Читать книгу "Ветеран Армагеддона - Сергей Синякин"

Антон Дар учил его обращению с женщинами.

«Ты с ними попроще, — говорил он. — Возьми фанфурик шампанского, коробочку конфет, выпейте, почитай ей свои стихи про любовь, а уж когда разомлеет, бери ее голыми руками. Говори, что любишь, только не обещай жениться. Тут главное, чтобы было где, потом необходимо желание, а самое главное — женщина должна тебя за душу брать. Тогда у тебя кураж появляется и все само получается».

Дару можно было верить. У него в каждом томике опубликованных стихов десятка два-три стихотворений были с посвящениями женщинам, и все разным.

Антон был непостоянен, как парус в море, и любвеобилен, как мать-героиня, имеющая пятнадцать детей разной национальности. Непостоянность приводила к тому, что время от времени очередная брошенная пассия являлась к нему домой и устраивала, как это ни странно, скандал его супруге. Потом они мирились с ней, и у жены Дара всегда было много сочувствующих и жалостливых подруг. «Ой, Нина, — вздыхали подруги. — И как ты с этим кобелем живешь?»

Любвеобильность тоже доставляла поэту неприятности. Обманутые мужья ловили его на улице, вывозили в леса, окружающие Царицын, даже дважды запирали в подвалах и морили голодом до полного отказа от очередного предмета воздыханий. Дошло до того, что его прямо в отделении Союза писателей в присутствии собратьев по перу дважды ударил кулаком в ухо закадычный друг Коля Карасев, вернувшийся домой в тот момент, когда Антон Дар на кухне целовал ручки его супруге. Из-за пристрастия к женщинам Антон Дар всегда выглядел немного ободранным — то синяк предательски темнел под глазом, то нос был подозрительно распухшим, то глазки становились маленькими и красными, совсем как у прозаика Бабулькина в период его творческих запоев.

К великому сожалению, Владимир Лютиков уроков своего талантливого товарища не усвоил, потому и бежал постыдно с творческой встречи мастеров поэтического слова. Сейчас он шел посредине улицы, лицо его было уныло, Лютиков размахивал руками и сам себя утешал, причем делал это бестолково и косноязычно. Более всего его удручало, что староста Сланский, и тот вел себя с поклонницами так, словно написал если не «Медный всадник», то не меньше чем «Горе от ума».

«Ну и пусть… — бормотал Лютиков. — Настоящий талант не должен размениваться… Ну какие там Анны Керн? Близко никого не поставишь! Да и что, собственно, Анна Керн? Пушкин потом такое о ней написал! Любвеобильная была бабенка, только и пофартило ей, что Александр Сергеевич ей свое чудное мгновение посвятил! Вот сейчас пойду и напишу что-нибудь такое! Чтобы все ахнули! Чтобы даже Сланский с Зарницким-Кроликовым прониклись!..»

В глубине души Лютиков, конечно, понимал, что ничего он сегодня не напишет, а посидит немного, выпьет коньяка из той бутылки, что лежала у него в тайнике по причине еще не отмененного сухого закона, а потом будет прислушиваться к доносящимся с лужайки воплям и жалеть себя.

Вот тут-то Лютикова и окликнули.

Владимир Алексеевич обернулся и увидел, что его догоняет моложавая и довольно стройная темноволосая дама.

— Владимир, — сказала дама, довольно жестко хватаясь за локоть Лютикова, и хватка эта была мертвой. — Я хотела бы поговорить с вами о ваших стихах!

Лютиков увидел ее энергичное, но несколько худое лицо. Да, это была не Анна Керн! «Так ведь и я не Пушкин!» — возразил себе Лютиков.

— Что ж, — сказал он, стараясь соблюдать достоинство и вместе с тем уважение к поклоннице. — Давайте зайдем ко мне, посидим, поговорим…

— Который домик ваш? — зорко огляделась поклонница.

Через полчаса Лютиков знал о ней все.

Нина Васильевна Морозова была роковой женщиной.

