Читать книгу "Рейтинг любви - Ирина Голицына"

– Чушь собачья! – отрезал Сименон. – О попкорне слышу впервые! Я – потомок крестьян. А мы, крестьяне, не унизимся до торговли всякой ерундой.

Статистика.

В конце жизни Сименон, устав от одних и тех же вопросов, давал журналистам одно и то же лаконичное интервью:

– Месье, предваряя ваше профессиональное любопытство, я ставлю вас в известность: у меня было две жены, одна возлюбленная, четверо детей, тридцать два собственных дома и одна тысяча семьсот тридцать четыре носовых платка».

…Дорогие радиослушатели! На этом я прощаюсь с вами, До новых встреч, с вами была Лилия Горная и программа «Перья и судьбы».

Анкундинов и Зосимова продолжали за стеклом романтические покачивания. Причем Лилия разглядела: режиссер плачет, повиснув на плече звукорежиссера.

Что было делать? Они должны были нажать кнопку на пульте, чтобы заключительным аккордом в эфире прозвучал джингл – виолончель, арфа, кряканье утки и вулканический раскат. Без этих звуков слушатели не вздохнут удовлетворенно. У папы-фаната поднимется давление, Зойка Гонсалес витиевато выругается, африканский король в сердцах стукнет палкой по бамбуковой стене, и его летний дворец рухнет, словно карточный домик. Федор Конюхов нырнет в океанскую волну, чтобы остудить нервы, и чем этот акт кончится, один Нептун ведает. А Владимир Владимирович, мужчина с тремя харизмами и тысячей обязанностей в сутки, печально свесит нос на лацкан безупречно сшитого пиджака – расстроится…

Лилия Горная скинула туфлю и с левой ноги. В мгновение ока ласточкой она пролетела от микрофона к стеклу, благо на полах в студии лежал плотный, пожирающий любой шорох палас, и подняла над головой руки крестом. Это была поза либо великомученицы, либо героического матроса, подающего сигнал «SOS» с палубы тонущего судна.

Бог есть!

Галя Зосимова из-за головы плачущего Анкундинова заметила руки-крылья Лилии Горной, мгновенно, не отрываясь от режиссера, нажала на пульте нужную кнопку, подняла вверх большой палец левой руки, мол, классно получилось, и с сопереживающим лицом продолжила лирический танец.

Джингл прозвучал. Прямой эфир завершился.

Лилия влезла в алые туфельки и выскочила в аппаратную. Там звучала бессмертная мелодия Сен-Санса «Умирающий лебедь».

– Ребята, вы что, с ума сошли?! – завопила радиозвезда. – Я и читала сама, и росчерки делала, а когда вы чуть джингл не проворонили…

– Ну не пукнула же, и, слава богу, – спокойно заметила Галя. – Читала – классно, чиркала – тоже классно. Это твой лучший эфир. А у Мусика проблемы.

– Какого такого Мусика? – закричала радиоведущая.

– Да вот у этого. У Мартына Марленыча Анкундинова, – ласково сообщила Зосимова, танцуя. – Кошка вчера родила семь котят.

– Господи! При чем здесь котята?! – опять взорвалась Лилия. – Я ей про бузину, она мне про дядьку в Киеве!

– Да при том. Мусик, когда женился на своей Томочке, дал мужскую клятву, обет, что всех котят, которые родит кошка Томочки – Шушера, он пристроит, не утопит ни одного. Шушере сейчас восемнадцать лет, рожает она по три раза в году. Вот наш Мартыночка Марленочка и носится как угорелый после работы, пристраивает котят всю свою супружескую жизнь. А сейчас у него сил нет, надорвался, готов и кошку задушить, и котят порушить. Но Томочка говорит: «Если ты это сделаешь, я уйду от тебя, аспид»… Лиль, не мешай, тут Шекспир отдыхает.

– Ладно, ребята, я пошла, – устало сказала Лилия Горная. – У меня послезавтра «Ужастик для взрослых», а «гвоздя» программы все нет.

На часах было ровно 18.00.

10

Радиостанция «Утренний брысь» жила своей обычной бестолковой жизнью.

По коридорам бегал творческий люд – редакторы, авторы, исполнители музыкальных номеров, радиоведущие других программ, продюсеры, мальчики из рекламного отдела. Из комнат звучали смех, обрывки мелодий, чьих-то интервью, даже крики. Наверное, народ обсуждал новые идеи радиопрограмм или ругался из-за того, что кто-то кому-то недодал рекламных денег.

Движение и звуки на «Утреннем брысе» напоминали праздничные.

Все, кто сталкивался с выжатой как лимон Лилией Горной, на бегу с ней здоровался, говорил, мол, как она хорошо выглядит, как замечательно провела последний эфир.

Из-за угла коридора показалась секретарша шефа Варвара Клон. Это была девушка гвардейского роста, громадных размеров со всех сторон – спереди, сзади, сбоку, вдоль и поперек, с сильно подведенными бровями, коровьими глазами и голым пупком. Пупок был пропирсирован здоровенной бусиной горного хрусталя. Бусина сверкала, как береговой маяк.

– Здрасьте, Лиля, – сказала своим неизменным казенным голосом Варвара Клон. – Шеф после вашего посещения очень изменился.

– А что с ним стало? – наигранно ужаснулась Лилия Горная.

– Сходил на обед в ресторан «Крахмал» с бибисишником, а после обеда явился выкрашенный в горящую солому.

– Какую солому? – не поняла Лилия.

– Стал огненно-рыжим для непонятливых. Это вы ему присоветовали так покраситься или он начал за вами ухаживать?

Глаза Варвары излучали казенное любопытство, но Лилия знала: любой ее ответ через полчаса узнает весь «Утренний брысь».

– Варенька, душенька, только вам, по великому секрету, – перешла она на интимный полушепот. – Алесь Валерьевич собирается записаться на курсы латиноамериканских танцев, чтобы подкорректировать фигуру. А там мужчинам ставят небольшое условие – перекраситься в неожиданный цвет, чтобы он – партнер в паре – смотрелся броско, был запоминающимся.

Взгляд Варвары Клон изменился: казенное любопытство стер непритворный ужас.

– Кошмар! – выдохнула секретарша шефа. – А что теперь будет со всем нами?

– Ничего. Полюбим Латинскую Америку и ее зажигательные танцы, – подытожила короткую беседу Лилия Горная, медово улыбнулась Варваре и пошла по коридору в свою комнату.

Через пятьдесят метров с ней столкнулся Михаил Розенберг. Он схватил Лилию за локоть и горячо затараторил:

– Так-так-так-так! Лилия, девочка моя! Не поверишь, я проник в этот «Крахмал», даже удалось пройти фейс-контроль, даже придвинул стул к столу шефа, щелкнул пальцами официанту, чтобы заказать себе горячее, по-английски поздоровался с бибисишником: «Хау ду ю ду!» Но шеф, представляешь, какая жуткая скотина, сделал вид, что не узнал меня. Сказал так официанту, холодно, надменно: «Уберите посторонних лиц». Это я, Лиль, постороннее лицо, а? Да без меня он в своем кресле не вращался бы! Ведь я же его туда своими руками в одна тысяча девятьсот девяносто первом году посадил, во время путча! Он же был ассистентом в «Сябрах». Третьим ассистентом!!

– Миш, успокойся, – миролюбиво посоветовала Лилия Горная. – Пойдем чайку попьем. Ты для меня самое дорогое на радиостанции лицо.

– Правда? – по-детски обрадовался Розенберг. – Дай я тебя за это поцелую! Дай обниму тебя, звездочка моя ясная!