрахани. Когда же ось наступления явно нацелилась на Сталинград, это облегчило задачу, позволив сосредоточить все усилия страны на его обороне. В итоге двойной клинок блицкрига снова уткнулся в дерево и начал протыкать его вместо того, чтобы просто пройти мимо. По идее сразу после выхода к Волге 23 августа Паулюсу следовало форсировать реку либо повернуть на север к Камышину, но уж точно не ввязываться в бои за город. Однако фюрер принял решение в духе Первой мировой войны – штурмовать Сталинград. Получив наконец возможность вести окопную войну, Красная Армия оправилась от кризиса. По сути, именно 23 августа 1942 г. германский блицкриг был окончательно похоронен.

«Мои генералы ничего не понимают в экономике»

22 ноября 1939 г. в узком кругу своих приближенных Гитлер сказал: «Все войны поначалу носят не национальный, а экономический характер – без торговца еще не предрешался исход ни одной войны… Лишить возможностей других и поставить эти возможности на службу себе – вот предпосылка окончательной победы».

Надо сказать, что германский генералитет был воспитан в традиционных представлениях, что решающим фактором в войне является захват территории и вражеской столицы. У фюрера в этом отношении было более современное видение войны. Он понимал, что современная индустриальная война ведется не только на полях сражений, но и в экономике. Поэтому в отличие от многих генералов и адмиралов Гитлер глубже вникал в экономические аспекты ведения войны. Еще в октябре 1939 г. он приказал концентрировать германские усилия на том, чтобы отрезать Англию от поставок продовольствия из Дании, сырья – из Норвегии и Швеции. Фюрер был убежден, что чем быстрее это удастся, тем быстрее закончится война.

В дальнейшем своими директивами Гитлер нередко ориентировал Вермахт на овладение важными промышленными районами, а также на захват ключевых предприятий, по возможности в полной сохранности и с обслуживающим персоналом. Затем в соответствующие инстанции им направлялись указания по немедленному освоению захваченных армией объектов, установлению контроля над продовольственными ресурсами оккупированных стран. Генералов Вермахта обычно вполне устраивало достижение военной победы над противником в рамках проведения конкретной операции или кампании. Гитлеру же этого было недостаточно.

Наиболее остро экономическая составляющая войны всплыла после начала операции «Барбаросса». Уже в августе 1941 г. стало ясно, что даже самые важные производственные программы придется сократить из-за нехватки сырья. 16 августа командующий Резервной армией генерал Фромм потребовал от руководства Вермахта «спуститься наконец из заоблачных высот на грешную землю». Наряду с частичным сокращением выпуска вооружений для сухопутных войск было решено сократить выпуск зенитных орудий, а программу строительства самолетов согласовать с имеющимися возможностями, в первую очередь с наличием алюминия и двигателей.

Таким образом, реальные условия работы промышленности диктовали либо сокращение производства, либо захват новых сырьевых баз. Война против СССР пришлась тут как нельзя кстати. В своих заметках о военно-хозяйственном значении операции «Барбаросса» начальник управления военной экономики генерал Томас вполне обоснованно указывал, что «для Германии наступит облегчение с сырьем в том случае, если удастся решительными действиями воспрепятствовать противнику в ликвидации сырья, захватить в целости и сохранности нефтеносные районы Кавказа и решить транспортную проблему».

Тогда же, в августе 1941-го, Гитлер впервые использовал экономические доводы в спорах с генералами, когда решался вопрос о планах дальнейшего наступления в России. Военные в духе традиций предлагали все силы бросить на скорейший захват столицы СССР – Москвы, полагая, что это решит исход войны. По словам Хайнца Гудериана, в тот момент командовавшего 2-й танковой группой, фюрер сообщил, что «сырьевые ресурсы и продовольствие Украины являются жизненно необходимыми для продолжения войны». Он также указал на необходимость скорейшего овладения Крымом, который, по его словам, являлся «авианосцем Советского Союза в его борьбе против румынской нефти». Именно тогда Гудериан впервые услышал от фюрера фразу, которую потом в разных вариациях приходилось выслушивать многим высшим офицерам Третьего рейха: «Мои генералы ничего не понимают в военной экономике».