Читать книгу "Город как безумие. Как архитектура влияет на наши эмоции, здоровье, жизнь - Сара Уильямс Голдхаген"

Посещение маленькой каплевидной в плане часовни Св. Бенедикта оставляет незабываемые впечатления. Мы пересекаем альпийский ландшафт столь восхитительный, что он практически заставляет признать, что природа не нуждается в нас и не будет нуждаться. Когда мы подходим к примостившейся на склоне холма деревушке, мы ступаем с грязной тропинки в святилище, которое в тончайших нюансах регистрирует наше присутствие. Каждый звук наших шагов уточняет положение нашего тела в этом пространстве. Посетители могут вообще не осознавать эту деталь. Но наши собственные тяжелые шаги становятся приглушенным звуковым сопровождением, убеждающим нас, что мы здесь, а не где-нибудь еще. Звуки дают нам понять, что самим своим присутствием мы преобразуем это место. Ле Корбюзье, французский архитектор швейцарского происхождения, добивается иного, но не менее впечатляющего совместного звучания тела и здания в Нотр-Дам-дю-О, паломнической церкви в Роншане, Франция. В темных недрах этого венчающего холм, похожего на пещеру сооружения, выполненного из бетона с фактурной отделкой, окна кажутся прорубленными вручную в древних толстых стенах. Многие из этих украшенных яркими витражами проемов кажутся обитаемыми, они словно приглашают нас забраться в них, убеждая, что они, как укрепленные бастионы, откроют нам красоту внешнего мира, в то же время защитив от его опасностей и страданий.

Эти объекты Цумтора и Ле Корбюзье изумительно созвучны идее человеческой телесности. Большинство мест, населенных людьми, – нет. Подумайте о распространении синтетических поверхностей, от шелковых растений в торговых центрах до пластиковой облицовки «под дерево» на прилавках розничных магазинов, до стеклопластиковой «каменной кладки» на фасадах зданий. Все эти ухищрения дизайна «для бедных» имитируют внешний вид материалов, но при этом лишены их плотности, текстуры, их запаха, не в состоянии смягчать внешние температуры, защищать от воздушных потоков или звуковых волн.

Поскольку наши глаза способны регистрировать больше, чем наши носы – обонять, а наши руки, пальцы и ступни – осязать, дизайнеры ошибочно надеются, что такие жалкие подделки обманом вызовут у нас положительные эмоции, которые мы ассоциируем с давними воспоминаниями о моментах, когда мы имели дело с материалами, которые они изображают. Но наши тела не обманешь. Такие ухищрения, не учитывающие сложности восприятия человеком окружающей среды, обречены на провал, не вызывая у нас мультисенсорных впечатлений. В результате мы живем среди бесчисленных эрзац-поверхностей, которые не могут побудить наших гомункулов взаимодействовать с ними, поскольку мы подсознательно – если не сознательно, – интуитивно понимаем, что нам предлагают жалкие, плоские, безжизненные симулякры. Как правило, живость и отклик приходят с аутентичными текстурами и поверхностями.

Чтобы полнее понять, как наши тела воздействуют на то, что и как думает наш мозг, мы можем на более глубоком уровне рассмотреть три среды, отличающиеся одна от другой по функции, форме и назначению. Дизайнеры и специалисты по городскому ландшафту исследовали, как монументальная скульптура в Чикаго, музей местной истории в Антверпене и готический кафедральный собор во Франции манипулируют принципами и особенностями человеческой телесности в разнообразных и совершенно противоречивых целях. Ни один не имел глубокого представления о научной теории воплощенного познания, но все они подтверждают справедливость и жизненность замечания Аалто, поддержанного Цумтором, что иногда человеческая интуиция бывает на удивление «исключительно рациональной».

