Читать книгу "Война затишья не любит - Алескендер Рамазанов"

Пока все занимаются своими делами: Судояров осматривается, пытается привыкнуть к местной воде и «изучает документы», а Астманов исследует земную часть истины в мистической встрече с Хворостовым-Никольским-Сеидом-Сергеем, справедливо боясь, что его гнусно завербовали масоны. Пока отряд, боевой пропагандистский, получает боеприпасы и с боем выколачивает продовольствие, а полковник Рысков не вылезает из провинциального комитета НДПА, пытаясь установить, где афганские товарищи врут, а где описывают то, что и без Апрельской революции имелось на радость народу. Пока колесо истории набирает обороты, скажем несколько слов о том, чего достигла советская военная наука и практика в области психологического разложения противника и умиротворения населения на оккупированных территориях к началу восьмидесятых годов.

Внешне концепция несложная: мы (СССР) несем свободу, восстанавливаем справедливость. Все, кто противодействует нам, либо наймиты империализма и международной реакции, либо недалекие, обманутые попами и капиталистами люди. Перешедший на нашу (СССР) сторону получает прощение и все блага социализма. Кто не с нами – враги, уроды, предатели своего народа, средоточие пороков. Эту информацию следовало донести до массового скопления объектов пропаганды в различной упаковке. Информационные материалы подготавливались (разумеется, и впрок, в расчете на вероятного противника) отделами специальной пропаганды при политических управлениях округов и аналогичными отделениями при политических отделах общевойсковых армий. Мозг спецпропаганды выделял мысль в Главном политическом управлении Советской армии и Военно-морского флота.

В округах спецпропагандисты располагали типографией, а при необходимости использовали полиграфические мощности окружных газет. В армиях недостатка в типографском оборудовании тоже не было. Подумайте, сколько можно за ночь напечатать листовок размером в половину стандартного листа, если даже «американка», по сути, та же, что «Искру» печатала, в минуту выдавала шестнадцать экземпляров. Но к указанному периоду, даже в дивизиях, гремели цепями и шестеренками офсетные машины «Ромайор». С печатью проблем не было. Были трудности с доставкой листовок в расположение противника. Авиация? Точность невелика, да и при наличии ПЗРК (переносных зенитных ракетных комплексов) могли и врезать. А «Стингеры», «Блоупайпы» и отечественные «Стрелы» у моджахедов водились даже в небольших отрядах. Так, для самообороны и престижа, очевидно. Во всяком случае во всех разведывательных сводках указывалось, что главарь банды (имярек) имеет средства ПВО в количестве зенитно-пулеметных установок столько-то и ПЗРК столько-то и каких.

Артиллерия била точнее. Но в пропагандистский снаряд умещалась с большим трудом сотня листовок. Да и снаряд этот, срабатывая над расположением противника или над населенным пунктом, разделялся на десяток частей, каждая из которых вполне могла «сагитировать» несогласного на всю оставшуюся жизнь. Были и ракеты «ФЛГ», станковые и ручные, немецкого производства. Они залистовывали участок плотно, нет спору, но вот летели изначально черт знает куда, как и все примитивные ракеты в мире.

Одному молодому спецпропагандисту хотели даже орден дать за изобретение приспособления для сброса листовок с вертолетов. Тут не до смеха – встречный поток прижимал бумагу к обшивке, блистерам и прочим частям винтокрылых машин. Летчики и, особенно, борттехники по этому поводу нервничали. А лейтенант изобрел ящик, который опускался на четырех веревках, а затем две отбрасывались и тара опрокидывала на голову противника информацию. Все было чудесно, пока однажды на вираже конструкцию не подтянуло к несущему винту…

Астманов тоже внес свою лепту в дело разброса листовок. Он предложил сворачивать кулечки, укладывать в них листовки и метать острым концом наподобие стрел через лючок в салоне. На майдоне получалось неплохо, но изобретение не прошло испытания боем. Это же висеть над целью надо. Тут можно и «обратную связь» получить. Хуже всего дело обстояло с разбросом листовок с бронетехники на дорогах, в движении. Красиво, конечно, но за листками прямо под колеса и гусеницы бросались афганские дети. Да вот еще Астманов один раз поднес Рыскову листовку, побывавшую в вонючей канаве. А начиналась она во имя Господа Создателя Миров. Это же какая агитация?

Что касается остального инструментария, то армия почти не располагала мобильными средне– и коротковолновыми передатчиками, не имела аппаратов для скоростного копирования магнитофонных кассет, не использовала предметов с «пропагандистской символикой». Спичечные коробки и бумажные пакеты с братающимися воинами – это закат советско-афганской дружбы на военном уровне. Все вышеназванное добро, с помощью которого пытались манипулировать общественным сознанием, появилось в конце восьмидесятых годов, когда не только информационная, но вообще война была проиграна.

БАПО вышел в первый рейд в обстановке секретности, имея двойной боекомплект на каждой бронемашине и запасов продовольствия на неделю. Астманову определили БТР с бортовым номером 517, десант которого состоял из концертной группы – четырех веселых узбеков с деревянной дудкой, парой дутаров и бубном. Судоярова усадили в гордость отряда – громкоговорящую установку на базе бронетранспортера. Батарея динамиков на нем, затянутая в походном положении черным брезентом, наводила на мысль о секретном оружии даже своих бойцов.

У подножия плато проверили связь. И началась беготня… В конце концов все перешли на одну частоту, заменили шлемофоны, прекрасно понимая, что в решающий момент связи не будет. Очевидно, поэтому был выбран режим молчания до вызова конкретного номера командиром бронегруппы. Пошли!

Астманов знаками показал одному из музыкантов, чтобы слушал рацию, а сам, нацепив мотоциклетные очки, купленные на круге, вылез на броню. Сухой, холодный ветер рассвета ударил в лицо. Горьковатый кизячный дым, тонкая пыль гумен, чад несгоревшей солярки, овечий жиропот – эта симфония запахов успокаивала и опустошала сознание одновременно. Дух пустыни делал свое дело. Он был рядом в Качакуме, Мир-Аламе и Ходжахреге. Но не время забывать, чему сам учишь солдат: война идет на дорогах! Что имеем на подходе к Кундузу? Так, на винограднике люди. Дехкане на базар подтягиваются, отары перегоняют, впереди две «Йокогамы» груженые. Ага, Рахим-Роман проскочил на майдон, кивнул степенно, руку к сердцу прижал. Если что не так, дал бы знать жестом. Спокойно.

Снизу боец протянул шлемофон: «Внимание, я 31-й, повторяю: Шило, Форкоп, Вега, 517-й, 432-й следуют за мной. Подтвердите. Прием». Головная часть колонны завернула в сосновую аллею, на тихую улочку, где разместились партийные власти революционного Кундуза. 517-й остановился напротив зеленых железных ворот и такого же цвета будки постового, усиленной бронелистами.

Астманов спрыгнул с брони, перешагнул через арычок и, разминаясь, пошел по чудесному, чистенькому тротуарчику из разноцветной каменной крошки. Боже, какое счастье вот так просто идти между сосен по цветной земле и никаких иных забот не знать. Почувствовал за спиной оживление, глянул назад: Рыскова с поклонами приглашают в комитетский двор. Интересно, один выйдет или с гостями-пассажирами? Черт дернул встать возле входа. Да не отойти – это всю «гусеницу» надо двигать… Вроде все заметил, да не совсем…