Читать книгу "Римские призраки - Луиджи Малерба"

«Нет-нет, это уже святотатство. Я не согласна».

Я передаю слова, прозвучавшие во сне, который казался мне очень длинным, и пытаюсь спасти их смысл, каким бы сумасбродным он ни казался. В своем пересказе я не использовала заглавных букв и должна была убрать пунктуацию, потому что во сне не бывает ни точек, ни запятых. И теперь бесполезно терять время и отыскивать смысл в таком сне, как этот, во сне, который рисует совершенно бессмысленную и святотатственную ситуацию, спровоцированную Мароцией, поставившую меня в затруднительное положение во сне, и ставит меня в трудное положение даже теперь, когда я все это вспоминаю. Счастье еще, что люди не несут ответственности за свои сны. Я не могу поговорить об этом даже с Джано, ведь я должна притворяться, будто не знаю Мароцию, с которой познакомилась, тайно читая его книгу. Интересно, что во сне я оказалась лицом к лицу с моим «альтер эго» из романа. Могло бы получиться что-нибудь поинтереснее из этой «исторической» встречи Клариссы и Мароции, но что есть то есть.

Джано

Плохие вести о Занделе. Один мой студент, иногда подрабатывающий в его мастерской урбанистики, сказал, что архитектор раз или два раза в неделю ложится в больницу «Фатебенефрателли» на острове Тиберина для переливания крови. Таким образом подтвердилась догадка об эритроцитах. Но мне кажется, что переливание — это крайняя мера, к которой прибегают, когда лекарства уже не помогают. Я не говорил об этом с Клариссой, чтобы не усиливать ее напряженность, которую я безусловно связываю с болезнью Занделя.

Когда Кларисса в депрессии, она разряжается, переворачивая в нашей квартире все вверх дном. Вызвала обойщика и велела наклеить новые обои в столовой и спальне. Японские в столовой и голубые муаровые в спальне. Прежде чем поручить мастеру работу, она, конечно, показала мне образцы обоев, ожидая моей реакции, но я знал, что решение она уже приняла, так что мне оставалось только одобрить ее выбор и даже выказать что-то вроде энтузиазма.

— Японские обои прекрасны, — сказал я. — Так и кажется, что ты в Японии.

— Япония еще дальше Китая, спасибо, — сказала Кларисса скучным голосом.

Пока обойщики заканчивали оклейку стен новыми обоями, Кларисса, воспользовавшись тем, что мы обедали на кухне, задала мне вопрос слишком уж безразличным тоном:

— Ты не думаешь, что следовало бы справиться насчет Занделя?

— У кого?

— Не знаю. Были же у него друзья.

— Почему ты говоришь «были»? Он же не умер.

— Его не видно уже несколько месяцев. Так что он все равно что умер или почти умер.

— Попробую узнать что-нибудь в университете. У его студентов или у кого-нибудь из коллег.

Клариссу мои слова вроде бы успокоили, и она стала следить за рабочими, которые намазывали рулоны клеем и прикладывали бумагу к стенам.

— Я пытался дозвониться до него по мобильнику, но он у него всегда отключен. Ясно, что он не хочет ни с кем разговаривать.

— Странный тип этот Зандель. Вроде был другом, а теперь прервал всякую связь.

— Почему странный? Он болен, а известно же, что некоторые болезни меняют людей, иногда они становятся раздражительными, иногда скрываются.

— Какие болезни? Чем болен Зандель, мы можем догадаться, но ведь это не точно.

— Наверняка известно, что у него болезнь крови, — сказал я, — из-за облучения, которым его лечили в нью-йоркской больнице.

— Да почему ему делали эти облучения?

В вопросе Клариссы уже как бы содержался ответ.

— Нетрудно представить себе. Но сейчас, похоже, у него осталась только проблема с кровью.

— По-моему, и этого достаточно. Верно?

Кларисса умолкла, словно замкнулась в своем трагическом молчании.

Бедный Зандель, сколько трагедий, а через какой-нибудь месяц он опять будет путаться у меня под ногами, ухаживая за Клариссой, или изучать тротуары где-нибудь в Лондоне, Хельсинки или Пекине. Какого черта еще можно ждать от такого человека? Оставим в покое тротуары, с эритроцитами шутить не приходится.

Интересно, трахаются ли иногда Зандель с Ириной? И как к этому относятся эритроциты?

Кларисса

Когда Зандель сказал, что у него проблема с эритроцитами из-за облучения, которому его подвергали в Нью-Йорке, я все поняла. Старалась не понимать и вообще забыть, но сомнений относительно природы болезни, которую лечат рентгеновскими лучами, не осталось, а после упоминания о Чернобыле вся наша последняя встреча прошла в атмосфере какой-то недосказанности, и это чувствовалось. У меня появилась новая проблема — эритроциты, а у него — что-то ужасное, что он старался скрыть. В общем, я пыталась смириться с фактом, что Зандель втайне от всех начал умирать. Мне хотелось не думать об этом, выбросить из головы. Но это было невозможно.

Джано подарил мне маленький спутниковый будильник «Орегон» (он объяснил мне, что марка «Орегон» более или менее соответствует классической «Омеге»), Точное время передается напрямую со спутника, и можно даже узнать в нужный момент мировое время. Очень любезно с его стороны, но я не могу сказать Джано, что мне больше по душе циферблат со стрелками и что я ненавижу всю эту электронную цифирь. Кроме того, чтобы узнать, который час, я должна нажать на кнопку, тогда цифры высвечиваются голубым цветом, отчего даже полдень мне кажется ночью. Думаю, он сделал этот подарок, заметив мою депрессию, но, может быть, он подарил спутниковый будильник Валерии, а потом, чтобы совесть не мучила, сделал такой же презент и Клариссе. Всегда меня одолевают дурные мысли.

Закончилась замена обоев в столовой и спальне. В результате — элегантность, которая меня совершенно не трогает. Нисколько. Я надеялась отвлечься и вдруг заметила, что утратила связь с вещами, даже с этими красивыми и дорогущими обоями. Я могу сидеть в кресле в столовой и любоваться новыми обоями, словно сотканными из тончайшей соломки и напоминающими бумажные стенки в японских домах. Но какое дело до японских домов Клариссе?

Я пользуюсь любым случаем, чтобы выйти из дома, до того мне надоели и эти дорогие обои, и купол Сант-Андреа-делла-Валле, и балкон, нависший над римскими крышами, и лес телеантенн, а теперь еще и огромные тарелки спутниковых антенн, портящих панораму Рима и превращающих его в город третьего мира.

Отмечая какую-то дату, издательский дом «Эйнауди» второй раз за последние десять лет снял лоджии замка Святого Ангела и угостил всех отличным белым вином из Венето, морскими деликатесами и балом — под аккомпанемент музыки Моцарта, Баха и Вивальди. Но вертолеты карабинеров все время крутились на небольшой высоте с единственной, откровенной целью — испортить праздник издателю-коммунисту своим ревом, заглушающим музыку, заставляя гостей повышать голос. Мне немного стыдно самой себя, но я стала оглядываться по сторонам, чтобы не остаться в одиночестве, когда Зандель уйдет туда, куда рано или поздно уходят все. Джано, ни о чем не думая, предоставляет мне на таких светских приемах полную свободу.