Читать книгу "Джунгар. Небесное Испытание - Ольга Погодина"

– И о чем я с ними, по-твоему, договаривался? – холодно спросил Джэгэ. – То, что я считаю поход в Ургах удачей, все слышали. А остальное – уж не послышалось ли тебе? Не плетешь ли ты сеть, чтобы опорочить меня перед дедом, сын Тулуя-предателя?

– Пускай дед решает, – запальчиво выкрикнул Чиркен.

– А я даже знаю, что он решит, – ухмыльнулся Джэгэ. – Особенно сейчас.

– А что – сейчас?

– Да неужто не знаешь? – притворно удивился Джэгэ, – Вчера отец одной красавицы меня блюдом с мясом угостил.

– Поздравляю с успешным сватовством, – нетерпеливо выпалил Чиркен. – Только мне-то что за дело?!

– А то, что красавицу зовут Шонойн. – Голос Джэгэ просто-таки сочился злорадством.

– Не может быть! – выдохнул Чиркен, и по его голосу Илуге понял, что девушка ему не чужая. – Не может быть! Ты лжешь, змееныш!

– Спроси у нее сам!

– Шонойн – моя невеста! Она мне с рождения обещана!

– Кто же держит обещания, данные предателю? А я – наследник хана, и скоро ханом стану. Отец невесты за мной до самого порога бежал, все кланялся, себя от счастья не помнил!

– Я убью тебя, змеиный последыш! Я тебя убью!

– Давай-давай. Я прикажу вспороть тебе брюхо мечом и прикажу подать твои потроха за свадебным пиром, – издевался Джэгэ. – То-то будет деду радости, а то уж больно он последнее время с тобой, сучье семя, нянчится!

– Не бывать этой свадьбе! Ты меня слышал? Не бывать! Шонойн – моя!

– Я намну ей бока так, что она даже о тебе и не вспомнит. А ты приходи на свадьбу, Чиркен. Веселая будет свадьба!

Темрик ургашам отказал. Весть об этом волной прокатилась по становищу. Ургаши еще мялись, затягивали с отъездом, видимо, все еще надеясь переубедить хана. Люди были взбудоражены решением хана, многие ворчали, распаленные мыслями о набитых сокровищницах Ургаха. Раздавалось много недовольных голосов, по вечерам в юртах кипели жаркие споры. Илуге старался таких разговоров избегать – не до того было.

О том, что видел, он решил никому не говорить. И за ургашами следить перестал. Теперь пусть Чиркен думает – у него и прав, и сторонников больше. А его, Илуге, помощь Чиркену уж точно не нужна. Случится что – он молчать не будет, скажет все как было. Не случится – перед тем как уехать следом за «принцами», сходит к Онхотою. А пока лучше выкинуть все это из головы – свои дела уладить надо.

Последние события, которые вдруг так лихо закрутились вокруг женских дел, круто изменили его взгляд на многие вещи. В первую очередь он сам по-новому посмотрел на сестру. Детского в ней уже совсем не осталось – по весне ей сравнялось шестнадцать, а сватов иной и к четырнадцати годам засылает, а если девушке восемнадцать, и она не замужем, уже начинают считать, что что-то с ней неладно. Так что Баргузен-то со своим жениховством нельзя сказать, что впереди коня скачет. И вовремя это. Согласится он, Илуге, – будет у Яниры и защита, и дом. Можно будет уходить с легким сердцем.

Только все равно не знал он, с какой стороны за дело взяться. В семье это – забота женщин, они только и знают, что о таких делах языки чесать. А он что? Может, поговорить все-таки с сестрой? Может, у нее самой есть кто на примете? Молодые парни вокруг нее так и вьются – каждый норовит помочь ведро поднести, у коновязи позубоскалить… Может, будет несправедливо пообещать ее Баргузену, когда он ей не люб? Баргузена не всякий вынесет – бывает и зол, и колюч, и желчен. И привык добиваться своего. Уедет он, Илуге, – не возьмет ли Яниру силой?

Перемену в его поведении заметила даже Нарьяна – последнее время Илуге упорно отказывался от ее приглашений, и некоторые весьма приятные занятия пришлось сократить. Поскольку Илуге не говорил девушке о том, что его гложет, она по свойственной всем женщинам привычке придумала для себя что-то и тоже стала вести себя холодно и насмешливо. Правда, Нарьяна как раз не относилась к тем, кто копит обиды в себе.

В тот день Янира с утра уехала к Онхотою, где обычно пропадала надолго, и Илуге, которому уже изрядно надоело сидеть в юрте, не без радости согласился съездить с Нарьяной набрать дикого лука и чеснока – сейчас молодая зелень служила приятной добавкой к надоевшему за зиму хуруту. Однако не успели они отъехать от становища, как Нарьяну прорвало:

– Ты мне объяснишь наконец, что происходит? – бушевала она. – Ты сидишь в своей юрте, как заспавшийся в норе сурок. Ты болен? Или я попросту тебе надоела, и ты решил от меня избавиться? – На последней фразе ее голос подозрительно дрогнул.

– Да нет. – Илуге разговор был неприятен в основном потому, что он попросту не знал, как объяснить Нарьяне снедающие его противоречивые чувства.

– Тогда объясни, – потребовала та.

– Я был болен. – Нарьяна сама подсказала ему возможный ответ.

– Что, опять рука? – встревожилась девушка. – Вроде бы травы, что прислал шаман, хорошо помогали… А я и не знала… Что ж ты раньше не сказал?

– Как-то… не хотелось, – вяло проговорил он. Врать Нарьяне не хотелось тоже. Однако она не унималась.

– Сейчас доедем вон до той колки и остановимся, я посмотрю, – решительно заявила она. – В юрте вечно темно, а на солнышке уже вон как хорошо, тепло…

Илуге вовсе не возражал против того, чтобы расположиться на пригорке. Признаться, в голову ему как-то сами собой полезли весьма приятные мысли. А здесь, на солнышке… Если остановиться так, чтобы их не заметили, вполне можно заняться тем, чего в последнее время обоим не хватает.

Заехав за сопку так, чтобы их никто не увидел, они расположились на небольшом пригорке, поросшем сплошным ковром каких-то крошечных белых цветов. Илуге безропотно позволил Нарьяне снять с себя халат и безрукавку, как бы ненароком поглаживая девушку свободной рукой по спине и волосам. Они жадно поцеловались, вмиг забыв о цели своего приезда. В безоблачном небе высоко над ними висела какая-то птичка, раздавленные цветы пахли нежно и терпко. Кони, многозначительно фыркая, отошли и принялись щипать сочную молодую травку неподалеку.

Когда спустя какое-то время в состоянии умиротворенного блаженства Нарьяна приподнялась на локте, Илуге улыбался. Ее взгляд упал на его руку и губы искривились:

– И впрямь скверно выглядит. Как сплошной синяк.

Илуге и сам знал. Рука заживала плохо. Рана не затягивалась, из нее сочился гной и сукровица, несмотря на все старания Яниры. Хуже всего, что он все время чувствовал ее, словно тяжелый бесполезный придаток. Пальцы последнее время сгибались плохо.

– Да. Не очень выглядит, – коротко сказал он.

– Надо лечить тебя, – озабоченно произнесла Нарьяна, ощупывая рану, надавливая в разных местах. – Сегодня вернемся, у меня баню запарим. Ивовая кора сейчас в полной силе, надерем ее – и посадим тебя в бочку, у нас большая бочка есть. Посидишь так, потом закутаем в одеяла – и поутру как новенький будешь. Моя бабка так много хворей изгоняла…