Читать книгу "На ее условиях - Триш Мори"

— Не плачь обо мне, — сказал Фелипе, не так поняв причину слез, струившихся по ее лицу. — Я не заслужил твоих слез. Я не хотел, чтобы ты плакала.

— Прости меня. Мне так жаль. — Симона еще раз отчаянно обняла его и бросилась прочь из дома.

Что же она натворила…

Симона бежала сквозь виноградник, за бурей эмоций не замечая волшебного вида и лоз, цеплявших ее волосы и одежду. Ужас ее поступка заставлял ее сердце сжиматься. Она солгала деду. Да, чтобы сделать его последние дни счастливыми, но какое значение это имело, если в процессе она лишила его последнего, чем он дорожил? Она громоздила ложь на ложь, пока он не поверил в ее идеальный брак. Идеальную ложь. И Фелипе сказал, что гордится внучкой, благодарил ее за спасение семьи от векового проклятия. Симона сама стала этим проклятием. Она предала Фелипе и его доверие, любовь последнего человека, который оставался у нее на этом свете.

Но сквозь шторм ее чувств, сквозь вину, стыд и отчаяние, пробивалась волна ярости. Потому что Симону саму предали. Алесандер знал! Все это время он должен был знать о клятве его предка. Симона практически на блюдечке принесла ему исполнение этой клятвы. И земли ему оказалось недостаточно, он захотел получить и Симону тоже. Было ли это частью мести? Наверняка он смеялся над ней все это время.

Симона чувствовала себя дурно. Он сделал из нее идиотку. А она думала, что небезразлична ему. О боги!

Она остановилась на том же месте, у нового забора, куда прибежала в слезах, узнав, что Фелипе умирает. На этом месте она придумала свой план сделать его последние дни счастливыми. Идиотский план. Придуманный идиоткой, которая думала, что это может сработать. Имела глупость считать, что вся эта ложь останется безнаказанной, что ей не придется за нее платить. Потом она думала, что ценой стал секс с Алесандером, но нет. Ценою было предательство.

С отчаянным вскриком Симона сползла на землю, рыдая и задыхаясь, цепляясь за старую шпалеру. Прекрасное побережье перед ней окаймляло мерцающую лазурь моря, красные крыши Гетарии ютились за каменным мысом, — а Симона была готова в мгновение ока променять этот волшебный пейзаж на то, чтобы оказаться в своей крошечной студенческой квартирке с шумными соседями и ужасной погодой за окном.

Все это время Алесандер знал. Все это время он смеялся над ней, любуясь, как она одна сделала то, к чему стремились все поколения его семьи. Они будут смеяться, когда она уедет. Они, вероятно, смеются сейчас, ожидая, пока умрет старик. А она просила Алесандера о помощи. Как ей теперь смотреть в глаза Фелипе?

— Симона!

«О боже! — думала она, когда этот голос донесся до нее. — Только не он. Кто угодно, только не он». Она попыталась спрятаться в путанице плетей, но ее яркое платье было слишком заметно.

— Симона! Наконец-то я тебя нашел.

Она повернулась к Алесандеру спиной, стирая слезы со щек.

— Фелипе сказал, что расстроил тебя.

— Уйди, — отозвалась девушка, не оборачиваясь.

— Что случилось?

— Оставь меня в покое.

Алесандер не послушался. Подойдя к Симоне, он положил ладонь на ее плечо. Она успела привыкнуть к его прикосновениям. Они разжигали в ней страсть. Но сейчас девушка осталась холодна.

— Симона, что происходит?

— Не трогай меня! — закричала она, разворачиваясь и сбрасывая его руку. — Не смей ко мне прикасаться!

— Да что случилось? Что такое с тобой?

— Почему ты не рассказал мне всю историю?

— Какую историю?

— О ссоре Эскивелей и Ортксоа.

— А что с ней? — нахмурился Алесандер. — Что я, по-твоему, упустил?

— Маленький такой кусочек, который ты удобно так забыл! Про клятву Эскивелей выжить Ортксоа!

Алесандер пожал плечами, поднимая ладони в примиряющем жесте:

— И что с того? Я не думал, что это важно.

— Что с того? Ты смеешься? Ты думаешь, я вышла бы за тебя, если бы знала, что с самого начала ты хотел только выставить Фелипе — нас — с нашей земли?

— Dios! Не забывай, этот брак был твоей идеей. Ты его придумала, он был нужен тебе!

— А ты настоял на том, чтобы земля была частью сделки! Потому что знал, знал все это время — твоя семья хотела этого. И ты увидел возможность выжить нас раз и навсегда!

— Только послушай себя! Ты в самом деле думаешь, что мне есть дело до случившегося сто лет назад? Ты всерьез считаешь, что я ввязался во все это ради земли Ортксоа?

— А что еще я должна думать, когда ты именно землю так настоятельно потребовал? А теперь мой дед думает, что я спасла семью от чего-то типа проклятия, а я только знаю, что его осуществила. Своими руками. Как, ты думаешь, я себя чувствую сейчас? Как?

Колени Симоны подогнулись, и она обмякла, оседая наземь. Сильные руки Алесандера подхватили ее, подняли, прижав к мускулистой груди.

— Почему ты вообще беспокоишься об этой земле? Ты собираешься уехать, ты сама сказала — тебе здесь не место.

Девушка оттолкнула его изо всех сил.

— И это все меняет? Это твое оправдание? — Она стукнула его кулаками в грудь, но он не отпускал ее, и Симона ударила сильнее. — Не трогай меня!

Алесандер отстранил ее на расстояние вытянутой руки, но Симона все равно попыталась ударить его. Тогда он поймал ее запястья в стальную хватку пальцев и притянул ее ближе.

— Да что с тобой такое?

— Ты знал, — обвинила она, безуспешно пытаясь вырваться из оков его объятий. — Все это время ты знал про проклятие.

— Оно ничего для меня не значит.

— Но для Фелипе значит! Эта земля значила для него все, и ты забрал ее! Я ненавижу тебя за это!

С тихим рычанием Алесандер качнул головой, в его глазах горел темный огонь.

— О нет. Ты меня не ненавидишь.

Его низкий голос огладил ее как бархатная перчатка, и Симона ощутила первую дрожь страха. Первую безошибочную дрожь желания.

«Нет!» Она не позволит ему победить. Симона отчаянно рванулась из рук мужчины.

— Отпусти меня.

Алесандер притянул ее ближе, так что Симона ощутила жар его кожи, и она знала, что он собирается сделать, и ни за что на свете…

— Отпусти меня!

Он шагнул к ней. Она отступила. Он сделал еще шаг, и она споткнулась, упершись спиной в ту шпалеру, за которую цеплялась раньше. Тогда Симона была рада опоре, сейчас проклинала ее за невозможность побега. Алесандер отпустил ее руки, вплел пальцы в ее волосы, и Симона стиснула шпалеру, чтобы не дать своим жадным рукам обнять его.

— Что ты делаешь? — прошептала она, уже зная ответ.

Когда Алесандер ее поцеловал, это не стало сюрпризом. Но его страсть… Остаться безразличной было невозможно — его жаркие губы, казалось, хотели завладеть ее душой. «Что он со мной сделал? — гадала Симона, когда его язык словно бы оставил огненный след на ее горле. — Что он во мне разбудил?» «Чувства», — пришел ответ, когда она сдалась поцелую, отвечая на него с равным пылом. Алесандер пробудил в ней страсть, и Симона подчинялась ей. Подчинялась ему.