Читать книгу "Я дрался в Афгане. Фронт без линии фронта - Александр Ильюшечкин"

Не отслужившим года по негласной традиции в ВДВ обычно не разрешали делать татуировки. Свою же наколку на левом плече я начал делать рано, отслужив всего полгода. Изображение парашютиста мне набивал татарин по фамилии Абсалямов, родом он был из города Бугульма. Первый раз машинкой мы успели ее набить, и тут нас отправили на боевое задание. Так совпало, что мы с ним вдвоем шли в разведдозоре: он — пулеметчик, а я — автоматчик, а сзади на определенной для данной местности дистанции шли остальные силы группы. И только мы успели выйти на плато, я услышал, как сзади упал на землю мой друг. Почти сразу я понял, что его убили: пуля снайпера попала ему в голову в паре сантиметров позади уха и прошла навылет. И хотя солнце в этот момент было в зените, понять, с какой стороны стреляли, было невозможно: обычно после выстрела раздается эхо, а в тот раз был едва различимый хлопок, и все. Я осознавал лишь одно: вторая пуля будет моя. И бросить тело товарища было нельзя — его надо было сейчас же оттащить к своим; и делать паузу, стоя над ним в прицеле снайпера, было нельзя. Мне повезло: душманский снайпер, боясь быть обнаруженным, не стал делать свой второй выстрел, я остался жив. Тело друга мы донесли до базы, а наколку я, посоветовавшись с ребятами, заканчивать не стал, хотя оставалось немного: подвести под рисунком черту и написать «ДРА 1389» (Демократическая Республика Афганистан, 1389 год по мусульманскому летоисчислению).

Рассказывать про службу в Афганистане можно очень много, и, может быть, несмотря ни на что, это было самое лучшее время в моей жизни. Мне недавно исполнилось пятьдесят, а с годами начинаешь понемногу разбирать прожитые лета, давать всему свою оценку. И скажу, что, если бы сейчас мне вернуть мою молодость и поставить меня в ту же ситуацию, я не раздумывая снова пошел бы в бой. Ни о чем не жалею. Бывает, кто-то начинает твердить: «Вот зачем вы там были нужны?! Зачем воевали?!» Я всегда отвечаю одно: «Ребята! Что за чушь вы несете?! У нас одно было на уме: Родина послала — значит, надо!» Так мы были воспитаны.

Давыденко Владимир Александрович

Я был оперативным сотрудником, работал в военной контрразведке — мы обслуживали воинские подразделения, имея задачей защищать их секреты и выявлять разведустремления противника, выявлять агентуру противника на подступах к нашим военнослужащим и к нашей секретной технике. Каждый сотрудник жил жизнью воинской части и в то же время вел оперативную работу.

В то время от каждой воинской части направлялись люди для службы в контингенте, у нас это называлось просто: «за речку». Меня вызвали в отдел кадров, там сказали, что я имею определенный опыт и должен дать согласие на мою отправку в ограниченный контингент войск в Афганистане, задача была поставлена в общих чертах.

Я прибыл сначала в Ташкент, там комендатура нас отправила на пересылку, там мы прождали около двух дней, после чего самолетом Ан-12 нас переправили в Кабул. Летело нас человек 60, в основном военнослужащих, из оперативного состава нас там было только двое: мой коллега остался в Кабуле на обслуживании столичного аэродрома, а меня направили в группу, которая действовала от 1-го Главного управления. Это была комбинированная группа — первоначально меня направили в Мазари-Шариф, где я получил четкий инструктаж от находившегося там сотрудника КГБ о том, что я должен делать и какие факты выявлять.

