Читать книгу "Знакомство категории X - Дидье ван Ковелер"

Я растоптал кассету и выбросил ее в мусорное ведро не из ревности, а из несогласия. Я хотел ее настоящее тело, ее улыбку и молчание, ее печаль и силу, ее необдуманные поступки и щедрость, безрассудство и детские выходки. Я желал ее во плоти, желал ее душу, пусть даже и придется делить ее с кем-то, но только не подглядывать. Я не мог смириться с тем, что до нее нельзя дотронуться, хотя она совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, во власти моего пульта и выбора оператора. Ее зависимость превращала мою свободу в удушье.

Но я снова обманывал сам себя. Она, по крайней мере, приносила пользу людям. Так легко считать себя свободным, когда ты просто-напросто никому не нужен.

Два часа дороги, и мы приехали в лес, еще меньше похожий на настоящий, чем Булонский у меня под окнами. Автобус сигналит, огромные ворота, украшенные львами, коронами и змеями, открываются. Въезжаем: стриженая, как для гольфа, лужайка перед небольшим замком в духе Уолта Диснея. Под полосатым тентом, как на свадьбах, расставлены стулья, столы и включен инфракрасный обогреватель. Автобус паркуется рядом с грузовичком «Домашняя кухня с доставкой на дом».

Мы выходим и собираемся на гравийной площадке вокруг капитана, с удрученным видом жующего жвачку. Мимо на лошади проезжает девушка в жокейском шлеме, под которым видны заправленные внутрь косы, приветствует нас и удаляется рысцой. Вслед летят шуточки. Потом появляется президент в футболке с крокодильчиком и шортах защитного цвета. На лице этого бездушного робота сияет дежурная улыбка. Я впервые вижу его таким: без двубортного пиджака и выражения превосходства на лице. На фото он похож на президента Национальной лиги с большой буквы П[16], который в свое время выращивал цыплят, но это плохо кончилось[17]. Он приветствует нас, выражает надежду, что погода не подведет, символически пожимает несколько рук и мне лично уделяет три с половиной секунды. Не уверен, что он меня знает, но я единственный, кто, как и он, подобающе одет для пикника с шашлыками. Он спрашивает, как нам его деревенский уголок — мило, не правда ли, помогает отвлечься от городской суеты, — а потом добавляет все с той же улыбкой:

— Господа, мне особенно приятно отпраздновать с вами счастливое событие, о котором мне объявили всего час назад: следователь Курнон, особо рьяно копавшая под нас последние несколько месяцев, только что была отстранена от ведения дела.

Я аплодирую, как и все, чтобы не выделяться, но мне кажется странным, что нас пригласили две недели назад отпраздновать новость, о которой стало известно только сегодня утром. Про себя думаю, что случай — штука тонкая.

Президент добавляет, оскалившись, что мы здесь, чтобы отдыхать, поэтому о Мадриде говорить не будем. Потом он показывает нам участок сада, огороженный колючей проволокой, где он лично выращивает морковь. Объясняет, какую землю лучше использовать, как выбирать сорта и скрещивать их, рассказывает о нашествиях кроликов, влиянии луны. 12-й номер — не помню его имени — рассказывает, что тоже разводит петунии на острове Ре и лучший момент для высаживания — полнолуние. Президент мерит его взглядом и холодно возражает, что петунии — не морковь, а деревня — это хорошо, потому что тут мы больше узнаем друг о друге. 12-й понуро кивает. Чтобы загладить вину за нереализованный пенальти в игре против «Реала», ему придется придумать что-нибудь пооригинальнее.

Шлепая по грязи, мы обходим замок, а президент тем временем рассказывает нам его историю с 1910 года до наших дней. В задних карманах у него по телефону.

Рассказ о замке ведется цветистым языком, изобилует всевозможными цифрами, как у агентов по недвижимости. Впору задуматься, не решил ли он заодно подороже толкнуть свой загородный дом.

