Читать книгу "Ночная война - Александр Тамоников"

Голоса делались громче, солдаты ломали ногами штакетник на соседнем участке, чавкала земля - дождь затянулся, монотонно насыпал на раскисшую ботву. Душевного покоя явно не хватало, затекла нога, приклад ППШ упирался в бедро, он мог поднять его одной рукой, застрелить парочку солдат: фашисты обменивались рублеными фразами. Свободная рука нащупала оторвавшуюся от рябины гроздь, он сунул в рот, оторвав зубами несколько ягод, стал жадно жевать – горечь скрутила горло, но он продолжал работать челюстями, проглатывал кисло-горькие плоды, чувствовал, что уже измазал весь рот: немцы найдут - сдохнут от хохота.

Пала под ударами кованых сапог последняя ограда: солдаты обошли рябину и снова сомкнулись, земля протяжно зачмокала.

- Мне это непонятно, Отто, - прозвучал голос: - Как русские во всём этом жили? Здесь невозможно жить! Это совершенная разруха, постоянная грязь, отсутствие дорог, ужасный климат, когда за один день сменяются три сезона.

- Скажи спасибо, что не четыре, - усмехнулся сослуживец. - Надеюсь зиму в России мы не увидим - скоро всё кончится: наши войска выходят к Вязьме, а русские настолько глупы, что оставили в нашем тылу четыре армии, которые мы добьём за несколько дней. А дальше дорога на Москву открыта - там нет никаких войск, мы пройдём это расстояния за считанные дни. И уже к началу ноября будем обживать наши зимние, московские квартиры с видом на Кремль, если нас что-то, разумеется, не задержит…

- Ты же не имеешь в виду Русскую Армию?

- О нет, я имею в виду дороги, погоду, непролазные леса и деревни, в которых невозможно жить. А представь: ещё целый месяц с небо будет литься эта дрянь…

Что-то пошло не так: солдат испуганно вскрикнул, выругался - земля прогнулась в сантиметре от фанерного щита. Глеба проглотил остатки рябины, поднял автомат, немец что-то отбросил - оно упало с металлическим лязгом… Засмеялся товарищ, стал поздравлять с новым боевым крещением. Сослуживец бранно выражался, поносил несносных русских крестьян, бросающих где попало свой инвентарь.

«Грабли атаковали…», - догадался Шубин. Сам же прислонил их к дереву - мелочь, но приятно! Удалилась цепь солдат, ругался пострадавший. В стороне прозвучали несколько выстрелов, смеялись люди…

«Кошку пристрелили или загнанного в угол разведчика».

Шубин выжидал, не спешил покидать укрытие. Как-то не кстати пришла мысль о воспалении легких: нельзя болеть, организм обязан защищаться - видно интуиция сработала. По дороге прополз бронетранспортер: солдаты в кузове тряслись от холода - погода испортилась, внезапно резко похолодало, хотелось надеяться, что это временное явление. Работал двигатель, противник словно издевался, подбежали несколько человек, залезли на броню и боевая машина поползла дальше. Из обрывков разговора явствовало: что немцам нужна эта дорога, в ближайшем будущем её собираются засыпать щебнем, а этого добра с избытком хватает на щебеночном карьере за соседним лесом.

Он дождался тишины, выбрался из ямы, щеки пылали - в своей же стране отсиживается в каком-то дерьме. Тут сгустились, похоже надолго, на часах полдень, а ощущение, что ночь вот-вот накроет. Дождь моросил, но уже не так энергично. Различались голоса, отключились прочие чувства, остался только слух: на восточной околице работал дизельный генератор, там в свете фар блуждали люди, возникли палатки - немцы разбивали походный лагерь. Если встанут надолго, очередь дойдёт и до крестьянских жилищ - далеко не все избы имели непрезентабельный вид. Ливень потушил пожар, но запах гари держался на деревне.

