Читать книгу "Вьетнам. История трагедии. 1945–1975 - Макс Хейстингс"

В то же время не может не шокировать спокойное отношение широкой американской общественности к массовой резне в Милай и другим подобным инцидентам: опрос, проведенный журналом Time в 1969 г., показал, что 69 % американцев считают: «Такое происходит во всех войнах». Между тем мерой нравственности любого общества является не то, совершают ли его солдаты периодические бесчинства, но считаются ли они приемлемыми на институциональном уровне, как это было в гитлеровской Германии, Японии и СССР во время Второй мировой войны — обществ, чрезвычайно далеких от культуры современной западной демократии. Кровопролитные эксцессы со стороны американских военных во Вьетнаме, хотя и не были повсеместными, оказались достаточно распространенным явлением, чтобы показать, что многие американцы в военной форме считают вьетнамцев низшими существами, чья жизнь почти ничего не стоит по сравнению с жизнью «круглоглазых». В августе 1967 г., в ходе малоизвестной операции «Бентон» по поиску и уничтожению полка ВНА американской бригадой, почти 10 000 вьетнамцев в провинции Куангтин к югу от Дананга лишились своих домов. В районе площадью 10×20 км было сброшено 282 тонны бомб и 116 тонн напалма; выпущено больше 1000 ракет и 8488 артиллерийских снарядов, расстреляно 132 820 единиц 20-мм патронов и 119 350 — 7,62-мм патронов. По официальным данным, было убито 397 солдат противника и 640 гражданских лиц эвакуированы в лагеря для беженцев. Эта двухнедельная операция стала всего лишь одной из множества подобных. Кроме того, американцы совершили еще одну фатальную ошибку, нанимая вьетнамцев чистить ботинки для своих рядовых солдат и убирать их казармы.

Американские командиры на местах уделяли достаточно много внимания программам помощи гражданскому населению. Но, будучи профессиональными военными, они считали своим главным делом войну. Большинство было убеждено, что, если их войска не воюют, они не отрабатывают свой хлеб. Кроме того, честолюбие заставляло кадровых офицеров пополнять свой счет боевых побед и заслуг, чтобы получить повышение по службе. Вряд ли они могли получить очередную звездочку, рапортуя об открытии новых школ или количестве деревень, обслуженных их военными медицинскими бригадами MEDCAP: никто не заработал медаль Почета, развозя конфеты по детским домам. Главной мерой успеха было количество огневых контактов и уничтоженных врагов. Каждое государство нуждается в солдатах для защиты своих интересов, однако крайне опасно посылать их вести «войну среди народа», находясь бок и бок с гражданским населением. Военврач Русс Зайчук в конце концов возненавидел свою работу в медицинской бригаде MEDCAP: «Трудно описать, что чувствует врач, когда ты приезжаешь в деревню с витаминами и мылом и находишь там людей с ранениями и ожогами, потому что деревню недавно разбомбили. Мягко говоря, я чувствовал себя лицемером».

На поздних этапах, когда партизанская война сменилась классическими военными действиями, американцы со своей подавляющей огневой мощью, вполне вероятно, могли бы победить коммунистов, если бы к тому времени американский народ окончательно не потерял волю к борьбе. Но даже в случае военной победы сложно сказать, к чему бы все это привело: сайгонский режим пользовался ничтожной поддержкой населения, и не было никаких предпосылок к тому, что это может измениться. Возможно, только непосредственно испытав на себе, что такое коммунизм, и заплатив за это ужасную цену, что и произошло в 1975 г., народ Южного Вьетнама мог бы отвергнуть этот путь.

