Читать книгу "Ярость - Салман Рушди"

Профессор Малик Соланка всегда гордился собственной практичностью. Его искусные руки умели держать иглу, он сам мог и пришить пуговицу, и залатать одежду, и выгладить рубашку. В Кембридже, увлекшись изготовлением кукол великих философов, Соланка стал подмастерьем у местного портного, учась кроить и шить одежду для своих маленьких мыслителей. Все ультрасовременные хиты уличной моды для Глупышки он также сшил сам. С Виславой или без, он был вполне способен содержать свое жилье в чистоте. Что ж, настало время использовать принципы, которыми он руководствовался при ведении хозяйства, чтобы навести порядок в своей внутренней жизни.

Соланка шел по Седьмой улице с фиолетовым пакетом из китайской прачечной на правом плече. Свернув на площадь Колумба, он невольно подслушал следующий монолог: «Ты же помнишь мою бывшую жену Эрин? Ну, маму Тесс. Да-да, актриса, сейчас, кстати, все больше занята в рекламных роликах. И что ты думаешь? Мы с ней снова встречаемся. Такой вот поворот судьбы, да. И это после двух лет вражды и пяти лет непростых отношений. Я предложил ей иногда заходить ко мне с Тесс. Честно говоря, Тесс нравится, когда мама рядом. Ну и однажды вечером… Да, как в том анекдоте, однажды вечером я зачем-то сел на диван возле нее, хотя обычно сижу на стуле на другом конце комнаты. Знаешь, я ведь никогда не переставал желать ее, просто это желание было заживо похоронено под грудами всякой дряни. Злость мешала, что тут говорить. И тут оно вдруг ка-а-к вырвалось наружу. Раз! Просто океанский вал. Представляешь, сколько его за семь-то лет накопилось, плюс еще злость, честно говоря, его усугубила. Короче, было в сто раз лучше, чем раньше. Ладно, дело не в этом. Сел я, в общем, на диван, потом случилось то, что и должно было случиться. А после она мне и говорит: „Знаешь, когда ты подсел ко мне, я никак не могла понять, что ты собираешься сделать — поцеловать меня или ударить“. Так вот я о чем: я и сам не знал, чтó сделаю, пока на диван не сел. Клянусь!»

Сначала Соланке показалось, что выгуливающий породистого пса сорокалетний мужчина, один в один рок-музыкант Арт Гарфанкел, долговязый и кудрявый, в полный голос рассказывает все это куда-то в воздух. Чуть позже профессор заметил между рыжими вихрами провод от гарнитуры мобильного телефона. Нынче мы все выглядим не то чудаками, но то сумасшедшими, когда вот так вот, прогуливаясь, всему свету доверяем свои секреты, подумал Соланка. Вот он, яркий пример преследующей его, разваливающейся на куски современной реальности. Гуляющий с собакой Арт, который пребывает сейчас в условном телефонном континууме и не подозревает, что в альтернативном континууме Седьмой улицы он раскрывает свои интимные тайны чужим людям. Именно это так сильно и привлекало профессора Соланку в Нью-Йорке — ощущение, что ты буквально окружен историями других людей; возможность призраком бродить по городу, то и дело попадая в гущу никоим образом с тобой не связанных, абсолютно чужих повестей. Что же до двойственных чувств, которые мужчина испытывал к своей жене, Соланка решил, что в его случае место женщины занимает сама Америка. А он сам, возможно, все идет и идет к дивану…

