Читать книгу "Холодная рука в моей руке - Роберт Эйкман"

Надо признать, синяки мои постепенно проходят. Новых я, несомненно, не нажила, так что здешняя кровать имеет явные преимущества в сравнении с жутким одром, на котором мне пришлось спать в Дижоне; к тому же там меня преследовали скверные запахи. Но мне, конечно, хотелось бы, чтобы комната выглядела повеселее и была получше обставлена; правда, сегодня мне удалось протащить к себе бутылку минеральной воды и даже стакан. Конечно, это всего лишь итальянская минеральная вода, и пить ее, как утверждает мама, почти столь же опасно для здоровья, как и обычную. Но, мне кажется, мама преувеличивает, ведь обычную воду набирают здесь в грязных уличных колодцах. Хотя, я согласна, здешняя минеральная вода сильно уступает той, что продается во Франции. Что ни говорите, покупать воду в бутылках – это совершенная нелепица. И все же в заграничной жизни есть вещи, которые начинают мне нравиться; признаю, кое-что здесь лучше, чем дома. Конечно, я не собираюсь признаваться в этом папе и маме. Хотела бы я быть менее чувствительной, не страдать так из-за неуютных комнат, в которых приходится жить, и прочего в этом роде. Правда, что касается воды, мама еще придирчивее меня. Но вода – это не так уж важно. Совсем не важно. Несомненно, в отношении действительно важных вещей мама куда менее чувствительна, чем я. Это непреложный факт, на котором зиждется вся моя жизнь; моя реальная жизнь, нелишним будет уточнить.

Было бы неплохо, если бы графинечка предложила мне разделить с ней комнату; судя по всему, она такая же неженка, как и я. Но, возможно, малышка спит в комнате матери. Впрочем, что об этом думать. Я не испытываю к этой сильфиде ни малейшей неприязни; догадываюсь, ей и без того хватает проблем. К тому же папа и мама в любом случае не позволили бы мне перебраться в ее комнату. Кажется, я записала все, что произошло за этот день, совершенно заурядный и в то же время странный. В этой огромной холодной комнате я так закоченела, что с трудом могу пошевелиться.

5 октября. Сегодня, явившись к маме пожелать ей доброго утра, я узнала потрясающую новость. Мама попросила меня сесть (в их с папой покоях стульев, да и другой мебели, значительно больше, чем у меня), а потом сообщила, что мы приглашены на бал! Говорила она так, словно нам предстоит тяжелейшее испытание, которого невозможно избежать; судя по всему, она не сомневалась, что я отнесусь к этому известию точно так же. Право, не знаю, как к нему и отнестись. Говоря откровенно, до сей поры ни один из балов не доставил мне ни малейшего удовольствия (да и бывала я на них отнюдь не часто). Тем не менее весь день на душе у меня было легче и радостнее, чем обычно, и вечером я поняла, что своим особенным настроением обязана предстоящему развлечению. Возможно, за границей балы отличаются от наших; скорее всего, так оно и есть. По крайней мере, я пытаюсь себя в этом убедить. Бал дает графиня, которая, вне всяких сомнений, в подобных вещах более сведуща, чем мама. Как, полагаю, и во многих других.

Бал назначен на послезавтра. За завтраком, пока мы пили кофе и ели панини (как и всегда, сухие и щедро посыпанные сахарной пудрой), мама расспрашивала графиню, успеет ли та завершить все приготовления к балу. В ответ графиня лишь улыбалась – разумеется, чрезвычайно любезной улыбкой. Судя по всему, в Италии все делается быстрее, чем у нас (разумеется, если кому-то это действительно необходимо), потому что в каждом доме здесь множество слуг. Трудно поверить, что графиня очень богата, однако слуг она держит намного больше, чем мы; к тому же они ведут себя скорее как рабы, чем как слуги, не в пример нашим дербиширским бездельникам. Наверное, дело в том, что все они обожают графиню. И я их вполне понимаю. Так или иначе приготовления к балу весь день шли полным ходом, слуги развешивали гирлянды, из кухни доносились соблазнительные запахи. Даже из банного павильона, стоящего в дальнем конце сада (говорят, его построили еще во времена Византийской империи), вымели всех пауков; теперь там обитают повара, стряпающие неведомо что. Впечатляющее преображение, ничего не скажешь. Интересно, когда мама впервые узнала о предстоящем бале? Наверное, еще вчера вечером, до того как лечь спать?

