Читать книгу "Хасиб и царица змей - Шахразада"

– Но я, братья мои, – качала головой цыганка, – как же я сразу не поняла, что все так просто? Почему я позволила себе думать о подлинно стонущих и пляшущих камнях?

– Потому, уважаемая, – проговорил Хасиб, приобнимая старуху за плечи, – что только настоящий колдун знает, что никакого колдовства в мире нет. Всему и всегда можно найти самое простое и разумное объяснение, не прибегая к помощи магии или чародейства. Да и есть ли они в мире?

Увы, и на этот вопрос не было ответа у Хасиба. Вечер окутывал всех, кто сидел перед костром. Усталость брала свое. И циркачи стали разбредаться по своим уголкам, чтобы отдохнуть перед новым днем и новым представлением, последним в этом древнем городе на берегу не менее древней реки.

– О да, сегодняшняя публика не чета вчерашней, – шептала Малика, поглядывая через дырочку в занавесе. – Посмотри, Хасиб.

– Прости меня, красавица, но я и смотреть не буду. Для меня все эти глупцы уже давно на одно лицо. Настоящие легковерные болваны. Иногда их можно купить на такой дешевый трюк, что даже мне, неопытному и ненастоящему магу, становится смешно.

– Ну, во-первых, маг ты вполне настоящий. Хотя и циркач еще… И не циркач вовсе. А во-вторых… Быть может, там, в публике, сегодня найдется твоя судьба.

– Ты шутишь, малышка… Ну как можно надеяться, что в публике сегодня найдется та, что станет для меня всем на свете? Разве какой-то мало-мальски разумной и при этом богатой и молодой женщине придет в голову связать себя с балаганным фокусником? Фальшивым магом?

Малику, пусть и мимоходом, но все же задели эти слова. Ведь он же мог сказать, что его судьба здесь, рядом с ним… Или что его судьба – только циркачка… Но нет, оказывается, он подумывал о том, что может найтись такая женщина, которая пленится им, фокусником из странствующего балагана.

Но, тут же справедливо одернула себя Малика, ведь она тоже поглядывает туда не для того, чтобы убить время. Она тоже, да, это правда, надеялась, что там, среди зрителей, сейчас сидит он – ее судьба, ее мужчина, самый умный и самый красивый, самый добрый и самый богатый из молодых наследников немалых родительских сокровищ. Тот, кто, не колеблясь ни минуты, приведет возлюбленную-цыганку в свой дом, назвав ее хозяйкой всех сокровищ и госпожой его души.

Так, должно быть, думают многие девчонки, не только те, кто продает свое искусство в цирковом балагане или на театральных подмостках. К счастью, иногда, пусть и очень редко, эти надежды сбываются. Вот поэтому, должно быть, и не бывает совершенно целых, не дырявых занавесов ни в цирке, ни в театре.

Малика вылетела на сцену на Чернооком и начала свое выступление. Как и на других представлениях, она вскакивала обеими ногами на бешено скачущую лошадь, плясала у нее на спине, проползала под брюхом коня, который все так же, не снижая аллюра, несся по кругу, потом спрыгивала на ковер и вновь взлетала в седло.

Хасиб уже знал, после какого прыжка ему следует готовиться к своему выходу. Дождавшись этого, он спокойно отвернулся от занавеса, надел синюю чалму и завернулся в темно-сиреневый, драгоценный, крашенный кошенилью плащ. О, это было его первым самостоятельным приобретением и настоящим «плащом удачи», как привык считать юноша.

На канате вверх поднялся сундук. До выхода оставались мгновения.

Распахнулся занавес, и Малика верхом на Чернооком исчезла с глаз зрителей. И в этот миг сердце Хасиба глухо стукнуло. О, теперь и он знал, что сегодняшнее представление будет заметно отличаться от всех остальных. Непонятно как, но знал. А когда, покинув седло, Малика стала рядом с ним, его сердце глухо стукнуло еще раз.

– О, все боги мира! – с трудом дыша, проговорила девушка. – Сегодня воистину необыкновенное представление. Столько богачей, столько богачек… Но получить от них самые тихие аплодисменты куда труднее, чем от ткачей и прачек, пекарей и повитух… Они считают свои силы точно так же, как золотые монеты, и трясутся над каждым ударом ладоней ничуть не меньше, чем над ломаным грошом.

– Ну что ж, пусть себе трясутся. Сейчас я им покажу, что такое настоящее волшебство, и они, клянусь тебе всеми богатствами мира, будут бить в ладоши как безумные, – проворчал Хасиб, поплотнее заворачиваясь в «счастливый» плащ.

Запел одинокий дутар, потом к нему присоединилась песня одного уда, потом другого, призывая к зрителям его, «великого мага и колдуна, объявшего истины всего мира и узнавшего все тайны, подземные, подводные и воздушные». Сделав несколько шагов, он оказался прямо перед теми, кого уже давно не боялся, как не боялся никогда книг или дождя, града или матушкиных упреков. «О да, Малика права, – успел подумать Хасиб, оглядывая публику. – Сегодняшние зрители воистину необыкновенно чванливы. Но и они, о Аллах всесильный, будут моими через мгновение!»

Так оно и случилось. Зрители словно сошли с ума. Ничем не примечательные фокусы вызывали у них слезы восторга, а простенькие заклинания пугали, словно малых детей. Когда же номер Хасиба закончился, к его ногам упал туго набитый кошель.

Хасиб склонился в поклоне и поднял подарок. «Да тут, должно быть, целых две дюжины цехинов! Целое богатство. Нам с малышкой хватит этого надолго!»

Под чуть сжавшимися пальцами зашуршала бумага. Но Хасиб ни одним движением не показал, что нашел ее. Он лишь чуть больше согнул спину, не отрывая, впрочем, взгляда от зрителей. И в этот момент увидел ее – ханым, которая бросила ему деньги.

Она не аплодировала и не смеялась, о нет. Она стояла, внимательно глядя на него, а глаза ее – огромные, пронзительные – испытующе светились. Хасиб склонился еще раз, но теперь постарался сделать так, чтобы этот поклон никто не мог принять в свой адрес, только одна эта странная, но невероятно красивая незнакомка.

Увидев, что она чуть склонила голову в ответном – о нет, не поклоне, милостивом кивке, Хасиб ретировался. Едва за ним закрылся занавес, как Малика бросилась к юноше.

– Что ты с ними сегодня сделал, безумец? Они рыдали, смеялись и хлопали так, что впору было бы заподозрить тебя в самом черном волшебстве!

– Ну что ты, крошка, я ничего такого особого не делал. И сам удивлен и такими слезами, и таким воистину безумным смехом. Не я сегодня безумен, девочка, а они.

– Теперь я ни за что не поверю, что ты не черный колдун!

– Ну почему же я черный колдун, малышка? Я просто невежественный балаганный маг. И чудеса мои не страшнее бумажного тигра…

Хасиб беседовал с любимой, но пальцы его все время нащупывали бумагу, которой неоткуда было взяться в кошеле с монетами. «Эта странная ханым, должно быть, спрятала туда и записку… Или просто листок бумаги… Чтобы посмеяться над фигляром».

Наконец юноша остался один. Он присел на огромное бревно, которое поднимали силачи во время своего номера, и растянул черные шелковые шнурки, которыми был стянут кошель. О да, светящаяся настоящим золотом солидная горсть монет и листок бумаги, небрежно, должно быть, второпях свернутый, чтобы уместиться в узеньком пространстве над монетами.