Тела и «Фасоль»: возможности, окололичностное и внеличностное пространство в Чикаго

Установленная в 2006 году знаменитая 110-тонная скульптура Аниша Капура, в народе именуемая «Фасолью», на самом деле (и точнее) зовется Облачной аркой и находится в парке «Миллениум», между береговой линией озера Мичиган и панорамой центрального Чикаго. Посетитель, свернув с Мичиган-авеню, проходит в окруженный самшитовыми деревьями прямоугольный двор, где стоит Облачная арка. Огромная абстрактная изогнутая зеркальная скульптура из нержавеющей стали предстает перед нами. Наши чувство проприоцепции (это способность определять положение тела в пространстве) и зрение оживают, плененные этой отражающей овально-симметричной каплей размерами 20 × 13 ×10 м. До того, как мы вошли в этот двор, мы замечали по преимуществу парковые входы, дорожки и людей, поскольку конус видения человека лишь слегка поднимается над уровнем глаз и большую часть пути был обращен к земле. Сейчас масштабность этого поразительного объекта в ландшафте, его манящая отражательная способность и плавно изогнутые поверхности посылают наш взгляд вверх. Мы не можем удержаться от того, чтобы поднять голову к небу. И так же, как простое растягивание губ, чтобы улыбнуться, – независимо от нашего настроения, – внушит нам умиротворяющие эмоции, которые сделают эту улыбку искренней, откидывание головы, чтобы посмотреть вверх, активирует усвоенные метафорические схемы, которые мы ассоциируем с принятием такого положения тела. Даже несмотря на то, что Облачная арка невелика в сравнении с окружающими высокими зданиями, она настолько полно отвечает метафоре «большой – значит важный», что мы жалуем этой немой скульптуре своего рода знак отличия, осознаем мы то или нет. С той стороны, с которой мы подходили к ней, вогнутые зеркальные поверхности собирают на себе и отражают чикагский ландшафт куда эффектнее, чем мы могли бы предполагать, окинув его невооруженным взглядом.

Облачная арка непостижимым образом создает два противоречащих друг другу впечатления. Скульптура на мгновение лишает нас сил – увиденная внезапно, она застигает нас врасплох. Но в то же самое время Облачная арка усиливает чувство субъектности, поскольку именно наше участие создает зрелище ее беспрестанных преобразований. Наши мелкие и широкие движения, наши взгляды туда и сюда, – всё изменяет то, что мы видим на поверхностях Облачной арки. Совпавшие во времени ощущения слабости – мы замерли при виде этого необычного объекта – и субъектности, нашей способности изменять то, что и как мы и другие зрители видим, порождают созидательное напряжение.

Большую часть времени, когда мы гуляем по городу или застроенному на городской лад району, мы воспринимаем наше тело эгоцентрически. Текучие ленивые изгибы Облачной арки привлекают нас – помните, людей притягивают изогнутые поверхности, они склонны приписывать им позитивные значения. Она удерживает наше внимание, создавая головоломки, которые нам нужно разгадать. Ее мягкие изгибы напоминают изгибы человеческого тела, так что эти механически обработанные поверхности пробуждают мысли о живых созданиях. Ее поверхность отражает наши собственные тела и тела окружающих нас людей. Парадоксально: в то время как зеркала обычно служат нам для того, чтобы мы сами увидели свое «я» как тело, на которое смотрят другие, Облачная арка превращает этот интимный акт смотрения на себя в публичное и социальное действо. По всем этим причинам Облачная арка вызывает невыразимое, но сильное чувство противоречивого, хотя и доброжелательного волнения. Мы стоим перед необходимостью, фактически вынуждены, воспринимать свое тело у всех на виду и изнутри себя одновременно; аллоцентрически – извне, и эгоцентрически – изнутри. Облачная арка на мгновение ярко высвечивает подспудные представления о форме нашего тела – которое трансформируется самым театральным образом – и об отношении нашего тела к среде, городу, – которое обычно мы воспринимаем как прямолинейное, статичное и по преимуществу угнетающее. С каждым движением, с каждым шагом наше тело, тела других зрителей и панорама Чикаго изменяются самым причудливым образом. Мы гости и хозяева на этом представлении в комнате смеха, подобных которому никогда не видели.