Читать книгу "Угрюмое гостеприимство Петербурга - Степан Суздальцев"

— Не далее как вчера я принимал Ричарда за этим столом, — сказал князь. — Это юноша в высшей степени благородный и воспитанный. Кроме того, он понятия не имеет об истории своего отца.

— Но, к сожалению, весь свет — старшее поколение — помнит эту историю. Кроме того, он танцевал вальс с княжной Демидовой. Вы знаете, как Александр Юрьевич отнесся к трагедии, постигшей Владимира Дмитриевича. Сегодня я был в отделении. В перечне светских сплетен я нашел прелюбопытное известие о скоропостижном отъезде в Москву Анастасии Александровны и княгини Марьи Алексеевны Ланской. Возможно, то, что маркиз Редсворд не знает об интриге своего отца, только усугубляет дело.

— Entre nous[54], — произнес Суздальский, — я получил от Глостера письмо, в котором он просил держать Ричарда в неведении.

— Это неведение может пагубно сказаться, — заметил Александр Христофорович, — молодой повеса будет жить обычной жизнью, влюбится — он уже влюбился, — начнет роман — он это уже сделал — и вызовет этим новый скандал.

— Скандал случится — это неизбежно, — изрек Андрей Петрович. — Но виной тому предрассудки, а не Ричард.

— В любом случае это приведет к последствиям. Борис Иванович Курбатов горяч и остр на слова. Не приведи господь, дойдет дело до дуэли. За дуэль я должен буду его арестовать. Посол Британии выдвинет ноту. Мы не можем сейчас допустить ухудшения отношений двух держав.

— Я уже об этом подумал, — мрачно сказал Суздальский. — Я ознакомил сына со всеми обстоятельствами дела. Пока Ричард в России, он будет находиться рядом с ним. Если Курбатов выкажет агрессию, Петр Андреевич сам вызовет его на дуэль.

— Вы толкаете сына на преступление. Кроме того, он не сможет все время находиться с маркизом Редсвордом.

— Поэтому я решил прибегнуть к помощи Романа Балашова. Он был в Англии в гостях у герцога Глостера. Он знаком с Ричардом и знает, чей он сын.

— И вы будете просить его участвовать в дуэли? — Невозмутимость Александра Христофоровича исчезла. Он был удивлен до крайней степени.

— Когда это случилось, лишь два человека в Петербурге знали правду. Один был я, другой — отец Романа. Мы с Александром поклялись сохранить в тайне эту правду. Мы ничего не сказали убитому горем Володе. Балашов тогда состоял адъютантом при императоре Александре. Отношения между державами были дружественные, но Англия в любой момент была готова начать войну с Россией. В этой войне мы потеряли бы Прибалтику и надежды на присоединение Польши. Нам нельзя было воевать. Когда Глостер скандально уехал из России, Балашов убедил императора не отправлять Британии ноту недовольства, не накалять ситуацию. А я… я был свидетелем на свадьбе Уолтера. Я видел, как он ведет Елену под венец. И, вернувшись, я сказал Володе, что это слухи, что Хелен Смит — англичанка, лишь отдаленно напоминающая его супругу. То же самое я сказал царю. Больших усилий стоило нам с Балашовым развеять слухи о женитьбе герцога Глостера на графине Воронцовой. Мы сделали это ради Уолтера, ради нашего друга. И мы взяли на себя ответственность за преступление.

— И теперь ответственность должны нести ваши дети? — еще более изумился Александр Христофорович.

— Мой сын спасет Россию от скандала, — твердо сказал князь Суздальский. — В свое время меня считали самым тонким политиком. Я тушил одно пламя за другим. Я всегда действовал в интересах державы и всегда поступал сообразно с понятиями чести. Но однажды я предал честь ради любви. Любви преступной, невозможной, но пламенной любви. Но мой сын, выросший на рыцарских романах, никогда не повторит моей судьбы.