В детские годы, которые прошли в знаменитом сибирском поселке Тында, мальчишки дрались за то, чтобы сидеть с ней рядом — сначала на горшочке в детском саду, потом за одной партой в школе и далее в торговом техникуме и институте того же профиля.

Первый поклонник, которому Нина Васильевна отказала в пятнадцатилетнем возрасте, покончил с собой, бросившись в воды Енисея. Одежду его нашли, а тело навсегда унесло в Северный Ледовитый океан. Долгое время, чтобы избежать повторения таких несчастных случаев, Нина Васильевна тайно встречалась с учителем физкультуры. К сожалению, тот не смог сохранить секретность их союза, в результате разглашения тайны был уволен из школы и впоследствии спился, так и не женившись. Следующим поклонником Нины Васильевны стал педагог техникума, где она училась. Педагог этот любил ее до безумия, и потому ставил оценки, даже не заглядывая в билеты, которые доставались на экзамене его любимой. Но и здесь нашлись недоброжелатели, которые подло донесли в ректорат о связи педагога и Нины Васильевны, в ректорате беспринципно решили этой жалобе дать ход, для чего комиссионно проверили знание студенткой основ предмета, который вел влюбленный преподаватель. Результатом этой проверки явилось увольнение преподавателя, отчисление из техникума Нины Васильевны и загубленная на корню любовь, достойная пера Данте и Петрарки.

Нине Васильевне пришлось вернуться домой. Она поступила на работу в поселковый магазин и заочно поступила в торговый институт. Родители настояли, чтобы она вышла замуж. Разумеется, выдали ее не по любви, отчего сразу восемь ее сверстников пытались отравиться питьевым спиртом, а еще трое в отчаянии ушли в тайгу.

Выезды Нины Васильевны на сессии в областной центр сопровождались бурными романами, отзвуки которых иногда доходили до самой Тынды. Безумно любивший Нину Васильевну муж не выдержал жизни с роковой женщиной и постыдно бежал. Исполнительный лист (к тому времени у Нины Васильевны было двое детей) нашел беглеца в городе Уэлен, крайней восточной точки огромного Российского государства, но подлый муж, не желая платить алименты, встал на лыжи и ушел по льдам к Северному полюсу. По одним сведениям, он там и захоронен в могиле норвежских полярников, по другим — он все-таки благополучно пересек ледовый материк и оказался в Канаде, где благоденствует и доныне.

Родители с трудом дождались окончания дочерью торгового института и поставили перед ней ультиматум — выйти замуж и остепениться или навсегда покинуть родину. На такой тяжелый шаг Нина Васильевна решиться не могла, поэтому снова вышла замуж. На этот раз ее мужем стал промысловый охотник, который по девять месяцев в году был в тайге, а три месяца отсыпался наподобие бурого медведя. Нина Васильевна была с ним счастлива, муж от нее ничего особенного не просил, в еде был неприхотлив, а все, что требовала ее поэтическая и воздушная душа, она получала от любовника, который заведовал в Тынде потребкооперацией. Однако и здесь в дело вмешался черный случай, видимо, небесам было угодно, чтобы этот любовник был у Нины Васильевны последним.

Муж неожиданно вернулся домой и застал жену и любовника спящими в постели. Будить он их не стал, а прикрыв за собой дверь, вышел на улицу и принялся деловито снаряжать жаканами два ствола своего любимого ружья «Белка». Третий ствол опытный промысловик зарядил мелкокалиберной пулькой. Охотником он был неплохим, имел на своем счету немало медведей и изюбрей, а белке за сто шагов попадал точно в глаз. Удивительно ли, что и в этой сложной ситуации охотник не оплошал? Два жакана оставили без руководства потребкооперацию, мелкокалиберная пулька, пусть и не с расстояния в сто шагов, попала куда следует, и привела Нину Васильевну в Рай, ибо в Чистилище учли, что выходила она замуж без любви и пострадала, соответственно, из-за отсутствия оной.