Читать книгу "Знакомство категории X - Дидье ван Ковелер"

— В какой больнице лежит этот твой озабоченный Сен-Симон[12]?

Я дал ему адрес и ушел, счет пусть оплатит сам.

Шагая по тротуару, я увидел, что у Порт-Майо пробка — люди уезжали из города на выходные. И вдруг осознал, что мне предстоит провести вечер пятницы наедине с огромным телевизором и псом на кухне. Тогда я сделал то, о чем потом жалел всю субботу: петляя между машинами, я добрался до Дворца конгрессов, вошел в «Х-видео» и купил кассету Тальи.

* * *

В десять часов утра я вышел из такси у Порт-де-Сен-Клу, перед кафе «Труа Обюс». У дверей стоял какой-то паренек, который попросил меня назвать свое имя.

— Номер 39, Руа Диркенс.

Он посмотрел на листок, стал искать меня, не нашел, перевернул две страницы и поставил галочку напротив моего имени в алфавитном списке. Там значились отстраненные игроки и дублеры. Ничего не говоря, я сел в автобус.

Странно было видеть всех в костюмах, некоторых еще и в галстуках или с клубным шарфом на шее. Мне сказали, что будет пикник — я и надел джинсы и тенниску. Я поздоровался, в ответ получил «Ты на часы смотрел?», несколько «приветов» и сделал вид, что не слышал, как Мгана пробормотал: «Хайль Гитлер». Он родом из Дре[13], и я могу что угодно говорить, но для него белый человек из ЮАР — всегда враг черных, это записано у меня на генетическом уровне.

Сажусь рядом с Вишфилдом, австралийцем, которого купили чуть позже меня и тоже из-за трансляций по телевидению, но с тех пор, как у него обнаружился дед-грек, он хоть играет время от времени. Вишфилд — один из немногих, кто всегда ко мне хорошо относился, потому что не говорит по-французски. Странное какое-то сегодня у него лицо. На мое «What’s new?»[14]он отвечает, что зашел ночью на сайт клуба и увидел себя в списке игроков на продажу. Ему было очень обидно узнать об этом таким образом. Чтобы его развеселить, я спрашиваю, не написано ли там случайно: «Вследствие плохих результатов в чемпионате в продажу поступил внушительный пакет игроков топ-уровня». Он пожимает плечами. Тогда я уже на полном серьезе пытаюсь ободрить его: они хотят поднять цену через интернет, чтобы повысить его котировки к тому моменту, когда он соберется уходить. Он обескураженно возражает мне, что в том-то и дело: его выставили на продажу еще две недели назад, но до сих пор не было ни одной заявки. Мне нечего ему на это сказать. И я решаю не спрашивать, не упоминается ли там о моей продаже. Сильно сомневаюсь, даже если и по уценке. Они просто делают витрину, чистить подвалы они не собираются.

Точка-ком, пресс-атташе клуба, чересчур активный и навязчивый, — до нас он раскручивал какую-то певицу — брызжет слюной в микрофон, мол, нам представилась уникальная возможность вспомнить о том, что мы одна большая семья и нужно вести себя достойно, все скушать и не хулиганить. Команда освистывает его и забрасывает скомканными приглашениями. Он обиженно усаживается и начинает доставать какие-то бумажки из своего кейса.

В первый раз мы собрались все вместе — сорок пять человек или что-то около того; отсутствовали лишь дисквалифицированные, находящиеся под следствием и те, кто на самом деле получил травму, а также кореец, вынужденный временно вернуться в Корею для службы в армии, и Демарша, который покончил собой в прошлом месяце. Ему было тридцать три, контракт подходил к концу, два сезона подряд ему не давали играть, и, чтобы не потерять чувство мяча, он начал тренироваться с НСПФ[15]в Клерфонтене, в качестве запасного игрока в команде безработных футболистов. Несколько раз он брал меня с собой. Разумеется, будучи иностранцем, по законам профсоюзов играть с ними я не мог, однако мне было чертовски приятно видеть, как в разных командах бьются друг против друга настоящие друзья, все по очереди выходят на поле, а на карту поставлена только победа и ничего более — вот это была настоящая игра. На похоронах Лемарша присутствовали его бывшая жена, генеральный секретарь профсоюза, венок от клуба и я.

