Читать книгу "Консультант - Анна Волошина"

Она продолжала улыбаться, а Рису вдруг вспомнилась тётушка Клодия. Тётушка – и её любимые сигары. По ТРИ галэна. За штуку.

История, которую рассказывала, посмеиваясь, Лана, была настолько дикой, что Рису стало холодно. И ему внезапно захотелось снять шляпу перед незнакомцем по имени Конрад Дитц. Просто потому, что эта женщина может – смеяться.

Над своей уверенностью, что купивший её вулг[22] сейчас трахнет своё приобретение. Даже ноги раздвинула, радуясь, что один, а не четверо разом – а он «так перекосился, что я решила – тут мне и конец, убьёт на месте!», и принялся её врачевать.

Над сумасшедшей юной влюбленностью в красавца-инструктора: «Шрам на пол-лица? Да я его и не замечала! Зато видел бы ты, как Аль танцевал, что со спатой, что без! Феерия! Когда он мне показал „Розу ветров“, я месяца три толком не спала! Потом уже, освоив два клинка, перекроила танец под них. Надо будет показать ему на досуге.

Аль мог меня получить, просто щёлкнув пальцами. Да ну, ты о чём, вообще? Он был инструктором, а я ученицей. И ребёнком – как он думал. Зря думал, кстати, ну да ладно.

Короче, я лезла из кожи вон, чтобы доказать, что достойна его. Сгорающий от ревности Тим лез из кожи вон, чтобы доказать, что достоин меня. А Шрам… конечно, всё он понимал прекрасно, не семи… эээ… четырнадцатилетней девчонке дурить мужика за пятьдесят. В общем, он направлял энергию в нужное русло и тоже лез из кожи вон. Чтобы слепить из нас с Тимом „клинковую пару“».

Над сегодняшним шоком, вполне возможно, испытанным капитаном Силвой: «Он прожил на Алайе недолго. И общался, в основном, с обычными людьми. Вулгами, как их называют на моей родине. Так что для него, бедняги, всё это было действительно чересчур, наверное. Одни мои знакомства чего стоят!

Мрины – не вполне люди, Рис. Конечно, мы sapiens. Но в первую голову, всё-таки, felinus. В нас слишком много от кошек. Жестокость, непостижимая для тех людей, которым нравится считать себя нормальными. Практичность на грани той самой жестокости. Неразборчивость в средствах. Злопамятность. Лёгкое отношение к крови и смерти – своим и чужим. Склонность к демонстративным действиям туда же запиши.

Заметь, Грету я не шокировала. Для мрины мое сегодняшнее поведение было абсолютно естественным, от предложения „списать“ погоню до отрубленной руки этого твоего Диксона. Но я даже боюсь предположить, сколько людей порвало с Планетарно-десантным Дивизионом после того, например, что я учинила на Джокасте. Разумеется, ВСЕ лавры я себе не присваиваю, но думаю, это было… захватывающе – с точки зрения мринов. А вот с точки зрения вулгов…».

Разглагольствования внезапно посерьёзневшей Ланы были прерваны гулом и усиливающейся вибрацией. Динамик над дверью скрипнул, хрипло кашлянул и разродился голосом капитана Силвы:

– Дамы и господа, мы стартуем. Пассажирам рекомендуется не покидать каюту во избежание… короче, во избежание. Барбитураты находятся в аптечках у изголовья коек. Отсчет пошел.

Рис неохотно поднялся на ноги.

– Ну что, спать?

– Хаузер, – голос Ланы полнился ехидством и чем-то ещё, от чего кровь начинала быстрее струиться по жилам. – Ты что же, собрался вот так просто бросить меня здесь? В холодном одиночестве?

– Я пытаюсь продемонстрировать хорошее воспитание. И учти – не так-то это просто, – навис над койкой Рис.

– Воспитание? – женская улыбка дразнила, звала за собой, затягивала в омуты почерневших глаз. – Лучше не надо. Воспитание – это скучно. И потом, должен же кто-то поддержать честь армии Аделаиды перед Галактическим Легионом?

Колено Риса уперлось в матрац, руки словно сами собой потянулись к вороту футболки, сжали его, тонкий трикотаж затрещал, готовый разорваться.

– Женщина, ты рискуешь!

Хриплое рычание – вот и всё, на что было способно сейчас его горло.

– Ты тоже. Рискнем, Рис?

А дальше было только сбившееся, неровное дыхание… и огненные волосы, рассыпавшиеся по измятой подушке и, позже, по лицу… и шёлк кожи под ладонями… и исступленное «да, да, да!», срывающееся с искусанных губ… чьих?!. и взрыв, которому позавидовал бы и устроитель Армагеддона.

– Вообще-то, – с добродушным сарказмом заметил капитан Силва, когда («Хвост Трубой» уже начал оттормаживаться перед Большим Шанхаем) Рис и Лана ввалились в кают-компанию, – нормальные люди при прохождении Врат спят.

Возразить было нечего. Прокол реального пространства, в просторечии именуемый Вратами, давал самые разные эффекты, по большей части неприятные для… эээ… подопытных. И те, кто был вынужден испытывать это сомнительное удовольствие в состоянии бодрствования, выглядели, как правило, не лучшим образом.

Налитые кровью глаза и посеревшая кожа были самыми безобидными внешними проявлениями. К примеру, у Дона, ломовика Силвы, заметно подрагивала левая рука, а сам капитан время от времени вертел головой, словно его душил невидимый ошейник. Почему сон (естественный или медикаментозный) сводил всё это безобразие на нет, не знал никто, но «нормальные» люди предпочитали не рисковать.

Лана себя к нормальным не относила как минимум с того момента, когда Зов[23] не пришел к ней, трехлетней по меркам Алайи. Кроме того, в этом полете она впервые занималась сексом в момент, когда корабль вошел во Врата. И, как и Рис, признала опыт достойным многократного повторения. Разумеется, об этом Шраму знать было совершенно необязательно… правила приличия и всё такое…

Поэтому Лана ограничилась небрежным сообщением о том, что на данный момент максимальное количество Врат, которые она подряд проходила без сна, равняется восемнадцати. За сутки. В общем, Аль, не ворчи.

– Восемнадцать? – ахнул Шрам. – За сутки? Madre de dios![24] На чём?! А главное, зачем?!!

– На курьере, – пояснила Лана. – Он же маленький. Оттолкнуться может даже от песчинки, но и отрезки пути короткие. И кают там, кстати нет. И коек. Только кресла. А зачем… к Конраду спешила, Аль. Па умирал, а мне слишком поздно сообщили, – голос внезапно «дал петуха», на глаза навернулись слёзы, казалось бы, выплаканные давным-давно. – Следовало, конечно, поспать, майор Рипли, к примеру, сразу всё понял, но я… не до того мне было.

Силва выбрался из-за стола, подошёл к девушке и осторожно притянул её к себе. Брови – нормальная правая и изуродованная шрамом левая – сошлись на лбу скорбным «домиком».