Читать книгу "Инквизитор - Себастьян Фитцек"

– Ну конечно. Прикрываешься своей амнезией. Я тебе не верю. – Том повернулся к Бахману. – Когда его сюда доставили?

Консьерж задумчиво почесал бакенбарды.

– Думаю, дней десять назад.

– А когда именно прервалась серия преступлений Инквизитора?

– На что ты намекаешь?

Каспар яростно захлопнул книгу и спрыгнул со стола.

– Это ты притащил нам сюда этого сумасшедшего. Из-за тебя мы не можем позвать на помощь, потому что это ты врезался в таксофон и вывел его из строя.

Каспар подчеркивал каждое «ты» яростной жестикуляцией, как судья на ринге, который отсчитывает секунды над боксером в нокдауне. Но его вербальные удары словно отскакивали от Шадека, не производя на него никакого впечатления. Он даже глазом не моргнул. Но Бахман все равно решил разделить обоих задир и, сопя, встал между ними.

– Эй, эй, эй… Это ничего не даст. Мы должны держаться вместе. И доверять друг другу.

Доверять? Каспар вспомнил, как Линус хотел показать ему вырванный шланг топливного бака, а из-за снегохода вдруг появился Бахман.

«Я никому не могу здесь доверять, – подумал он. – Я никого здесь не знаю. Даже себя самого».

Он снова сел за стол, обеими руками сжал дрожащие колени и уставился на новостной журнал, который Бахман оставил лежать раскрытым.

Шадек и консьерж продолжали ругаться за спиной, а буквы расплывались у Каспара перед глазами. Но он не хотел ни слушать, ни говорить, ни читать. Он внезапно почувствовал смертельную усталость, его мозг должен был срочно переключить передачу, лучше всего в нейтральное положение, чтобы после небольшой паузы попробовать снова стартовать в это безумие.

Он заставил себя не думать ни о чем, и в первый момент это даже получилось. Но потом он совершил ошибку – закрыл глаза. И так как он слишком долго рассматривал в газете фотографию второй жертвы, лицо учительницы продолжало светиться на сетчатке его глаз, и о покое можно было забыть. На этот раз он услышал визг и скрежет рельсов, прежде чем едкий дым локомотива снова заполнил его нос. Он открыл глаза, и поезд с воспоминаниями тут же прибыл к перрону.

Флешбэк

– Она всегда была тихой девочкой. Слишком тихой. Я беспокоилась, потому что у меня не было причин для беспокойства, если вы понимаете, о чем я.

– Да, конечно.

Он уставился на ржавые разводы от чая на своей пустой кружке и отказался от добавки.

– Вот, посмотрите. – Женщина открыла ламинированную брошюру, которую, видимо, специально нашла и положила на журнальный столик. Между страницами, которые она открыла, был даже заложен маленький листок бумаги. – Видите, что я имею в виду? Все другие смеются. А она даже не смотрит в камеру.

Женщина повернула школьный ежегодник, чтобы он мог лучше видеть, но это было не нужно.

Он знал белокурую девочку с брекетами. У него была ее фотография, он всегда носил ее с собой в бумажнике. Фотография на паспорт, на ней она тоже не улыбалась.

Он закрыл глаза. Вид его дочери вызвал щемящую, до боли, тоску.

– Все в порядке? – спросила она, и ее губы неуверенно дернулись. Он не ответил и еще раз посмотрел на общее фото в ежегоднике, на котором была изображена и эта женщина. Она стояла сбоку, в узких джинсах, заправленных в черные сапоги до колен. Рядом с ее головой чернела звездочка. Он посмотрел ниже, нашел еще одну звездочку и прочитал мелкий текст.

«Катя Адези, классная руководительница 5-го В, начальная школа Вальдгрундшуле, Берлин».

– Что-то не так?

– Нет, только…

Он поискал носовой платок в кармане брюк, наткнулся на помятый железнодорожный билет, который купил сегодня в Гамбурге, и хотел задать учительнице все вопросы, которые его мучали: «Когда вы впервые это заметили? Сколько таких пугающих снимков вы сделали на уроках? Есть ли другие признаки?»

– Я думаю, вам лучше уйти. – Катя Адези встала. – Я и так уже сказала слишком много. Я не хочу ни на кого доносить, понимаете? Возможно, мне просто кажется. – Она почти с жалостью посмотрела на него и пожала плечами. – Мне очень жаль.

Он заметил, что у него не было сил пошевелить языком, чтобы задать хотя бы один из своих вопросов.

– Вы меня понимаете? – Ее улыбка исчезла. – Алё, кто-нибудь дома? – Черты учительницы исказились, и Каспар вздрогнул почти с отвращением, когда затем резко изменился и ее голос.

01:58

– Алё, псих, я с тобой разговариваю…

Каспар открыл глаза и тут же катапультировался в реальность, в которой перед ним с угрожающим видом возник Шадек.

– И что это было? – насмехался над ним санитар. – Ты Цезарь или, может, вспоминал старые времена, когда был кинозвездой?

– Оставь его в покое, Том, – неожиданно вмешалась Ясмин, прежде чем Каспар успел ответить. – Думаешь, он устроил здесь шоу? Да он был без сознания. Каспар наш пациент!

Возбужденно вертя кольцо на большом пальце, она отступила от Шадека. В следующий момент Ясмин словно вспомнила о своих обязанностях медсестры и осторожно подкатила Софию обратно к камину.

Каспар последовал за ней, спиной чувствуя яростные взгляды Шадека.

– Как она себя чувствует? – тихо спросил он.

– Не очень, вы и сами слышите.

Действительно. Каспар задался вопросом, сколько же он отсутствовал, что София успела так сильно сдать.

Ее недавно еще ровное дыхание сейчас походило на прерывистое частое пыхтение собаки-астматика. Время от времени она кашляла, из-за чего пакет с физраствором, который все-таки закрепили на кочерге, начинал опасно раскачиваться. Ее руки были ледяными, а пульс едва прощупывался.

– Огонь угасает, – заметил Каспар.

После этих слов Шадек поднялся и подошел к ним с продовольственной сумкой поварихи. Вытащил оттуда маленькую фляжку, открутил крышку и вылил высокопроцентное спиртовое содержимое в камин. Затем бросил во вспыхнувшее пламя березовое полено.

– Держи, тебе тоже не мешает согреться, – сказал он, взглянув на босые ноги Каспара. Он протянул ему фляжку, в которой остался глоток.

– Нет, спасибо. Я не пью. – Каспар удивился дурному предчувствию, которое осело в нем, как начинающаяся депрессия. Он объяснял это состоянием Софии.

– А стоило бы, – сказал Шадек, продолжая рыться в сумке. – Утренняя смена прибудет через пять часов. А с этими штуками… – достал он еще одну мини-бутылочку коньяка, – время ожидания скоротать легче.

Пять часов?

Проклятье, это слишком долго. Время тянулось как жидкое стекло, а смертельная спираль паралича безостановочно крутилась внутри Софии. Правда, Ванесса Штрассман умерла спустя две недели, но кто знает, насколько сильно София потерялась в себе и когда пересечет границу, после чего уже не сумеет выбраться из плена своего тела, – и навсегда похоронит в себе то, что знает о его дочери?