Война обошлась США в $150 млрд — намного дешевле, чем война в Ираке два поколения спустя. Однако истинная цена была заплачена не деньгами и даже не жизнями 58 000 погибших американцев — в пересчете на процентную долю населения это было даже меньше, чем потери в Корейской войне. Главной платой за эту войну стала национальная травма, нанесенная Америке. Нил Шиэн отмечает, что предыдущий исторический опыт показал американцам, что вести зарубежные войны — неплохая идея: «Вы выигрываете войну и возвращаетесь домой победителями. Но из Вьетнама мы вернулись проигравшими, потеряв столько людей. Все остальные военные мемориалы посвящены победам. Мемориал ветеранам вьетнамской войны — это символ поражения и напрасных смертей». Армии США и Корпусу морской пехоты потребовалось 15 лет, чтобы из сборища мятежного сброда, в который они деградировали на последних этапах войны, снова стать впечатляющей боеспособной силой.

Война во Вьетнаме нанесла сокрушительный удар по вере американского народа в свое военное и моральное превосходство, которая была порождена результатом Второй мировой войны и подкреплена настолько потрясающим экономическим прогрессом, что этому, казалось, есть единственное логичное объяснение: такова воля Всевышнего. Генерал Уолт Бумер сказал: «Эта война изменила нашу страну больше, чем любое другое событие в недавней истории. Она породила недоверие и неуверенность, которые мы до сих пор не сумели преодолеть»[1510].

Хотя преклонение молодых антивоенных активистов перед Хо Шо Мином, Мао Цзэдуном, Че Геварой и им подобным свидетельствовало не более чем о наивной слепоте, сторонники этого движения были абсолютно правы, называя войну во Вьетнаме катастрофой. Когда в одном из интервью у Даниэля Эллсберга спросили, как он может оправдать свое решение опубликовать 7000 страниц разоблачительных секретных «Документов Пентагона», он ответил вопросом на вопрос: «Интересно, приходило ли вам в голову спросить у кого-либо из должностных лиц [причастных к эскалации войны], как они оправдывают свое решение не сделать того же, что сделал я? Почему они сочли, что имеют право хранить молчание, не разоблачая всю звучавшую ложь… совершавшиеся преступления, незаконные действия и обман, которому подвергалась американская общественность?»[1511] Действительно, Эллсберг высказал справедливую мысль, которая заставляет задуматься. Уолт Бумер, командовавший экспедиционными силами морской пехоты в первой войне в Персидском заливе в 1991 г., сказал, что вынес из вьетнамской войны главный урок: «Говори правду».

Бывший штурман ВВС США озвучил такую оценку: «Конечно, я горжусь тем, что был членом экипажа B-52, но последние сорок с лишним лет я пытался забыть эту проклятую войну… Это было бесполезной тратой времени, денег и человеческих жизней… а под конец наши политические лидеры поджали хвосты и бежали, бросив народ, которому они дали столько обещаний»[1512]. По словам Фрэнка Скоттона, сегодня в США существуют две соперничающие легенды: «Когда собираются американские ветераны, они говорят о том, как плохо воевали южновьетнамцы и как провалили всю войну. А когда собираются бывшие беженцы из Южного Вьетнама, они обвиняют в том же американцев»[1513]. После окончания войны, говорит Скоттон, «я почувствовал, что завершился самый важный этап в моей жизни. Я понял, что никогда больше не поставлю свою жизнь на кон ради идеологии». Через много лет он нашел свою бывшую любовницу по имени Ким Вуй, которую бросил в Далате в 1966 г., и поселился с ней на юге Калифорнии; в ноябре 2015 г. они поженились: «Она говорит, что я задолжал ей 50 лет». Даг Рэмзи поселился в старом родительском доме в Боулдер-Сити, Невада: «Мне показалось, что это хорошее место, чтобы вернуться к нормальной жизни, хотя теперь я понимаю, что мне следовало остаться рядом с Вашингтоном, где есть доступ к гораздо лучшему медицинскому обслуживанию»[1514]. Почти недееспособный инвалид, он был вынужден выживать на скромную медицинскую страховку Medicare и страховую компенсацию работникам, получившим профессиональные травмы. «Я разделяю убеждение южновьетнамских ветеранов в том, что и мы, и они стали жертвами наших собственных правительств». Даг Рэмзи умер в феврале 2018 г.