Читать книгу "Куда ты пропала, Бернадетт? - Мария Семпл"

ДЭВИД УОКЕР: Прошло двадцать лет, а меня при словах «право пользования» и «въезд и выезд» все еще начинает тошнить. Бернадетт разглагольствовала об этом без умолку. Я начал носить с собой плеер, чтобы хоть иногда слушать что-то другое.

Миллз-Мюррей решил отметить новоселье, устроив шикарную тусовку. Пригласил Принца, чтобы тот пел на заднем дворе. На Малхолланд-драйв вечно негде припарковаться, так что Миллз-Мюррей нанял специальную прислугу для парковки. Накануне вечеринки Фокс подслушала разговор помощника Миллз-Мюррея с начальником этой прислуги – они шли по подъездной дорожке и прикидывали, как разместить на ней сотню машин. Затем она позвонила в десяток эвакуаторных компаний и сообщила, что на ее территории собираются незаконно парковать машины.

Во время вечеринки, когда вся прислуга прокралась на задний двор, где Принц пел Let’s Go Crazy, Фокс впустила целую эскадру эвакуаторов. Они в мгновение ока увезли двадцать машин. Когда на Фокс в бешенстве налетел Миллз-Мюррей, та спокойно предъявила документ о праве на собственность, где говорилось, что подъездная дорожка предназначена для «въезда и выезда». Не для парковки.

ПОЛ ЙЕЛЛИНЕК: Элджи и Бернадетт тогда жили в «Бибер Бифокал». Они собирались переехать в Двадцатимильный дом и завести ребенка. Но Элджи начала раздражать война Бернадетт с соседом. Он и слышать не хотел о переезде. Я просил его подождать, сказал, что все может измениться.

Апрельским утром 1992 года Фокс позвонили.

– Вы Бернадетт Фокс? Вы сейчас одна?

Звонивший сообщил, что фонд Мак-Артура наградил ее «грантом для гениев». Прежде это не удавалось ни одному архитектору. Грант размером в пятьсот тысяч долларов присуждается «талантливым личностям, продемонстрировавшим исключительную незаурядность, упорство в творческом поиске и мощную индивидуальность».

ПОЛ ЙЕЛЛИНЕК: Один из моих друзей жил в Чикаго и был связан с фондом Мак-Артура – точно не знаю, кем он был, там у них все очень секретно. Он спросил меня, что, по моему мнению, сегодня самое интересное в архитектуре. Я сказал ему правду: дом Бернадетт Фокс. Черт ее знает, кто она такая – архитектор, маргинальный художник, любительница ручного труда или выдающаяся помоечница. Я знаю только, что в ее домах приятно находиться.

Шел 1992 год, о «зеленой архитектуре» уже говорили, но это было до появления Совета по «зеленому» строительству и системы добровольной сертификации зданий, лет за десять до выхода первого номера журнала по архитектуре и дизайну «Двелл». Конечно, экологическую архитектуру развивали уже не первое десятилетие, но о красоте при этом не заботились.

Мой чикагский друг приехал с большой группой специалистов. Несомненно, они ожидали увидеть уродливую юрту из автомобильных номеров и покрышек. Но, войдя в Двадцатимильный дом, расхохотались – настолько он был хорош. Сияющая стеклянная коробка, чистые линии, ни дюйма гипсокартона или штукатурки. Полы были бетонные, стены и потолок деревянные, барные стойки из бетона, смешанного с битым стеклом, что делало их полупрозрачными. Несмотря на эти материалы, внутри дом казался даже легче, чем снаружи.

В тот день Бернадетт строила гараж – заливала бетон в формы, сооружала наклонные стены. Парни из Мак-Артура скинули пиджаки, закатали рукава и стали помогать. Тогда-то я и понял, что награда у нее в кармане.

Получив признание своих заслуг, Фокс смогла расстаться с Двадцатимильным домом и выставила его на продажу.

