Читать книгу "Бесконечный плей-лист Ника и Норы - Дэвид Левитан"

На улице Ладлоунам буквально подать рукойот места, где мы могли бы быть,до места, где мы сейчас.

На улице Ладлоу,найди меня на улице Ладлоу,на улице Ладлоу,найди меня здесь…

– Приятель! Это просто круто!

Хлопнув меня по спине, Дэв садится рядом. Он вспотел, пока танцевал, его волосы спутались, промокшая рубашка обтягивает тело еще сильнее, чем в начале ночи.

– Ты что, не слушаешь Where’s Fluffy?

– Да просто решил немного передохнуть. Думаешь, легко быть самым симпатичным несовершеннолетним солистом квиркор-сцены? Я же не могу работать круглосуточно, знаешь ли.

– А где Рэнди?

– Кто?

– Рэнди.

– Э?

– Из группы Are You Randy? Ты же вроде был с ним?

– А! Ты про Тэда! Он скоро подойдет. Остался, чтобы потанцевать под последнюю песню. По-моему, он ослепителен!

В глазах Дэва появляется шальной, страстный блеск, так что я просто киваю. Иногда во взгляде Дэва читается лишь озорство, никакой страсти – и тогда мне приходится переживать за сердце того, кто рядом с ним. Но иногда чувствуется, что чужая красота зацепила его, и тогда я знаю, что просто сексом дело не ограничится.

– Так где Трис? – теперь спрашивает он.

– Внутри. А что?

– Без понятия. Я решил, что вы будете вместе.

– Дэв… Мы с Трис расстались недели четыре назад.

– Да блин! Я совсем забыл. Прости, дружище.

– Никаких проблем.

Дэв некоторое время смотрит на меня, а затем хлопает себя по лбу.

– Подожди! Тут же еще одна девочка была сегодня, верно? Я видел, что ты вроде как обнимался с ней.

– Можно и так сказать.

– Так я и сказал!

– Что?

– Сказал. Можно было сказать – я и сказал.

Для Дэва такая фраза – настоящее достижение.

Он обнимает меня рукой, прижимается ко мне. Ему это нравится, а я не против. Это прикосновение скорее успокаивающее, чем страстное.

– Ах ты мой бедный порядочный мальчик-натурал, – говорит он. – Никто не должен оставаться один в такую ночь.

– Но у меня есть ты, Дэв, – отвечаю я, пытаясь свести все к шутке.

– И это правда. По крайней мере, пока Тэд не вернется.

– Я знаю.

– Ты же знаешь, в чем вся соль, Ник?

– Вся соль чего?

– Всего, Ник. В чем вся соль.

– Нет.

– Beatles.

– А что с ними?

– Они были абсолютно правы.

– В чем?

– Во всем.

– Что ты имеешь в виду?

Дэв касается моей руки своей – кожа к коже, пот к поту, касание к касанию. Потом он берет мою ладонь, так что наши пальцы переплетаются.

– Вот, – говорит он. – Вот что «битлы» точно знали.

– Боюсь, я не понимаю…

– Другие группы, они в общем про секс. Или про боль. Или про какие-то фантазии. Но The Beatles – они знали, что делают. Знаешь, почему они стали так круты?

– Почему?

– «I Wanna Hold Your Hand»[15]. Их первый сингл. Чертов бриллиант. Может, самая крутая песня на свете. Потому что они это точно поняли. Вот чего все хотят. Не заниматься горячим сексом круглые сутки семь дней в неделю. Не жениться и прожить сто лет долго и счастливо. Не «Порше», не минет, не хату за миллион долларов. Нет. Людям нужно, чтобы их держали за руку. Это чувство, которого не скрыть. Каждая успешная песня о любви за последние пятьдесят лет в конечном итоге восходит к «I Wanna Hold You Hand». И в каждой успешной любовной истории есть эти невыносимые и невыносимо восхитительные моменты, когда двое держатся за руки. Поверь мне. Я много об этом думал.

– «Я хочу держать тебя за руку», – повторяю я.

– Ты это и делаешь, мой друг. Ты это и делаешь.

Теперь он закрывает глаза. Наши пальцы по-прежнему сплетены. Даже в дыхании Дэва слышен быстрый ритм рок-н-ролла. Я наклоняю голову, прислоняясь к нему. На мгновение мы замираем в такой позе, наблюдая за проезжающими мимо машинами.

– Думаю, я все прохлопал, – говорю я.

– С Трис?

– Нет. С Норой. С Трис у меня даже шансов не было. Но сегодня с Норой у меня, возможно, был шанс.

– И?

– Что «и»?

– И что ты собираешься с этим делать?

– Не знаю. Сидеть и грустить?

Дэв убирает свою руку с моей и легонько сжимает мое плечо.

– Ты ужасно милый, когда грустишь, – сообщает он мне. – Но в этом случае, думаю, проявить побольше решимости не повредит.

– Откуда ты взял все эти слова? – вынужден спросить я.

– Не тормози. «Если ты проявляешь решимость, / это дарит тебе неотразимость, / пробуждает во мне нетерпимость / к чистоте этих белых страниц», – ты думаешь, я их, что ли, просто зазубрил?

– «Я люблю тебя не гипотетически, / слова – не просто звуки фонетические, / так что будет просто еретически, / если ты не полюбишь в ответ», – подхватываю я.

Дэв кивает.

– Именно.

– Когда мы ухитрились придумать такой отстой? – спрашиваю я. – Ну, то есть откуда вообще берутся все эти слова? Я сижу на этом тротуаре, и они просто являются мне.

– Может, они есть всегда, а тебе просто нужно накопить некоторый жизненный опыт, чтобы они обрели смысл, – произносит Дэв.

Кто-то у нас за спиной насвистывает, имитируя птичье пение. Мы с Дэвом оборачиваемся и видим, что из клуба выходит Тэд, сияя, как бриллиант под лампой. Он задержался от нас на расстоянии, чтобы не мешать разговору, но я вижу, что он выжидает.

– Не хочешь пойти взять его за руку? – шутливо спрашиваю я у Дэва.

– Да, черт побери, – отвечает Дэв, выпрямляясь. – Не пойми меня неправильно, сегодня ночью мы непременно будем изображать чудище с двумя спинами. Но если мы сделаем все правильно, будет казаться, что мы просто держимся за руки.

Я уверен, что Тэд ничего не слышал. Но когда Дэв подходит к нему, Тэд протягивает ему руку. Я вижу, как они идут по улице, держась за руки. Думаю, они сами не замечают, но они шагают точно в такт. Перед тем, как завернуть за угол, оба одновременно поворачиваются и машут мне на прощание.

Теперь я предоставлен самому себе. Я решаю проверить сообщения… и понимаю, что лишился не только чертовой куртки, но и проклятого телефона. Так много неудач, что я начинаю чувствовать себя ничтожеством. Но это чувство – ничто по сравнению с попытками найти телефон-автомат на улице Ладлоу примерно в три утра. Я дохожу пешком почти до Хаустона, и только тогда мне попадается один, на углу закусочной. Трубка на ощупь покрыта какой-то слизью, а гудок доносится словно из Северной Дакоты. Первые три четвертака проваливаются в ячейку возврата сдачи. Я готов окончательно выйти из себя, но следующие две монеты все-таки попадают куда надо, и мне удается увеличить громкость настолько, чтобы стало ясно, чтобы понять, что я все-таки дозвонился.