Читать книгу "Вольная вода. Истории борьбы за свободу на Дону - Амиран Урушадзе"

Месяц спустя Ефремов все же был арестован драгунским отрядом и увезен в крепость Святого Дмитрия Ростовского. Узнав об этом, казаки ринулись к ней и угрожали коменданту штурмом. Успокоить донцов смог только сам Степан Ефремов, который с крепостного вала просил казаков ничего не предпринимать и вернуться к семьям. Атаман уверял, что скоро и сам получит свободу. Но этого не случилось: Ефремова в кандалах отправили в Петербург, где он предстал перед военным судом. Суд приговорил Степана Ефремова «за все те преступления, оказавшиеся по делу по застарелой в нем гордости, упрямству, противности и ослушанию, сентенциею приговорил его, бывшего атамана Ефремова, к лишению живота, и именно повесить правильно». Императрица Екатерина II помиловала бывшего атамана и назначила ему ссылку в город Пернов (ныне эстонский портовый город Пярну). После нескольких лет ссылки Ефремова вернули в Санкт-Петербург и, возможно, разрешили бы доживать дни на Дону, но, согласно донской песне-сказке о жизни атамана, при снятии кандалов сын Данилы Ефремова произнес такую речь:

Расковал его капитанушка, И берет он себе цепь железную, И возговорил ему Степан Данилович: «Ты не тронь, не бери кандалы-цепи тяжелые, Я их сам возьму, покажу деткам-сиротинушкам, И скажу я им, добрым слугам государыни, Что за верную службу нашу, за подвиги, Нам награда — цепь тяжелая, Кандалы-то нам, кандалы железные…»

Степан Ефремов умер в столице Российской империи 15 марта 1784 года. На Дону его так и не дождалась жена Меланья Карповна. Ее, простую черкасскую торговку, Ефремов полюбил с первого взгляда, и для нее атаману было ничего не жаль. Дон не видел более роскошной свадьбы, сложилась даже поговорка — «наварили, как на Меланьину свадьбу». Но сохранилась и другая, печальная для этой истории любви поговорка: «Вот тебе и тюк на крюк, Меланья Карповна!» Как писал Алексей Карасев, эта фраза была впервые произнесена, когда Степана Ефремова взяли под арест и навсегда увезли из атаманского дома.

Со временем гражданское положение крестьян ухудшалось, появлялись незримые, но тяжелые законодательные оковы. Так, Войсковой грамотой 1776 года был введен запрет на выдачу замуж за крестьян казачьих вдов и дочерей. Появились и новые формы зависимости крестьян от донских землевладельцев. Если поначалу все ограничивалось работой крестьянина на владельческой земле, то во второй половине XVIII столетия донские помещики обложили работяг оброком — денежной рентой за пользование барской землей. По мнению историка Ивана Ревина, это привело к стремительному развитию отходничества донских крестьян, которые в поисках дополнительного заработка вынуждены были наниматься на рыбные промыслы или идти чернорабочими в города.

Большинство исследователей признает негативную роль отходничества в жизни крестьянина. Земледелец вынужден был на длительный срок оставлять свое хозяйство и семью, при этом ему, как правило, приходилось наниматься на низкооплачиваемую, но тяжелую работу. Российский историк и государственный деятель князь Николай Шаховской отмечал, что крестьянское отходничество «развивает привычку к бродячей жизни и легкое отношение к ней», а также «склонность к известному риску…».

Крестьяне-переселенцы составили на Дону две неравные группы — помещичьих и станичных. По ревизии 1795 года, первых было 54 628 человек, а вторых всего 3836. Станичные крестьяне жили среди казаков, то есть в станицах. Это во многом определило дальнейшую судьбу этой крестьянской группы. К шестой ревизии, проведенной в 1811 году, станичных крестьян уже не существовало — все они были причислены к донскому казачеству: «Состоящих по Войску Донскому за разными станицами малороссиян, коих по ревизии 1795 года показано 3836 душ, переименовать в казаки и исключить из подушного оклада», — гласило утвержденное Александром I мнение Государственного совета.