ДЖУДИ ТОЛЛ: Бернадетт сказала, что хочет выставить дом на аукцион и найти другой земельный участок, без общей подъездной дорожки. Соседство Найджела Миллз-Мюррея повысило стоимость ее недвижимости. Я сделала несколько снимков и сказала, что сделаю продажу ее дома своим приоритетом.

Придя в офис, я обнаружила сообщение на автоответчике. Один бизнесмен, с которым я часто работала, услышал, что дом продается. Я ответила, что мы выставим дом не раньше, чем через пару месяцев, но он был архитектурным фанатиком и желал владеть домом, за который дали «Награду гениев».

Мы отправились в «Спаго», чтобы отметить сделку – я, Бернадетт и ее чудесный муж. Их надо было видеть вдвоем! Он так ею гордился. Она только что удостоилась большой награды и очень выгодно продала дом. Кто бы не гордился такой женой? За десертом он вынул маленькую коробочку и вручил Бернадетт. В ней был серебряный медальон, а внутри – желтая фотография суровой встревоженной девушки.

– Это святая Бернадетта, – пояснил Элджи. – Лурдская Дева. У нее было 18 видений. Ты уже видела свое первое видение – «Бибер Бифокал», и второе – Двадцатимильный дом. За следующие шестнадцать.

Бернадетт заплакала, я заплакала, и он заплакал тоже. Мы сидели втроем в луже слез, когда принесли счет.

Тогда же они решили поехать в Европу – хотели побывать в Лурде, где жила святая Бернадетта. Это было так прекрасно. Весь мир лежал у их ног.

Бернадетт еще нужно было отснять дом для портфолио. За месяц сад уже успел бы разрастись, так что она решила провести съемку после возвращения. Я позвонила покупателю и спросила его согласия. Он ответил: «Да, конечно».

ПОЛ ЙЕЛЛИНЕК: Все думают, что мы с Бернадетт близко дружили, но на самом деле я с ней не так уж много общался. Наступила осень, ко мне пришли новые студенты. Я хотел показать им Двадцатимильный дом. Я знал, что Бернадетт в Европе, но все равно поступил как обычно: оставил сообщение, что приеду со студентами. У меня был ключ.

Я свернул с Малхолланд и увидел, что ворота Бернадетт открыты – это было странно. Я подъехал, вылез из машины, но не сразу поверил в то, что увидел: бульдозеры сносили дом! Три бульдозера ломали стены, били стекла, гнули балки, а мебель, лампы и окна крошили в мелкие осколки. Шум был такой, что голова шла кругом.

Я понятия не имел, что происходит. Я даже не знал, что она продала дом. Подбежал к одному из бульдозеров, буквально вытащил оттуда водителя и заорал: «Какого черта ты делаешь?» Но он не говорил по-английски.

Мобильников тогда не было. Я выстроил студентов в шеренгу перед бульдозерами, а сам помчался на Голливудский бульвар, к ближайшему телефону. Позвонил Бернадетт, но услышал только автоответчик. «Какого черта ты затеяла? – проорал я в трубку. – Почему ты мне не сказала? Нельзя просто уехать в Европу и снести свой дом!»

Фокс ответила на это сообщение спустя две недели. Йеллинека тогда не было в офисе. У него до сих пор сохранилась запись на автоответчике, и он проигрывает ее для меня. «Пол, – говорит женский голос, – что происходит? О чем ты? Мы вернулись. Позвони мне». После этого Фокс позвонила своему риелтору.

ДЖУДИ ТОЛЛ: Она спросила, что с домом. Я ответила, что не знаю, сделал ли с ним что-то Найджел.

– Кто? – сказала она.

– Найджел.

– Кто?! – на этот раз она закричала.

– Джентльмен, купивший ваш дом. Ваш сосед, Найджел, у него еще телешоу, в котором роняют всякие дорогие вещи с лестницы, и кто их поймает, тому они достаются. Он англичанин.