Александр Христофорович был поражен. Вернувшись домой, он долго ходил по своему кабинету, перебирая в памяти все, что услышал.

Андрей Петрович тем временем сидел у себя в кабинете и думал о былом.

Он вспоминал 1810 год.

Герцог Глостер прибыл в Санкт-Петербург.

Как много было достоинства в этом человеке! Какая царственная поступь, какой надменный взгляд! Это был один из самых родовитых людей во всей Европе. Нельзя было сказать, чтобы герцог гордился своим происхождением: он им кичился. Честь и доброе имя своего рода он ценил превыше всего. И это проявлялось во всем: в его неподвижных серых глазах, в цилиндре, до полей которого он дотрагивался, когда здоровался с кем-нибудь из августейших особ, в манере говорить медленно, растягивая слова, в самодовольной улыбке, которая никогда не покидала его тонких губ, в плавных его движениях и, конечно, в его бакенбардах, которые он носил, как и десятки поколений Редсвордов до него.

Он был невысокого роста, однако своей манерой держаться производил впечатление великана, нависающего над собеседником и подчиняющего его своей воле.

Он познакомился с Владимиром Дмитриевичем Воронцовым, и они быстро стали друзьями.

В августе 1812 года полк Воронцова вел арьергардные бои. В одном из них Владимир Дмитриевич был ранен пулей в бедро. Полк отступал, французы надвигались. Тогда герцог, бывший на поле боя сторонним наблюдателем, не имел права вмешиваться в ход сражения. Как друг, он не имел права остаться в стороне. Не раздумывая, Глостер направил коня в самое сердце сражения, чтобы спасти раненого друга.

По окончании войны друзья вернулись в Петербург, где Владимир Дмитриевич познакомил лорда Уолтера со своей молодой женой Еленой Семеновной, одной из первых столичных красавиц.

Это была спокойная и выдержанная женщина. В отличие от прочих дам ее возраста, она не позволяла себе обмороков, никогда не бледнела, не краснела, никогда не улыбалась, если ей этого не хотелось. Сказать точнее, она вообще не улыбалась. И в отличие от всех прочих дам, она не была в восторге от франтов, которые пылкой страстью своею пленяли сердца молодых красоток, всячески за ними ухаживали и писали им любовные послания.

И разумеется, она не могла не обратить внимание на спокойного dandy Уолтера Глостера, с надменною улыбкою смотревшего на этих франтиков, которые пытались проявить пытливость скудных своих умов, дабы вызвать у дам восхищение.

Нельзя сказать, чтобы Елена Семеновна была насильно выдана замуж. Она не любила своего мужа, как не любила ни одного мужчину, однако она уважала Владимира Дмитриевича и ценила за благородство и справедливость.

Когда же графиня увидела лорда Уолтера, сердце ее забилось быстрее, она, всегда выдержанная и бесстрастная, улыбнулась ему той теплой и ласковой улыбкой, какую может дарить лишь влюбленная женщина.

Сам герцог Глостер, если что и почувствовал (а он очень сильно почувствовал), не посмел подать виду, так как флирт с женой своего друга находил занятием крайне неблагородным.

Что до Владимира Дмитриевича, то сам он настолько сильно любил Елену Семеновну и настолько слепо верил в ее супружескую верность, что перемены в ее поведении не заметил.

Зато ее заметил князь Андрей Петрович Суздальский, бывший в ту пору действительным тайным советником, — он служил в Министерстве иностранных дел, а стало быть, имел к герцогу Глостеру непосредственное отношение. Но, зная благородный и честный характер лорда Уолтера, Андрей Петрович счел крайне неразумным поступком посвящать Владимира Дмитриевича в выводы, вытекающие из сделанных им наблюдений, так как это могло привести к конфликту, дуэли, кровопролитию, усугублению отношений двух держав, чего князю Суздальскому, политику и человеку разумному, не хотелось.