Читать книгу "Сломанное время - Вячеслав Денисов"

– Я шел на лайнере «Кассандра» к Бермудским островам. По пути организаторами тура была сделана остановка перед каким-то островом. Пассажирам было предложено совершить на него экскурсию. Я оказался в их числе.

– Спрашивайте… – прошептал Нидо. – Он в глубоком трансе. В этом состоянии человек не лжет…

– Откуда у вас шрам на лице? – поторопился Макаров, совершенно не представляя, о чем нужно спрашивать.

– Пулевое ранение.

– Вы воевали?

– Да.

– Где?

– В Чечне. Первая кампания.

– Вы… знаете Машу?

– Да, я ее знаю.

– Вы встретились с ней на «Кассандре» случайно?

– Да. Мы с другом, Николаем, путешествовали вместе. У нас бизнес в США. Решили отдохнуть. На «Кассандре» я встретил Машу и ее мужа.

Макаров секунду подумал.

– Как вы с ней познакомились? Вы были с ней близки до того, как увиделись на лайнере?

Еще одна пауза в разговоре. Видимо, двойной вопрос имел такую конструкцию, что для правильного ответа требовалось какое-то время.

– Это случилось тринадцать лет назад…

Бамут, май 2000-го…

Училища они заканчивали разные и до встречи в Бамуте ни разу не встречались. Коростылев приехал из Коломны, артиллерист высшего класса, он командовал батареей «Града». Витька Четвериков покинул Псков с голубыми просветами на погонах, и не встретились бы они ни за что, если бы привозили воду и хлеб на заставы своевременно. А так, что ни говори, бардак. Старшина убыл во Владикавказ фурункул из шеи вырезать, и нет ни воды, ни хлеба. Лейтенант не поест – ничего страшного, а вот когда на заставе девятнадцать бойцов сидят и хотя и не плачут, а жрать-то им надо подать, потому что – непорядок. Тоже могли бы потерпеть, но какой ты, к черту, командир взвода, если солдат своих накормить не можешь?

Так начинаются нарушения приказов и уважение подчиненных. Сажал Витька на броню пятерых старослужащих и – в Бамут. Там, пока бойцы с автоматами по сторонам смотрели, покупал у «чехов» воду, хлеб, консервы, сигареты. Себе бутылочку коньяка – обязательно. Тоска по невесте парня съедала, а попробуй в палатке с девятнадцатью таких же, считай, пацанов о девчонке думать. Свихнуться можно от мыслей. Ждать-то, разумеется, обещала, но кто ж поверит, точнее сказать – проверит… Два месяца уже писем нет. Хотя почта здесь… Неважная почта.

И въехал он в тот день в Бамут и, ловя бесовски злые взгляды местных, свернул на рынок. А там, Пресвятая Богородица…

Человек тридцать чеченцев волокли куда-то лейтенанта в разорванной форме, сыпали ему оплеухи, а он, черт возьми – как приятно! – в такой-то ситуации сыпал им. Посреди площади стояла и ревела какая-то девка из местных, и закончилось бы все, верно, очень плохо, если бы Витька со своими головорезами не спрыгнул и не стал палить.

Просекли тему. Оказывается, какой-то «чех» девчонку ногой ударил – поруганная она была кем-то еще в начале девяностых, а потому ничья и – падалица. Бей кто хочет. А Борьке такая картина не очень-то по душе пришлась. Врезал «чеху» в челюсть, и налетело воронье со всех сторон. И если бы не совершенно нереальное появление БТР, на котором сидели шестеро из бригады внутренних войск, не досчиталась бы артиллерия одного славного канонира.

Познакомились между делом. Бутылка та пригодилась. Потом вторая – тоже пригодилась. Не одну же взяли, а пять. Чтобы два раза не бегать.

И вот же странное дело. Перемещалась Витькина бригада – за ними, как на канате, в десяти километрах сзади тащилась Борькина батарея. Раздолбают «зеленку» – потом туда, по свежей пашне, бойцы внутренних войск заходят. Хотя ничего странного. Тактика.

Полгода один за другим. И полгода письма друг другу отправляли, нарочным.

«Привет, братишка…А ждет меня в Москве девчонка Маша. Через шесть месяцев, бог даст, приеду и поженимся…»

«Ну ты даешь… А и у меня Маша, и тоже в Москве. Хотя Маш в Москве, сам знаешь… скорее всего, тоже женюсь, Борь. Надо же когда-то…»

«…А твоя Маша где живет?»

«…В Малом Факельном…»

«Вот же странное дело. И моя там же. А фамилия-то у твоей как?..»

«Белова…»

Через неделю, навязавшись с попуткой, Борька был у Витьки. Вынул из кармана фото:

– Она?

– Она…

Дальше пили долго и молча.

Ближе к полуночи разошелся разговор, распрямилась спираль. Один познакомился с девушкой в отпуске, в Москве, перед самым отъездом в Чечню, второй познакомился с ней в Коломне, куда она приезжала к тетке.

– Я так думаю, – одурев от водки, сказал Борька. – Должок у меня перед тобой, братишка… Однако не та тема, чтобы возвращать. Давай напишем ей, пусть определится. Если она тебе писала до февраля, а мне с февраля начала… Бывает такое, девчонки – черт знает, что на душе у них…

– У тебя с ней что было?

– Ни разу. Слово офицера. А у тебя?

– Очень на то же похоже. Одна переписка.

– Сейчас же напиши, здесь. И я сяду. Чтобы письма вместе пришли.

Сели, написали.

– Отправишь?

Пили долго, молча. Так же тихо попрощались, ударив по рукам…

* * *

Макаров вытянул из-под себя затекшую ногу.

– Что было потом?

– Через четыре дня Виктор оказался в окружении…

Алхазурово, май 2000-го…

Через четыре дня Витька оказался в окружении. Он и девятнадцать пацанов его оказались пробкой в ущелье под Алхазурово. Поторопились люди Басаева. Им бы дать взводу выйти из ущелья, но кому-то показалось, что бить русских лучше в ущелье. И ударили.

И получили кость в горле. Дальше – никак. Двадцать русских засели за камнями и хоть волком вой – не пускают.

Восемь часов минуло, устал Витька разговаривать с командирами по рации. В ущелье туман – «вертушкам» не пробраться. На бэтээрах подкреплению в такую погоду по указке идти – погибель верная.

Их пятеро оставалось, когда люди Басаева врезались в них. И отошли через две минуты, оставив троих своих на ножах пацанов. В дыму все перемешалось – трупы один на другом лежат, поди посчитай… И остался после той рукопашной Витька да пулеметчик ротный – Генка.

– Ты вот что, – скрежеща зубами и срывая с перевязочного пакета клеенку, сказал ему Витька. – Поскольку «вертушкам» не пройти, беги-ка ты в часть, солдат, и скажи… мать их, что если они бэтээры не пришлют, я за себя не ручаюсь. А пулемет-то ты мне оставь, он тебе ни к чему.

Какая разница – один, двое? Генка без отца вырос, отца на заводе воротами придавило. А у матери помимо Генки еще один есть – Митя, калека-даун. С ума же сойдет тетка.

Завалился Витька за валун и стал постреливать. Одно плохо – левая рука совсем плохая. Кость не перебита, но крови столько ушло, что поспать бы в самый раз. Да от ножа «чеха» в подреберье режет, майка – хоть выжимай.