Читать книгу "Недетские сказки о смерти, сексе и конце света. Смыслы известных народных текстов - Ульяна Нижинская"

ним и его невеста, которая, намереваясь отомстить Ивану за смерть суженого, берёт меч, да сама оказывается порубленной. История приобретает трагический окрас: зло побеждает добро, кривда торжествует над правдой.

Вариантов этой былины исследователи насчитывают около трёх десятков: сюжет везде сохраняется, меняются только незначительные детали и имена героев. К примеру, Кащея в разных версиях могут называть по-всякому: Кощей Бессмертный, Кощей Трипетович, царь Афромей Афромеевич, Фёдор Иванович с хороброй Литвы, царище Вахромеище и наконец Одолище Кошчевич (идолище проклятое).[257] Но какой бы из вариантов былины мы ни взяли, мы везде увидим, что образ Кащея в них явно нетрадиционный для сказочного фольклора. Кащей в былине – жертва, и это крайне непривычно для нас.

Такому перевёртышу есть объяснение. Образы народных героев не статичны: зародившись в глубокой древности, они прошли непростой длинный путь, прежде чем попасть к нам в книжки. В разные периоды персонажи приобретали новые черты, а старые утрачивали. Таким образом, Кащей из сказок и Кащей из былин – герои разных эпох, потому их «амплуа» отличаются. Сказочный колдун зародился в архаические времена. Былинный – возник в средневековой Руси, а это значит, что он уже не является властителем Тридевятого царства, а представляет собой кого-то другого.

Существует предположение, что кощеями в XII веке называли половецких ханов.[258] Так, например, Кончак в «Слове о полку Игореве» тоже назван «поганым кощеем». Да и в отрывке былины, который мы приводили выше, Иван читает заговор и называет Кощея татарином: «Обвернись, стрела, в груди татарскии».

Былинный персонаж Кащея ещё сложнее сказочного: он впитал в себя черты властителя иного царства, к которому народ и в языческие времена относился с настороженностью, и образ половецкого хана – врага Киевской Руси. По этой причине и вышла такая вопиющая несправедливость: Кащей явно пострадавший, однако всё равно погибает по сложившейся традиции.

Некоторые читатели видят в былинном Кащее положительного персонажа и сочувствуют ему. Мы же отмечаем, что не всё так однозначно в фольклоре. Образ один, а имеет двойное дно.

Чем былина отличается от сказки?

Для многих читателей это одно и то же. Но всё же былина и сказка – разные жанры фольклора, имеющие свои особенности. Перечислим некоторые из них:

♦ Сказка возникла в архаические времена, а былина – в средние века.

♦ Былины рассказывают о богатырских подвигах, связанных с историческими военными событиями, и относятся к героическому эпосу. Сказки же повествуют о волшебном преображении героев: Ивана-дурака – в царевича, лягушки – в красавицу, бесприданницы Настеньки из сказки «Морозко» – в завидную богатую невесту. Волшебная сказка связана с инициацией.

♦ Действие сказок разворачивается в Тридевятом царстве, былин – в Киевской Руси.

♦ Прототипами героев былин могут быть реально существовавшие личности. Например, Владимир Красное Солнышко из того же «Ивана Годиновича». У персонажей народных сказок нет конкретных исторических прообразов: это некий Иван, некая Марьюшка.

♦ Сказка имеет прозаическую форму, а былина – песенно-стихотворную.

Кащей Бессмертный – это «переодетый» Змей Горыныч

Однажды Гоголь переоделся Пушкиным, пришёл к Пушкину и позвонил. Пушкин открыл ему и кричит: «Смотри-ка, Арина Родионовна, я пришёл!»[259]

Когда нам на филфаке стали рассказывать, что Кащей Бессмертный и Змей Горыныч – это одно лицо, мне сразу вспомнились литературные анекдоты про Гоголя, который вечно переодевался Пушкиным. Вы наверняка их тоже читали, их часто приписывают Даниилу Хармсу. Так вот, неужели в сказках то же самое? Как Бессмертный может быть Горынычем? Внешность ведь у них совершенно разная… Кащей имеет облик человека, в то время как Горыныч – это трёхглавый огнедышащий ящер. Однако эти герои – действительно одно лицо. Так утверждают специалисты, и аргументы их весьма убедительны:

♦ Оба персонажа являются властителями Тридевятого царства, куда должен спуститься герой, чтобы приобрести магические способности.

♦ Оба живут в горах: Кащей на Стеклянной или Хрустальной горе, Змей на Сорочинской.[260]

♦ Оба равно враждебны герою.

♦ Оба прячут свою жизнь в яйце. Причём у обоих оно скрыто по принципу матрёшки в разных животных. Так, погибель Змея в сказке «Хрустальная гора» заключена в яйце, которое спрятано в утке, утка та – в зайце, а заяц – в сундуке.[261] То же самое читаем в сказке «Царевна-лягушка», только о Кащее: «то яйцо в утке, та утка в зайце, тот заяц в сундуке, а сундук стоит на высоком дубу».[262]

♦ Оба «налетают вихрем» на Русь и крадут хорошеньких женщин. Причём как с Кащеем есть сюжет-перевёртыш, в котором девушка отдаёт предпочтение не Ивану, а привычному нам «злодею», так и с Горынычем имеется подобная история. В сказке «Чудесная рубашка» Елена Прекрасная убивает своего законного супруга Ивана, чтобы выйти замуж за Змея.[263]

♦ Оба выполняют роль скупого хранителя сокровищ и, в конце концов, свободно заменяют друг друга в вариантах одной и той же сказки.[264]

А что до того, что Змей не имеет человеческого облика, как Кащей, так это дело исправимое. Может Горыныч и в прекрасного молодца обернуться, когда надо. Например, «Повесть о Петре и Февронии Муромских» начинается с того, что крылатый змей повадился летать к жене князя Павла «на блуд» в обличии мужа.[265] Мотив змея-искусителя, предстающего девушкам в человеческом обличии, распространён в народных легендах и, несомненно, имеет «сказочные» корни.

Выходит, Кащей и Горыныч – верно одно лицо. А если учесть, что Змей – более ранний персонаж, можно смело утверждать, что злой колдун – это его своеобразная вариация, которую сказка придумала в более поздний период.

«И я там был, мёд-пиво пил…» Почему по усам текло, а в рот не попало?

Действительно, отчего бахарь в конце сказки не может угоститься праздничным напитком? Ведь он так трудился: следовал по стопам героя, наблюдал за событиями, чтобы передать нам, слушателям, всё в мельчайших подробностях.

Дело в том, что сказитель в финале истории присутствует на пиру мёртвых. Как-никак, все действия волшебной сказки происходили в загробном мире, оттого он и не может отведать ни одного угощения. Наблюдать за посвящением героя не означает самому принимать в нем участие. Стало быть, сказочник магического обряда не проходил: с Бабой-ягой не общался, не мылся в её бане, не вкушал ритуальной пищи. А мы помним, что именно вкушение еды мёртвых дает право живому человеку действовать в загробном мире. Вот поэтому все угощения на пиру, предназначенные для усопших, несъедобны для героя-сказителя. Он не может отведать не только пива или мёда: разные концовки сказок изобилуют всевозможной поминальной пищей, которая либо вызывает отвращение у живого, либо её