Казалось бы, я должна досадовать по поводу отсутствия нового платья. Пожелай я иметь платье во что бы то ни стало, множеству портних пришлось бы, не покладая рук, трудиться днем и ночью, в точности как в волшебных сказках. Это, конечно, было бы неплохо (кто спорит), но я отнюдь не уверена, что получила бы новое платье, окажись у нас в запасе целая неделя. Папа и мама наверняка сошлись бы во мнении, что платьев у меня и так достаточно и шить новое совершенно ни к чему, даже если званый вечер почтят своим присутствием Папа Римский и его кардиналы. И все же, как ни странно, я не особенно расстроена. Мама Каролины утверждает, что мне не хватает «страстной любви к нарядам»; полагаю, она совершенно права. К тому же мой опыт доказывает – новые платья зачастую приносят одни разочарования. Постоянно напоминаю себе об этом.

Сегодня произошло еще одно важное событие: я впервые совершила прогулку по городу в сопровождении горничной графини, Эмилии. Папа был не слишком доволен, но я обещала себе, что сумею настоять на своем, и выполнила обещание. Мама отдыхала в своей комнате, а графиня, любезно улыбнувшись, послала за Эмилией.

Должна признать, прогулка оказалась не слишком удачной. Я захватила с собой экземпляр «Путеводителя по Равенне и ее древностям», оставленный мистером Граббом; папа не стал возражать, как видно сочтя это наименьшим из всех возможных зол. Прежде всего я попыталась отыскать на карте места, которые намеревалась посетить. Мне казалось, начинать надо именно с этого. Потом уж посмотрим, как все сложится, так я рассуждала. Надо сказать, попадая в непростую ситуацию, я нередко проявляю решительность и силу характера. Так вот, первая трудность состояла в том, что путь до города оказался ужасно длинным. Для меня это сущий пустяк, но для Эмилии, как выяснилось, нет; хотя дождя, на наше счастье, не было, она вскоре дала понять, что не привыкла так много ходить пешком. Это, разумеется, было чистой воды жеманство – или, точнее, притворство; ведь всем известно, что служанки происходят из крестьянских семей; у себя в деревне она наверняка ходила пешком целыми днями, да и вообще привыкла к самому тяжелому труду. Я сочла за благо не обращать внимания на нытье противной девчонки; это было тем проще, что я не понимала ни слова из того, что она говорит. Я упорно тащила ее за собой, и вскоре она, отбросив жеманство, смирилась со своей участью. По пути нам постоянно встречались грубые ломовые извозчики и оравы отвратительных детей; правда, разглядев, кто мы такие, они прекращали нам досаждать; в любом случае здешние дороги не идут ни в какое сравнение с дорогами Дербишира, где дети имеют обыкновение швырять в проезжающие экипажи камнями.

Когда мы наконец добрели до Равенны, выяснилось, что Эмилия совершенно не знает мест, которые я предполагала посетить, и в этом состояла еще одна трудность. Естественно, люди не имеют привычки посещать свои местные достопримечательности, какими бы древними они ни были; итальянцев, подозреваю, это касается в первую очередь. Помимо тех случаев, когда ей приходится сопровождать графиню, Эмилия наведывается в город только с определенной целью: что-нибудь купить, или продать, или же доставить письмо. Держится она так, что мне на память пришли развязные горничные из старых комедий, все обязанности которых сводятся к передаче любовных записок. Ах да, порой они еще выдают себя за собственную хозяйку – иногда по ее приказу, иногда по своему почину. Мне все же удалось посетить еще один Банный павильон, открытый для всеобщего обозрения; его называют христианским баптистерием, ибо, построенный римлянами на закате империи, он вскоре оказался в руках христиан. Этот павильон, разумеется, превосходит размерами тот, что стоит в саду графини; но внутри царит полумрак, а пол такой неровный, что я едва не упала. К тому же в углу валялось какое-то мерзкое дохлое животное. Эмилия начала смеяться; было совершенно неясно, что ее так развеселило. Она прохаживалась по павильону с таким видом, словно вновь оказалась в своей горной деревушке; от недавнего уныния не осталось и следа, и предложи я ей пройти весь итальянский «сапог» от пятки до носка, она с готовностью согласилась бы и, возможно, побежала бы впереди меня. Будучи англичанкой, я отнюдь не пришла в восторг от столь разительной перемены в поведении служанки; это лишь доказывало, что у нее есть своя хитроумная политика, при помощи которой она намерена извлекать из ситуации выгоду. Итак, как я уже сказала, прогулка не слишком удалась. Но начало положено, и это главное. Мир, несомненно, готов предложить мне больше, чем я смогу получить, проведя всю жизнь под надзором папы и мамы. Теперь, когда я познакомилась с повадками Эмилии, надо придумать, как лучше с ней ладить. Когда мы вернулись на виллу, я ни чуточки не чувствовала себя усталой. Презираю девчонок, которые вечно устают. Каролина тоже их презирает.