— Кондиционер! — кричит Азими, сидящий на два кресла впереди меня. На данный момент он наша звезда, его купили за двадцать миллионов у «Барсы» после смерти Лемарша. Он стал очень чувствителен к сквознякам с тех пор, как обрился наголо, чтобы не сдавать волосы на наличие допинга.

— А ты шапочку надень, — советует Вибер. Он тоже лысый, но говорят, что у него это из-за тестостерона.

— Отвали, — огрызается Азими.

Он был одним из моих кумиров, пока я с ним не познакомился. По телевизору он говорит вещи типа: команда должна приспособиться к моему стилю игры. В свежем номере «Франс-Футбола», который я только что развернул, пишут, что после последнего гола, который он забил «Арсеналу» в прошлую среду, на повестке дня его передача в аренду с правом выкупа миланскому «Интеру» и наш доход может составить пять миллионов. А так мы одна большая семья.

Я переворачиваю страницу и начинаю читать отчет о последнем поражении нашей команды: в Мадриде им влепили три безответных. И тут на газету падает листок. Точка-ком раздает анкету. Говорит, она для нового тренера.

— Кто на этот раз? — ворчит Тьерри Кайолль, наш капитан, у него обнаружили положительную реакцию на нандролон на предварительном этапе Лиги чемпионов, и в любой момент его могут дисквалифицировать.

— Сюрприз, — улыбается Точка-ком. — Увидите, когда приедем.

— Да уж! Они подадут нам его на десерт, он выскочит из торта и закричит «Оп-ля»?

— Молчал бы лучше, — советует Зоргенсен, который принимает креатин и не опасается дисквалификации с тех пор, как этот препарат перестал быть запрещенным.

Я смотрю в анкету. Помимо вопросов общего характера: «Каково настоящее имя Пеле?» или «Какой игрок „Монако“ размочил счет во встрече с „Генон“ в 1966 году?», есть и чисто технические моменты, типа «Регламентированная высота углового флажка» или «Вы играете в „4–5–1“, в перерыве „Реал“ меняет свое построение с „4–4–2“ на „3–4–1–2“, как должен отреагировать ваш тренер?» Дальше дополнительные вопросы, вроде «Кто вы по китайскому гороскопу?» и «Кто ваш любимый писатель?»

— Как пишется «Золя»? — спрашивает Лёфстром.

Лично я пишу Гордимер Надин, нашу нобелевскую лауреатку по литературе. Никогда ее не читал, но время от времени стоит вспоминать о патриотизме.

Точка-ком собирает листки, и все принимаются петь гимн клуба, который через несколько дней запишут на студии — это станет нашим вкладом в борьбу со СПИДом. Меня в хор не приглашали. Я пою «ля-ля-ля» за компанию, а скорее даже чтобы избавиться от навязчивой картинки, которая встает перед глазами. Талья в моем телевизоре сегодня ночью в окружении четырех парней, которых она по очереди «обслуживает». Я ставил на паузу, отматывал назад, ускорял картинку… Тошно, грустно и стыдно. Я пользовался ей, как и тысячи людей, оказался по другую сторону экрана: здесь, глядя на нее, зритель возбуждался, кончал в салфеточку и отдыхал до тех пор, пока снова не встанет. Вот и вся ее роль. Я позвонил ей, чтобы извиниться за то, что посмотрел кассету. Хотел услышать ее голос, чтобы все это стерлось из памяти. Попал на голосовую почту, мне предложили перезвонить в понедельник: она уехала на съемки за границу, связаться с ней никак нельзя, а как получать сообщения, находясь там, она не знает. Ну да, конечно. СМС на кириллице отправить умудрилась, а собственный автоответчик прослушать не может.