Я подхожу к хиленьким деревцам, которые держатся на внушительных подпорках. На стволе каждого из них прикреплены фотографии, напоминающие объявления «Wanted» из вестернов. Голубой кедр, гигантский дуб, еще какие-то незнакомые мне виды. Наверное, это в память о деревьях, которые когда-то здесь росли. Меня удивляет такая деликатность в деловом человеке, который покупает нас, перепродает, наживается, а иногда избавляется от нас, не очень-то задумываясь о гуманизме. Заметив, что я разглядываю одну из фотографий, он поясняет, что его жена никак не может забыть о буре 99-го года: впала в депрессию из-за того, что погиб лес. Он вздыхает, глядя в небо, и спрашивает, женат ли я. 12-й опережает меня: у него с женой тоже проблемы, она не понимает такого его самопожертвования ради футбола. Президент продолжает экскурсию, не обращая на него внимания, и остальные начинают избегать 12-го, как прокаженного.

Мы проходим мимо кухни, молодая женщина в рабочей одежде выносит мусорные мешки и специально не торопится, чтобы получше разглядеть звезд. Я отстаю на несколько шагов, оказываюсь рядом с 12-м. Приятно, когда не от тебя одного шарахаются. Но он хоть и дал маху, его еще могут перепродать, а мне это явно не светит.

Все вдоволь насладились видом замка со всевозможных ракурсов, экскурсия закончилась. Президент ведет нас под тент, предлагая рассаживаться по роду занятий: нападающие около жаровни, полузащита в центре, защитники в ряд перед столом с десертами, отстраненные от игр подсаживаются ко всем остальным. Полненькая старушка разливает соки. «Спасибо, мадам» — это все больше напоминает детский сад.

Президент разжигает мангал торжественно, как на официальной церемонии открытия, вкрадчиво сообщает, что никому этого не доверяет, — так он избавляется от стресса. Потом спрашивает, все ли любят утку. Я толкаю локтем 12-го, чтобы тот не ляпнул, что он вегетарианец. Тот уже открыл рот, поэтому ему приходится что-то говорить, и он интересуется, не сам ли президент разводит этих уток.

За стол для VIP-персон усаживаются спортивный и финансовый директора, два офисных воротилы, которых мы никогда не видим. В журнале «Футбол-Ревю» пишут, что они все время воюют друг с другом из-за нашей стоимости и достижений на футбольном поле. Между ними остается свободный стул.

Официанты в черных галстуках расставляют перед нами тарелки с фигурно нарезанной редиской и морковью с огорода президента в трех видах: целиком, тертая, измельченная в блендере. И в этот самый момент из замка выходит небольшого роста человек в серой куртке и направляется к тенту, где мгновенно воцаряется тишина.

— Господа, представляю вам Артуро Копика, — говорит президент, словно в этом есть необходимость.

Мы недоверчиво переглядываемся. Тренер по очереди жмет нам руки, каждого называя по имени, говоря, в какой игре он видел его в последний раз, от чего мы приходим в полное недоумение, особенно я, когда он напоминает мне о товарищеском матче против юниоров «Бафана Бафана»[18]в 1999 году, мое самое худшее воспоминание. Тогда из четырех голевых возможностей я не использовал три, плюс две желтые карточки — настолько меня вывел судья, просвистевший «вне игры», хотя я рванул после получения мяча. Обидно, что месье Копик судит обо мне по этой бестолковой, жесткой игре, ведь это совсем не мой стиль. Его французский — помесь всевозможных акцентов. Хриплый голос, усталый взгляд, шевелюра тусклых волос неопределенного цвета придают ему сходство с переодетым в обычную одежду клоуном, но все мы знаем, что он один из трех лучших тренеров в мире. Он никогда не задерживается надолго, его приглашают, когда дела совсем плохи, и, как только все начинает налаживаться, он уходит. Он ломает, перестраивает, дает толчок, а поддержание порядка предоставляет другим. Копик повторяет, что его цель, учитывая постоянные переходы игроков из клуба в клуб, не сделать из той или иной команды лучшую на данный момент, а поднять мировой футбол на более высокий уровень. Его знаменитая коричневая записная книжка торчит из правого кармана бесформенной куртки, скрученные трубочкой анкеты, которые мы заполняли в автобусе, лежат в левом. Работать с ним — вторая удача в моей жизни, и я ее упущу, потому что спортивный директор наверняка объяснил ему мою ситуацию: рассказал про боковую трибуну Б, апартеид и «SOS Расизм»[19]. С точки зрения спонсоров я непригоден, да и то, что он видел в самом худшем моем матче, не дает никакой надежды, что он вступит в борьбу против всех, только бы меня вытащить.