Кто остался в живых? - вопрос не давал покоя. Выйти из деревни, даже в одиночку - было сложной задачей. В действие вступал запасной план: всем собраться в районе сельсовета. Оплот местной власти немцы сожгли, а также окрестные постройки и клуб - значит там неприятель скапливаться не должен.

Под ногой скрипнула штыковая лопата: Шубин поднял её, имея смутное представление зачем - применить в качестве тросточки? Ногой очистил грязь, подбросил в руке - по крайней мере лопата не мешала. Он добежал до южного края участка: от переулка его отделяла ограда, впрочем, здесь прошли немцы и ограды уже не было - разбили ногами. В переулке было сыро, но препятствий возникло: он добежал до выезда на дорогу и залёг в лопухах. Со столба электропередачи живописно свисали оборванные провода, дождь стоял косой стеной - небесные хляби в этот день решили не мелочиться: обмундирование насквозь промокло - уже лихорадило. Видимость была неважная, Глеб переместился за электрический столб - здесь сорные заросли были гуще, мир погряз в серой хмари.

Дома в этой части деревни почти не пострадали, проступали постройки на другой стороне дороги, неровные изгороди, на деревне завис монотонный гул. На востоке блуждали огоньки: в ста метрах слева стоял грузовик, смутно выделялись очертанием, там возились люди, что-то лязгало, вдоль обочины бродил часовой в краске и водостойкой плащ-палатке, автомат тоже сунул под брезент, чтобы не промок и вряд ли в случае нужды смог бы быстро его скинуть. Часовой блуждал туда-обратно: то приближался, то превращался в призрачную фигуру за пеленой дождя. Очевидно, подобные посты выставили по всей деревне - немцы имели на неё виды.

Глеб задумчиво наблюдал за часовым - других двуногих поблизости не было, только дальняя возня у грузовика, сельсовет находился на другой стороне. Силуэт часового размыла непогода - возвращаться в переулок, снова штурмовать заброшенные огороды, откровенно надоело. Караульный уходил в западном направлении, таяли очертания. Шубин приготовился к броску, но мысленно ругнулся - часовой возвращался: человек был задумчив, пребывал в своих мыслях - явно далёких от несения службы, чавкала грязь под ногами, он снова встал, смотрел на дорогу - это начинало раздражать. Дистанция двенадцать метров и, заставь он себя хорошенько приглядеться, засёк бы инородное образование под столбом, мог бы и ближе подойти, но ближе часовой не подходил – окаменел. Дождь стучал по каске, наконец отвернулся, но продолжал стоять - до бешенства довёл, зато лопата оказалась очень кстати: до слуха часового доносится странный звук – кто-то кряхтел, словно волок по земле тяжёлый предмет, он резко обернулся, снимая автомат, но угроза была неявной. Тряслись лопухи, из них высовывался чей-то зад, положение усугублял дождь, максимально ухудшивший видимость.

- Эй, дружище! Помоги, - пробормотал по-немецки Глеб. - Раненого русского нашли, он без сознания – офицер. Сам идти не может, все наши ушли, а пристрелить жалко - всё же офицер.

Он мог нести любую чушь, лишь бы на немецком: этим умственно недоразвитым, свято верящим в собственное превосходство, и в голову не придёт, что русские тоже учат языки. Часовой подошёл без задней мысли, вытянул шею - незнакомец ворочался в кустах, кряхтел как старый дед, вдруг резко повернулся: от удара в живот острой гранью у часового перехватило дыхание, искры брызнули из глаз - лопата не могла пропороть живот, но боль была адская. Второй удар последовал в висок, плоской гранью - не пропадать же инструменту. Часовой повалился как подкошенный. Третьим ударом Шубин перерубил шейный позвонок, брезгливо сморщился - какая гадость. Лопата полетела в лопухи, он схватил мертвеца за шиворот, отволок вглубь переулка, стащил каску, плащ-палатку, стал лихорадочно облачатся, автомат с двумя запасными магазинами он тоже прихватил - лишняя верёвочка в хозяйстве.