Помещичьих крестьян ожидала иная участь. В конце XVIII века донская старшина очевидно превращалась в составную часть российского дворянства. Этому способствовала казачья политика императора Павла I, который рассчитывал превратить Землю Войска Донского в естественное продолжение внутренних российских губерний. Донская казачья верхушка уже вела дворянский образ жизни: большие усадьбы, дворовые люди в услужении, крестьяне, работавшие на владельческой земле. Однако эта комфортная жизнь находилась под постоянной угрозой. Крестьяне могли в любой момент уйти, и богатое многолюдное хозяйство запросто превращалось в усадьбу-призрак посреди степи. Вот как об этом писал Алексей Карасев: «…люди (богатые донские казаки. — А. У.) стали получать охоту к деревням, разного рода комфорту, но как вполне предаться барству, когда почти уже устроенные деревни рисковали в какое-нибудь прекрасное утро остаться без поселения? Станичные или хоть даже войсковые записи крестьян за помещиками были не совсем крепки: обок были приволья саратовские и астраханские и донские черкасы, при каком-либо особенно крутом обхождении с ними помещика, могли почти безнаказанно, оставить его на произвол судьбы и укрыться на пустынные берега Волги. Помещики понимали свое неловкое положение: возвращаться при неудаче в первобытное состояние станичника или хуторянина уже не позволяли и чин, и приобретенные привычки…»

Поэтому один из первых указов Павла I от 12 декабря 1796 года, который распространял крепостное право на Дон, был встречен казачьей старшиной с большим облегчением. «В видах водворения порядка и утверждения в вечную собственность владельца, повелевалось, чтобы в губерниях: Екатеринославской, Воронежской, Кавказской, области Таврической, а также на Дон — каждый из поселян остался в том месте и звании, как он по нынешней ревизии написан будет». Это хорошая новость для казаков-помещиков, но была и плохая. Указ запрещал прием беглых крестьян: «Постановя таким образом преграду самопроизвольному поселян переселению, законопротивному подговору, приему и держанию чужих крестьян и всякого рода беглых людей, возлагаем точное за сим наблюдение на тамошних начальников губерний и начальников градской и земской полиции, и Войска Донского на Войсковое правительство, и особенно на войскового атамана, равно и на острове Тамань на кошевого атамана, чтобы они всемерно старались не токмо сохранять в совершенной целости сие наше для общего спокойствия узаконение, но даже предупреждать всякое малейшее поползновение к бывшим беспорядкам, нарушавшим водворяемое нами повсюду благоустройство…»

Однако историк Павел Сахаров в статье «Белое рабство на Дону» (1911 год) показал, что указ Павла I лишь закрепил на Дону давно установившиеся и, по сути, крепостнические порядки. Закрепощение малороссийских крестьян историк связывал с «Наставлением» коменданта крепости Святого Дмитрия Ростовского генерала Потапова 1766 года. По этому документу переход крестьян запрещался, теперь они должны были находиться «в тех местах, где кто доныне написан, навсегда». Генерал Потапов хотел регулярно получать подушный семигривенный оклад с крестьян, а это было легче сделать при постоянной прописке налогоплательщиков.

ЛЮДИ ДОНА. ПАВЕЛ САХАРОВ

30 мая 1927 года сотрудники ОГПУ пришли в дом школьного учителя Павла Петровича Сахарова. Арест прошел быстро, и в тот же день Сахаров давал показания, в которых подробно фиксировал биографические факты. Будущий историк родился 22 марта 1884 года на хуторе Плетневе-Ширяйском станицы Старо-Григорьевской Второго Донского округа. Павел Петрович вырос в семье православного священника. Отец рассчитывал, что сын продолжит его христианское служение. Но Сахаров выбрал другой путь. В 1906 году он поступил на историко-филологический факультет Харьковского университета, где учился у таких известных историков, как Дмитрий Иванович Багалей и Владислав Петрович Бузескул. Павел Сахаров был трудолюбивым, усидчивым студентом, он рано вошел во вкус серьезной, очень кропотливой, порой нудной архивной работы. Предметом его научных интересов стало прошлое Дона, что неудивительно, учитывая происхождение историка. Закончив университет в 1911 году, Сахаров вскоре возвращается на родину и в 1912 году получает место учителя истории в Ростовской казенной мужской гимназии. По мнению биографа Сахарова историка Николая Мининкова, Павел Петрович не принял Октябрьский переворот 1917 года, что толкнуло его в лагерь белых. Весной 1919 года Сахарова направили на службу в Осваг — Осведомительное агентство — пропагандистское ведомство генерала Антона Деникина, командовавшего Добровольческой армией. Павел Петрович выступал с лекциями, но не всегда их содержание устраивало начальство Освага. Сахаров был сторонником казачьей автономии, в лекциях рассказывал об агрессивной политике российских самодержцев, насильственной ликвидации казачьих привилегий и особого статуса Дона. Взгляды Сахарова мало соответствовали пропагандистской программе Белого движения.