Дневные выпуски газет принесли ему неожиданное облегчение. Должно быть, он включил телевизор уже после того, как передали последние новости о ходе расследования убийств Скай, Рен и Бинди. Сейчас же он с нескрываемой радостью прочитал о том, что группа работающих по делу детективов — три округа объединили свои усилия — еще раз вызвала на допрос приятелей всех трех погибших девушек. После допроса их, естественно, отпустили, никаких обвинений против них не выдвинули, но детективы держались с ними сурово и предупредили молодых людей, чтобы те и не подумали неожиданно сорваться на Ривьеру или пляжи Юго-Восточной Азии. Близкие к следственным органам анонимные источники утверждали, что версия о Человеке-в-Панаме не нашла практически никаких подтверждений, заставляя предположить сговор между подозреваемыми молодыми людьми, которые могли просто придумать неизвестного преследователя. На газетных фото Заначка, Конь и Бита имели очень испуганный вид. Ничтоже сумняшеся, газетчики тут же усмотрели связь между нераскрытым тройным убийством, гибелью Николь Браун-Симпсон и смертью шестилетней королевы красоты Джонбенет Рэмси. Как было написано в одной передовице, «в подобных случаях самое разумное — приглядеться получше к родственникам и друзьям погибших».

— Простите, могу я с вами поговорить? — услышал взбодрившийся Соланка, подходя к своему дому.

На ступенях его поджидала… Мила. Свита отсутствовала, зато в руках у нее была огромная — в половину человеческого роста — кукла Глупышка. Ее манеры также поразительным образом изменились. Исчезла самодовольная развязность уличной богини, высокомерие владычицы мира. Перед Соланкой стояла смущенная, даже немного неуклюжая молодая женщина с лучистыми зелеными глазами.

— Как там говорят в кино. Это ведь вы, да? Тот самый профессор Соланка? Кукла Глупышка была создана профессором Маликом Соланкой. Это вы ее придумали, вы дали ей жизнь. Bay! У меня есть кассеты со всеми выпусками «Приключений», а когда мне исполнился двадцать один год, папа даже специально ездил к дилеру, чтобы купить мне в подарок черновую версию выпуска про Галилея, ну ту, еще до монтажа, пока вас не заставили убрать оттуда все богохульство. И это одна из самых больших моих ценностей. Ой, только, пожалуйста, скажите, что это и правда вы, а то я выставила себя такой дурой, что жить после этого спокойно не смогу. Хотя так и так не смогу. Вы не представляете, что подумали про меня Эдди и другие парни, когда увидели, как я иду сюда с куклой в руках. О господи!

Настороженность Соланки, смягченная недавним душевным просветлением, окончательно рассеялась после этого страстного признания.

— Да, — подтвердил он, — да, это я.

От восторга девушка завизжала и подпрыгнула — так, что на несколько мгновений стала выше Соланки почти на целую голову.

— Не может быть! — выдохнула она, чуть успокоившись, но все еще продолжая пританцовывать. — Боже мой! Я должна сказать вам, профессор, что вы настоящая легенда. И ваша ГЛ, вот эта вот маленькая леди. Да я была просто больна ею последние десять лет. Не пропускала ни одного ее шага. И вы, может быть, заметили — мой персональный стиль целиком основан на подражании ей, она моя вдохновительница. — Девушка протянула Соланке руку. — Мила. Мила Мило. Не смейтесь. По-настоящему моя фамилия Милошевич, но папа захотел чего-нибудь попроще, чтобы все могли произнести. Ну, в смысле здесь, в Америке. Понимаете? Здесь не должно быть ничего сложного. Будь проще! Ми-ла Ми-ло. — Она еще раз произнесла свое имя, подчеркнуто растягивая гласные, а затем взглянула профессору в лицо и усмехнулась: — Звучит черт-те как, смахивает на название сельскохозяйственного удобрения. Или крупы.

Пока она говорила, Соланка чувствовал, как в нем поднимается волна хорошо знакомой давней ярости — огромной злости на Глупышку, злости, которая все эти годы оставалась невыраженной, невыразимой. Из-за нее, этой злости, и ничего другого, случилась история с ножом… Нечеловеческим усилием ему удалось подавить взрыв гнева. Сегодня первый день его новой фазы. Сегодня не будет ни кровавой дымки перед глазами, ни ругательств, ни вызванных яростью провалов в памяти. Сегодня он взглянет своему демону прямо в лицо и сумеет положить его на обе лопатки. Соланка приказал себе дышать. Дышать глубоко.