В начальный период, сразу после ввода советских войск в Афганистан, местное население встречало наши войска очень хорошо, дружелюбно относилось к военнослужащим, а если нам прибывало обеспечение в деревянных ящиках, то пустые деревянные ящики моментально расхватывались афганцами, просили они у нас и горюче-смазочные материалы, мы помогали им. Где-то до середины 1981 года была вполне здоровая обстановка, крупных конфликтов не было, а если кто-то из наших военнослужащих и погибал, то только по своей дурости — где-то несвоевременно разрядили оружие, или был случай: один солдат заснул в палатке, а другой в это время сдавал задним ходом на бэтээре и придавил его. А ближе к 1982 году активизировались спецслужбы главного противника — в Пакистане стали готовить моджахедов для действий против наших войск. Не скажу, что наши войска вели себя неправильно в отношениях с местными: была установка, и политработники требовали лояльного отношения к мирному населению, и крупных конфликтов, тем более с применением оружия, с местными не было. С 1982 года начались активные действия моджахедов, которые провоцировали наши войска на ведение огня, естественно, что ответный огонь был довольно мощным и от него страдало в том числе и мирное население. После этого начались и конфликты с мирным населением: оно стало опасаться встреч с нами, потому что моджахеды могли убить всю семью афганца, замеченного в сотрудничестве с нашими войсками. Конфликт постепенно разрастался.

Моя задача была той же, что и при работе в Союзе, — защита наших войск от преступных посягательств вражеских разведслужб. Я был прикомандирован к отряду, состоявшему из вертолетной группы и группы специального назначения. Отряд базировался в районе Кандагара, место базирования было тщательно замаскировано, но местные жители о нем, само собой, узнали, и мы периодически подвергались минометному обстрелу моджахедов. В условиях горной местности минометный огонь страшен, но мы быстро изучили график работы минометов моджахедов — в определенное время они совершали намаз, и мы знали, что, например, утром мы можем спокойно позавтракать до 9 часов, а после надо было укрываться в щелях, потому что мог начаться минометный обстрел. Мы пережидали в щелях около часа, если огня не было — то не было, а обычно около 9 часов утра начинался минометный обстрел, час-полтора — и он проходил, но так как они вели огонь не совсем прицельно и их огневая подготовка была очень слабой, то потерь в основном мы не несли. Но когда вертолетный отряд не уходил, а стоял на нашей площадке, то вертолеты получали повреждения, так мы потеряли две машины, они сгорели, а на отряд выделили новые.

Что я могу сказать о жизни? Жизнь, конечно, там была неустроенная — бытовые условия там почти отсутствовали, офицерский состав размещался в домиках контейнерного типа, жили по двое.

Нашей задачей было пресекать перемещения караванов из Пакистана на территорию Афганистана. Такие караваны обычно везли оружие, наркотики, деньги, вместе с сопровождавшими засылалась и агентура, в том числе и офицеры ЦРУ, инструкторы, и даже иногда корреспонденты западных СМИ, освещавшие «работу» моджахедов. Когда мы получали сигнал от наших разведчиков, взаимодействовавших с космонавтами (из космоса обычно фотографировался район в горной гряде, снимки передавались в Москву, которая, в свою очередь, присылала ориентировку нам, и караван, таким образом, выявлялся еще на подступах к Афганистану), то производили расчет дальнейшего маршрута движения подходящего каравана, уточняли его через агентуру, отправляли в обозначенный район вертолеты. И когда мы четко знали, что караван находится в каком-то конкретном ущелье либо только вышел из него, вертолетный отряд забирал нас из района дислокации и доставлял в точку, в которой должен был появиться караван. На месте вертолетчики огнем из бортового оружия прижимали противника к земле, не давая никому поднять голову. Обычно один вертолет осуществлял обстрел, а два других высаживали десант, после подавления очагов сопротивления мы разоружали оставшихся в живых моджахедов, и вскоре начиналась работа по исследованию того, что они доставляли. Обычно это было оружие, много наркотиков, которые мы порой прямо на месте выбрасывали в ущелье, не забирая с собой, остальные доставлявшиеся караваном материальные средства мы загружали в вертолеты. Пленных связывали, доставляли в расположение отряда и переправляли в Кандагар.