Читать книгу "Восьмерка - Захар Прилепин"

Отец был очень пьян, он все пытался войти в дом, а мать выталкивала его.

Потом у матери оказался в руке сапог, и она била его сапогом по лицу, которое уже в нескольких местах кровоточило. Кровь текла не из носа, а откуда-то с губ и со лба.

Отец был в одном сапоге — это его сапогом и били его.

Он ничего не говорил и не прикрывал лицо, а только пытался раз за разом все-таки пройти в квартиру, чтоб, наверное, где-нибудь там затаиться.

Мать оказалась сильнее, она вытолкала его в подъезд и столкнула с лестницы.

Пацан выбежал вослед и видел, как отец, не совладав со своими ногами, загрохотал вниз и там, внизу, размашисто падая, ударился головой о железную решетку.

У него так и остался шрам, некрасиво заросший.

— Мы и не видимся толком с тех пор, — помолчав, добавил «комод». — Он приходит иногда, опойка… глухой на оба уха… А чего мне с ним делать… Что я ему скажу?

Только что мы зачищали дом в Старых Промыслах — дверь нам не открыли, и тогда «комод», изловчившись, высадил ее первым же ударом ноги.

Удар был такой силы, что дверь, словно вырванная взрывной волной, сшибла и накрыла человека, стоявшего за ней.

— Ствол! — заорал кто-то. — У него ствол!

У человека под дверью был в руке автомат. Сам человек был накрыт по грудь — одна борода, засыпанная известкой, топорщилась — зато рука с автоматом была зрима, он силился этот автомат поднять, и пальцы его шевелились на рукояти.

Все мы прянули в стороны, чтоб не принять ожидаемую очередь в себя, один «комод» резво прыгнул прямо на дверь — ну, то есть на грудь бородатому — и, еще несколько раз подпрыгнув, затоптал его желанье и стрелять, и вообще смотреть по сторонам.

Потом «комод» ногой выбил автомат из руки закатившего глаза и погребенного под дверью несчастного и, не забыв крикнуть нам, спрятавшимся за косяками: «На кухню бегом, блядь!», — скрылся в ближайшей комнате — нет ли там еще кого.

Теперь «комод» разделся по пояс — был он загорелый и красивый, как большой, обветренный камень, — и полез под колонку помыться.

Подцепил с земли кусок проволоки, свернул из нее хитрый крючок. Прихватил одной стороной крючка рукоять колонки, другую сторону приладил к крану — в итоге вода полилась непрестанно, пенная и ледяная.

Обветренный камень под водой радовался и рычал.

Допрос

Они встретились у памятника, как договаривались. Никогда тут раньше не забивали стрелку, но с этой площади оказалось совсем близко до староплесецкой бани, которую они еще не посещали.

Когда Новиков выходил из метро, Алексей уже стоял там — он высокий, его заметно.

Лешка иногда делал такое движение левым плечом, будто там сидит попугай и хохолком щекочет ухо. Двинет плечом — и попугай чуть переступает, унося щекотный хохолок.

Пока Новиков шел, Лешка два раза дрогнул плечом, глядя куда-то в сторону.

На скамейках, разнообразно и бессмысленно, как обезьяны, сидели молодые люди — кто на самом краешке, кто раскачиваясь на спинке, кто примостился прямо на брусчатке, прислонясь к сиденьям спиной… один, с длинными ногами, лежал, занимая почти всю скамейку, головой на девушкиных коленях — девушка копошилась в его многочисленных разноцветных волосах…

Новиков тоже так когда-то делал и в те дни нравился себе. Сейчас так не делал и оттого нравился себе еще больше. Зато все похожие на него юного — уже не очень нравились Новикову.

Закурив на ходу, он успел задаться вопросом, а понравилось бы ему, если б не этот длинный, а он сейчас лежал на скамейке, и, скажем, три девушки трогали бы его волосы, и тихо щипали уши, и принюхивались к темени…

Пока разрешал эту задачу, дошел до Лешки — тот оглянулся. Они обнялись — и сразу же их потащило в разные стороны, причем Новикова очень больно сжимали сразу и за шею, и за локти и туго зацепили куда-то под живот… подпрыгнули огромные буквы “Samsung”, памятник повалился в сторону, и птицы с его плеча взлетели не вверх, а вбок.

Мельком Новиков взглянул на Лешку и понял, что с ним происходит то же самое. Три здоровых, как мясорубки, мужика, волокли их обоих, но в разные стороны — к припарковавшимся неподалеку машинам…

Машина для Новикова уже раскрыла заднюю дверцу. Водитель, прищурившись, смотрел на приближающихся людей, левой рукой похлопывая по своей двери, а правой крепко держа руль. Машина уже была заведена.

Когда Новикова, согнутого, волочили мимо лавочек, он еще успел заметить того самого длинного, с волосами, у которого девушка… копошила в темечке… Привстав, слегка ухмыляясь, длинный заглянул Новикову в лицо. Новиков вдруг понял, что это не девушка рыскала в его голове — а такой же волосатый тип мужеского пола. Девушек на лавочках вообще не было.

Новиков попытался хоть немного выпрямиться — так, у всех на виду, идти, семеня в такт со свистом дышащим мясорубкам, было унизительно и гадко.

На долю секунды ему это удалось.

— Ну-ка, на хер отсюда! — сказал волосатым один из державших в своих тисках Новикова.

Тот, к кому он обращался, сделал шаг в сторону и двумя пальцами отдал издевательскую честь, коснувшись бритого виска накрашенным длинным ногтем на среднем пальце.

Новикова снова пригнули и ловко вбросили в машину. Затем, как костыли, покидали внутрь его оставшиеся снаружи неловкие ноги и уселись сами. Машина неспешно тронулась.

Почему-то в глазах у Новикова стоял этот длинный ноготь и мельтешили голуби, взлетевшие с плеча памятника вбок.

Новиков даже оглянулся, чтоб убедиться, что памятник стоит ровно.

Его слегка тошнило.

Он поискал глазами Лешку: куда его? туда же, куда и меня? а меня куда?

— Вы с ума, что ли, сошли? — спросил Новиков, глядя поочередно на всех своих спутников.

— Падла какая — руку прожег мне бычком, — сказал, ни к кому конкретно не обращаясь, сидевший справа и лизнул свою руку мясистым, но сухим языком.

Новиков вдруг вспомнил, что действительно держал спрятанную в ладони сигарету. Ни в тюрьме он не сидел, ни в армии не служил, но часто так делал: таил никотиновый огонек в руке — это было некоторым кокетством, но неброским, ненавязчивым.

«Наверное, когда меня схватили под руки, бычок угодил в лапу этому вот…» — догадался Новиков.

— Я же не нарочно, — сказал он с такой искренностью, как будто его взяли из-за этого бычка.

Тем более что брать Новикова было, кажется, не за что.

И Лешку, кстати, тоже.

Новиков работал в книжном магазине, Леша — оператором в кино. Они дружили с детства.

Последний раз товарищи нарушили закон, наверное, год назад, когда в случайной компании кто-то предложил пустить по кругу косячок — ну и пустили. Леша травку любил, но сам, кажется, никогда не покупал — Новиков, напротив, был к траве равнодушен — он и водку-то перестал пить с какого-то времени. Так, пивка, винца, рюмку коньяка…