Читать книгу "Я знаю все твои мысли - Сара Миллер"

Он смотрит в глазок. Розовая лысина, решительная походка… Капитан Яйцеголовый начеку, он полон подозрений, его мощный торс и ноги сами толкают его к их двери.

Гид прыгает на кровать и слышит едва заметный металлический бряк — обручальное кольцо Яйцеголового о дверную ручку. Затем комнату заполняет свет. Дверь захлопывается. Снова темно. Гид выжидает.

Может, оставить Пилар переночевать в ванной? Да, Гидеон, пожалуй, так будет лучше для всех.

А потом у него возникает странная фантазия. Он представляет, как Каллен встал раньше него, пошел в душ и обнаружил там Пилар. Вот она садится, и на губах ее медленно расплывается сексуальная улыбка. Она снимает одежду, а Каллен тянется, чтобы снять шорты…

Все это Гид нафантазировал в качестве оправдания, чтобы все же рискнуть и вернуться в ванную.

Пилар все еще спит. Из розового уголка ее рта стекает прозрачная ленточка слюны, превращаясь во влажный кружок на «подушке» из бумажных полотенец. Гид подхватывает ее рукой под колени. На ней вельветовые брюки, мягкие на ощупь. Он поддерживает другой рукой ее шею, сгибает колени и поднимает ее.

Ему приходится открыть дверь ванной ногой. Он толкает ее чересчур сильно, и дверь слишком быстро отлетает назад, слегка задевая Пилар сбоку по голове. Она даже не морщится. В коридоре пусто. До двери его комнаты всего шесть шагов, но Яйцеголовый может появиться в любую минуту. Гид делает прыжок, одним движением впрыгивая в дверь и приземляясь уже в

спальне.

Прямо как в «Матрице».

Гидеон опускает Пилар на свою кровать и нежно укладывает ее руки и ноги. Каллен и Николас крепко спят. Пилар открывает глаза.

— Все думают, что я из Буэнос-Айреса, — говорит она, — а ведь я из Патагонии. — Она потягивается и ложится так, что на кровати остается свободная полоска шириной всего сантиметров десять. На нее-то Гид и укладывается, благодаря Бога, что он хиляк, а не толстяк. Рука оказывается втиснутой между телом и матрасом. Будет странно или неприлично, если он… то- го… положит ее на Пилар?

Закрыв глаза, он представляет, что Пилар Бенитес- Джонс стала его женой и что засыпать с ней рядом — самое что ни на есть обычное дело.

Проснувшись, он видит, что над ним нависли Каллен и Николас.

— Привет, — шепчет он.

— Мать моя женщина, — восклицает Каллен, — это просто невероятно!

— Ничего невероятного, — возражает Гид. Я начинаю смеяться.

— Ребята, вы не поверите, что произошло, — говорит Гид.

Каллен качает головой.

— Ты обнаружил ее шатающейся по коридорам пьяной и привел сюда. Это случается постоянно. По крайней мере, так я слышал. Ты знал, что воины-ацтеки спали рядом с обнаженными девственницами, чтобы усилить свою сопротивляемость боли?

Пилар спит, но она полностью одета. И я была бы очень удивлена, окажись она девственницей.

— Вы только посмотрите, какая она красавица. У меня сердце поет, глядя на нее, — признается Гид. Она снилась ему всю ночь.

— Как мило, — фыркает Николас. — Из-за этой красавицы мы вылетим из школы. — Он смотрит в глазок. — Миссис Кавано в коридоре с этой чертовой гладильной доской. О, погоди, она собирается… уходит! Каллен, доставай-ка хоккейную сумку.

Каллен подмигивает Гиду.

— Она классная, — говорит он. — Ты молодец, что не воспользовался случаем, помнишь про пари и все такое.

— Я хочу отказаться от пари, — выпаливает Гид. — Кажется, я нравлюсь Пилар. Она сказала…

Приближается Каллен с огромной красной сумкой.

В нее вполне мог бы поместиться человек.

— Нет, — в ужасе произносит Гидеон, — вы же не посадите ее в сумку…

— А ты куда ее предлагаешь посадить, к себе в карман? — спрашивает Николас и, наклонив голову, смотрит на Гидеона. — Буди ее.

— Погоди, — обрывает его Каллен. — Гид хочет аннулировать пари с Молли Макгарри, потому что влюбился в Пилар.

— Нет-нет-нет, — возражает Гидеон, — я не говорил, что влюбился в нее, я сказал, что, кажется, нравлюсь ей, и…

— И то, и другое — полный абсурд, — отрезает Николас. — Это еще более абсурдно, чем то, что кому- то из нас придется вынести эту шестидесятикило граммовую деваху из нашего общежития в хоккейной сумке.

Пилар открывает глаза. Она видит Гидеона, Николаса, Каллена и сумку. До нее доходит, для чего она.

— Вообще-то, я вешу пятьдесят килограммов, — говорит она. И смеется. А потом снова засыпает.

— Это необязательно, — встревает Гид. — Мы наверняка могли бы…

Пилар снова открывает глаза, перекатывается на бок и ложится, оперевшись на локоть. Потом садится на край кровати и опускает голову меж колен.

Каллен открывает рот, собираясь отпустить неприличную шутку. Мне даже не надо залезать к нему в голову, чтобы понять, что это так.

— Заткнись, — шипит Николас. — Сейчас не время для твоих глупых… — Он закатывает глаза, слишком утомленный происходящим, чтобы завершить фразу.

Шатающаяся Пилар опускается на пол и смотрит на Гидеона. Ее глаза огромны и никак не могут сфокусироваться от алкоголя. Она залезает в сумку.

— Оставьте меня в лесу за зданием общаги, — скучающим тоном произносит она. Ей явно не впервой нарушать правила.

Гид пытается ухватить каждый сантиметрик лица Пилар, когда молния на сумке закрывается и оно исчезает внутри.

Гид настаивает на том, чтобы самому понести сумку. Она не слишком тяжелая. Ему под силу. Но когда он проходит в дверь, то раскачивает сумку, и Пилар ударяется о лепнину какой-то очень твердой частью своего тела.

— Извини, — шепчет Гид. Но через несколько шагов раскачивает сумку в другую сторону. Снова раздается глухой звук. — Ой, извини… еще раз, — шепчет он и слегка поглаживает сумку.

Каллен и Николас наблюдают за ним из дверного проема. Каллен раздраженно несется по коридору.

— Нельзя разговаривать с сумкой, дубина, — шипит он и, не прилагая ни малейших усилий, взваливает ба- ул на плечо. — Если у тебя все в порядке, — шепчет он, — ничего не говори.

Сумка молчит. Гиду слегка неприятно оттого, что не он несет Пилар, но он утешает себя мыслью, что слишком бережен. К тому же, он носил ее на руках вчера вечером. И тогда, при тех обстоятельствах, она вовсе не показалась ему слишком тяжелой.

Клетки не являются проявлением жестокости

Проходят дни, а Пилар с ним не разговаривает. Она всегда здоровается, что в некоторой степени ухудшает дело, ведь понятно, что она видит Гида. Видит и пред- почитает не общаться!

Ему ненавистна мысль, что Николас прав. Да и мне тоже. Все эти разговоры о «весовых категориях» совершенно неромантичны.

Хотя именно из таких неромантичных вещей и состоит жизнь.