Читать книгу "Хозяин черной башни - Барбара Майклз"

Рэндэлл не слишком торопился. Я приказала Бетти подать чай и проводить джентльмена вниз, а сама приготовилась к неизбежной лекции.

Рэндэлл вошел и тут же двинулся к камину, У которого и встал, согревая руки, так что несколько мгновений я имела возможность незаметно изучать его. Он был достаточно высок, чтобы с легкостью нести излишки своего веса; этот его недостаток ясно проявлялся лишь в его слишком полных щеках и руках. Он научился довольно аккуратно прикрывать лысину на макушке. Его одежда была вне всякой критики.

На этом мою инспекцию пришлось прервать. Рэндэлл обернулся и прочистил горло – как хорошо я знала эту его манеру!

– Итак, Дамарис, ты целиком и полностью разрушила свою репутацию. В Лондоне прекрасно известно, что ты уехала сюда с... с этим человеком. Конечно, я знаю, что он наследует титул пэра. Но все равно, Дамарис, у него крайне плохая репутация. И такая глупость – стать его секретарем...

– В самом деле? – пробормотала я.

Рэндэлл пренебрег предостережением, прозвучавшим в моем голосе, хотя оно и было очень мягким.

– Нет, я не виню тебя. Я виню мистера Дауни; я весьма недоволен им за то, что он позволил тебе сбежать, поступить подобным образом. Но оставим это. Я не виню тебя, но другие не так милосердны. Твоя репутация...

– О, черт бы побрал мою репутацию! Неужели ты всегда думаешь только то, что думает весь свет? – Я вскочила на ноги. Пока мой кузен произносил свою речь, он понемногу приближался ко мне, так что теперь, когда я встала, мое лицо оказалось прямо напротив его. – Ты что, приехал сюда, чтобы оценивать меня и читать мне мораль? Если так, то можешь поворачиваться и уезжать!

И ведь я только сегодня думала написать тебе... думала сказать тебе, что я возвращаюсь назад... Как я могла забыть твою самонадеянность, твою тупость, твое...

Рэндэлл положил конец моей тираде самым неожиданным образом. Он схватил мою жестикулирующую руку и прижал ее к своей груди. Я была настолько изумлена, что упала на стул, потянув за собой Рэндэлла. Ему пришлось стать на колени, в этой позе он и остался.

– Ты писала мне? Ты говоришь, что хотела приехать ко мне? Моя дорогая девочка...

Я никогда не была в восторге от его роскошных усов. Их длинные кончики щекотали мне нос. Я успела вовремя подавить приступ смеха и придала своему лицу такую суровость, какую только могла.

– Ты сломаешь мне руку, – строго сказала я, – и испортишь свои брюки. Вставай же, Рэндэлл, пока кто-нибудь не вошел.

Но ни строгость, ни насмешка его не тронули. Усы приближались неотвратимо; выражение его лица под усами было совершенно неузнаваемым. Я попыталась уклониться от объятий. Я подумала, что смогу скорее уговорить его, отдалившись на подобающее расстояние. Именно в эту минуту дверь отворилась и в комнату вошел мистер Гамильтон.

Он остановился в дверном проеме, с изумлением глядя на нас, и, правду сказать, я его не осуждала. Рэндэлл все еще не отпустил мою руку, его хватка не ослабела, так что я не могла освободиться. И тем не менее я ухитрилась повернуться и представить их друг другу.

Говорят, что хорошее воспитание в конце концов сказывается. Рэндэлл поднялся на ноги, освободив мою руку.

– Как поживаете, сэр? – произнес он с поразительным апломбом.

– Ваш покорный слуга, сэр, – ответил мистер Гамильтон ледяным голосом.

Они были примерно одного роста, хотя Рэндэлл был толще, чем хозяин, и шире в плечах. Последний был одет в свой обычный костюм: килт с чулками и куртка поверх не слишком чистой белой рубашки. Галстука на нем не было, воротник распахнут, а волосы влажные. Если бы чужака попросили решить, кто из этих двоих является наследником громкого титула пэра, он никогда не выбрал бы мистера Гамильтона.

– Вы должны простить мое непредвиденное вторжение, сэр, – произнес Рэндэлл. – Я приехал из Лондона в ответ на просьбу моей юной кузины и надеялся сегодня же вечером сопроводить ее обратно, в Каслтон. Но я не осознавал, что ваши владения простираются так далеко от города. Боюсь, что сегодня ночью мне придется рассчитывать на вашу снисходительность.

Мистер Гамильтон выслушал эту речь с похвальной серьезностью. Только один раз, когда Рэндэлл упомянул – в заблуждении – о моей «просьбе», глаза хозяина скользнули по моему лицу и так же быстро вернулись обратно к Рэндэллу.

– Не говорите о снисходительности, умоляю вас, – ответил он. – Я надеюсь, что вы окажете мне честь, оставшись в моем доме на несколько дней. К тому же мисс Гордон не может отправиться в Каслтон верхом. Вам необходима карета, я с сожалением должен сообщить, что моя в настоящее время неисправна. Но к субботе колесо должны починить.

У меня не было никаких причин сомневаться в подобном заявлении. И тем не менее я усомнилась. Я не видела кареты с тех самых пор, как мы прибыли в Блэктауэр; насколько я знала, она вообще могла уже развалиться на части. Но я хорошо знала голос хозяина, а в нем звучали какие-то скучные и неубедительные нотки.

– Кроме того, – мягко продолжил мистер Гамильтон, – у мисс Гордон по соседству имеются друзья, которых она не захочет оставить так внезапно и которые будут сожалеть о том, что не удостоились чести сказать ей последнее прости.

Рэндэлл самодовольно кивнул. Это заявление, изложенное в выражениях, принятых в той части светского общества, которую он хорошо знал, не казалось ему достаточно убедительным. Он даже представить себе не мог, какой дикостью оно прозвучало для меня.

Не было никаких сомнений в том, что мистер Гамильтон мысленно поздравлял себя со своей гениальной выдумкой насчет кареты. Он прилагал исключительные усилия, чтобы выглядеть гостеприимным хозяином: показывал Рэндэллу дом, лошадей и окрестности. Мы обедали “по-семейному” (правда, без Аннабель) в продуваемом сквозняками холле, а после ужина джентльмены удалялись в бильярдную, о существовании которой я даже и не подозревала, или играли в шахматы в библиотеке. Однажды вечером они отправились в деревню. Вернулись же очень поздно, и о том, что они приближаются, слышно было издалека. Один из них пел, и голос этот был не баритоном хозяина, но цветистым тенором, какого я никак не могла заподозрить у Рэндэлла.

Вся эта достойная изумления деятельность мистера Гамильтона со своей стороны очень помогала мне придерживаться принятого мною решения – ни в коем случае не оставаться с Рэндэллом наедине. Воспоминание о его красной физиономии, все приближающейся к моему лицу, заставляло меня содрогнуться. Что я буду делать, когда мы останемся вдвоем в карете на дороге обратно в Лондон...

В один прекрасный день, когда мы сидели в гостиной за чаем, лицемерно наслаждаясь трапезой, прибыл сэр Эндрю. В конце концов, мы оба были лицемерами – и мистер Гамильтон, и я сама. Оба мы вели себя так, словно эта приятная послеполуденная церемония была для нас привычной, тогда как конечно же мы никогда не пили вместе чай до тех пор, пока не прибыл Рэндэлл. Все это устраивалось ради моего выдающегося кузена – и он принимал это за чистую монету. Я притворялась добровольно и охотно, но неизменная приветливость мистера Гамильтона меня по-настоящему удивляла.