Читать книгу "Шелковые слова - Сандра Браун"

— От чего?

Дрожащей рукой Лейни убрала волосы со лба;

— Мы думали, что у нее язва. А оказалось… кое-что похуже. — Рука ее взметнулась к шее. — Она умерла всего через несколько недель после того, как легла в больницу.

Он сжал ее руки.

— Ты не должна продавать дом, если не хочешь. Давай я позвоню твоему агенту и попрошу на время заморозить сделку, пока ты не определишься?

Первым ее побуждением было принять его предложение. Но тут вмешался здравый смысл: если Дик попытается отсудить у нее опеку над ребенком, ей понадобятся деньги, которые принесет продажа дома.

— Нет-нет, — поспешно возразила она. — Жить там я никогда не буду. Лучше всего его продать. Агент хочет, чтобы я приехала в субботу.

— Я тебя отвезу.

— Я поеду одна.

— Не спорь, я тебя отвезу.

— Кустарник надо подрезать, — машинально отметила Лейни, когда они остановились перед домом, где она жила вместе с матерью, сколько себя помнила. Дом находился в старой части города; тротуар здесь растрескался, а мостовая была вся в выбоинах.

При виде дома у Лейни едва не сдали нервы, и без того напряженные до предела. Дик решительно настоял, чтобы отвезти ее в Талсу, и сейчас она пожалела, что не приехала одна: не хотелось, чтобы Дик оказался свидетелем ее слабости.

— Я слышал, как агент сказал, что покупатели уже наняли кого-то привести в порядок кустарник, деревья, траву перед домом, — заметил Дик, глядя сквозь ветровое стекло.

— Да. Им не терпится переехать.

— Нельзя их в этом винить: они же заплатили.

Лейни еще не отошла от событий, имевших место в риэлторской конторе всего час назад. Чета пенсионеров ждала ее там с деньгами. Все документы были подготовлены — оставалось только их подписать. Дик внимательно изучил бумаги с дотошностью юриста и одобрительно кивнул. Но, взглянув на расстроенное лицо Лейни, отвел ее в сторону и шепнул:

— Подписывай, только если хочешь, дорогая. Еще не поздно отказаться.

— Нет, я подпишу.

Покупатели изъявили желание также приобрести мебель и бытовую технику, которые Лейни оставляла в доме. Старичок всю жизнь прослужил в армии, а посему, колесив по миру, они почти не обзавелись собственным имуществом.

— Стоимость включает все, что находится в доме, — ответила Лейни. — Но мне бы хотелось еще раз посмотреть и убедиться, что там не осталось никаких личных вещей. А потом я верну вам ключ.

Теперь же Лейни пожалела, что настояла на этом условии. Она боялась заходить в дом, хотя сама не понимала почему. Ноги ее будто налились свинцом, когда Дик проводил ее до парадной двери и отпер ее.

Внутри царило сумрачное безмолвие, как во всех опустевших домах с задернутыми шторами. Воздух был влажным, а общая атмосфера — гнетущей. Раньше комнаты казались Лейни просторными, а теперь она ощутила, как они малы. Она бродила из одной в другую, озираясь по сторонам, но ни до чего не дотрагиваясь.

В ее спальне не было ничего, кроме мебели. Все, что хотела, она забрала с собой, когда уезжала. Комната матери тоже была пуста: Лейни прибрала там через несколько недель после ее кончины, а всю мамину одежду и вещи отдала в благотворительное общество.

Совершив этот грустный обход, Лейни вернулась в прихожую, жалкая и потерянная.

— Ты ничего не хочешь отсюда забрать, Лейни? — спросил Дик, нарушая молчание впервые с тех пор, как они переступили порог.

Признаться, его удивило поведение Лейни: не было ни восторженных восклицаний из-за какой-нибудь безделушки, вызвавшей теплые воспоминания, ни горьких слез. Вспомнилось, как совсем недавно он вместе со своими братьями и сестрами совершил набег на чердак родительского дома. То был день воспоминаний и бурного веселья, когда, на свет Божий извлекались давно позабытые сокровища. Лейни же казалась в этом доме чужой.

— Нет, — покачала она головой. — Ничего.

Дику вдруг пришло в голову, что дом этот не просто пуст — он будто ненастоящий. Как декорации на съемочной площадке. Все вроде бы на своих местах, но какое-то невыразительное, двухмерное — нет ни глубины, ни индивидуальности.

— А личные вещи, семейные фотографии и все такое?

— Нет никаких фотографий — у мамы не было фотоаппарата.

— И тебя даже в детстве не фотографировали? — Ему не удалось скрыть недоверия.

Лейни с вызовом посмотрела на него.

— Нам были чужды сантименты. «Что за чепуха, какая же мать не собирает кипами снимки своего чада?» — мелькнула мысль.

— Может быть, фотографии твоих дедушки с бабушкой… — осмелился он продолжить.

— У меня их не было. Только мама. Лейни принялась беспокойно мерить шагами гостиную. Дик устремился за ней и, идя чуть сзади, продолжал расспрашивать:

— Когда умер твой отец?

— Не помню. Я была совсем маленькой.

— Твоей маме пришлось одной содержать вас обеих. Наверное, это было нелегко. Кем она работала?

Внутри у Лейни все сжалось. Не хотелось отвечать ни на один из его вопросов, однако Дик упрямо преследовал ее.

— В кредитном союзе крупной компании.

— А какой была твоя мама?

— Какой?

— Ну да, что она была за человек? Лейни ощетинилась:

— Зачем ты задаешь все эти вопросы?

— Хочу знать. Так что собой представляла твоя мать?

— Ну… примерно моего телосложения. Темные волосы, голубые…

— Я не о внешности. Меня интересует ее личность.

— Личность? — Господи, да зачем он ходит за ней по пятам и изводит вопросами?

— Ну да. Была ли она беззаботной и веселой? Хмурой, суровой, легкомысленной, интеллигентной? Какой она была?

— Она была моей матерью! — выкрикнула Лейни. — И все, просто матерью.

— И ты ее любила.

— Да!

— А она любила тебя. Лейни замерла, вцепившись в спинку кресла с продавленным сиденьем.

— Да, — процедила она. — Конечно, она меня любила. Ведь я была ее дочерью.

Дик обратил внимание на побелевшие пальцы и напряженно застывшие черты лица Лейни. Он давил на нее и сознавал это, но следовало довести разговор до конца, иначе не избавить Лейни от мрачных ассоциаций, связанных с этим домом.

— Что случилось с твоим отцом?

— Я говорила тебе — он умер.

— От чего? Когда?

— Не помню!

— Наверняка твоя мать время от времени вспоминала его, рассказывала тебе о нем. Она больше не вышла замуж — должно быть, очень любила твоего отца, раз долгие годы хранила ему верность.