Читать книгу "Запад и западное христианство на рубеже тысячелетий - Александр Коновалов"

Что касается Протестантизма, то, как показала предпринятая ранее попытка анализа его социального учения, ему изначально были присущи в качестве наиважнейшей составляющей индивидуализм и утилитаризм его адептов. Разумеется, мы далеки от того, чтобы возлагать на западное христианство ответственность за распространение на Западе как секулярного, так и глобалистического мировоззрения, но считаем возможным рассматривать практическую и исключительно катафатическую направленность западного христианства в качестве немаловажного фактора этих явлений.

Возвращение мифа: распад христианской цивилизации

Впрочем, при всей масштабности глобализационных явлений они лежат, как представляется, в контексте еще более важного процесса. Речь идет о системном изменении вектора развития человеческой цивилизации, признаки которого мы сейчас можем наблюдать.207

Можно заметить, что поначалу человеческая цивилизация развивалась в парадигме мифологического сознания, наиболее ярко проявлявшегося в период первобытной родовой организации общества. Характерным свойством мифологического сознания является коллективное типовое мышление,208 помещающее человека в жесткий контекст прелогичных традиций рода, связывающее его почитанием табу, тотемов и символов, а также то, что его носитель ощущает себя органичной частью природы,209 черпает силы в связи с нею своей животной составляющей.

В мистическом аспекте мифологическое сознание характеризуется обожествлением сил природы и, соответственно, язычеством; сильнейшим влиянием магизма, т. е. веры в экстраординарное достижение желаемого результата не за счет упорного труда, рациональных действий, а за счет оккультной обрядовой инициации.

Особо обратить внимание следует на такое качество мифологического менталитета, как отсутствие личностных императивов, с одной стороны, позволяющих индивиду в каждый отдельно взятый момент времени по мере необходимости свободно и осознанно выбирать вариант социального поведения, а с другой стороны, обязывающих его сделать этот свободный и осознанный выбор. Мифологическое сознание погружено в некую стихийно-дремучую энергетику, обусловливающую типовые неосознанные, часто спонтанные проявления как лучших, так и худших свойств человеческой природы; даже без попытки этически-оценочного отличия первых от последних.210

Вероятно, в силу этой особенности преобладанию мифологического сознания корреспондирует в основном горизонтальная интеграция общественного устройства, которой свойственна распространенность разобщенных, враждующих друг с другом локальных сообществ, не обладающих какой-либо идеологией, кроме идеологии повседневного физического выживания. В этом варианте bellum omnia contra omnem с инстинктивной непосредственностью проявлялся еще один неизбежный атрибут мифа – крайний эгоизм и стремление к самосохранению любой ценой. Наиболее ярко это явление представлено в первобытных родовых общинах, в силу чего мифологическое сознание часто отождествляется именно с этим этапом развития человеческой цивилизации.

Уже в древних деспотиях, а в особенности – в античных греческой и римской цивилизациях можно наблюдать возникновение важнейшей для человечества тенденции – перехода от горизонтальной общественной интеграции к вертикальной. В упомянутых примерах строительство вертикально-интегрированных социумов выражалось в появлении общей идеологии, выходящей за пределы повседневного выживания и стихийной природности; дисциплины, позволяющей объединить под общим началом значительно большее, чем в чисто мифологическом социуме, количество подданных; развитии философии, науки, искусства. Этой же эпохе принадлежит история уникального древнего социума – богоизбранного израильского народа, располагавшего в отличие от окружавших его цивилизаций важнейшей предпосылкой вертикальной общественной интеграции – религией единобожия.

В то же время мифологическое сознание во многом сохраняло свое влияние, и главным образом – в языческой магически-символической религиозности, что по-прежнему позволяло людям проявлять, наряду с прекрасными образцами героизма, благородства и самопожертвования,211 их самые жестокие и отвратительные животные черты. Поэтому едва ли будет ошибочно считать, что важнейшим фактором, окончательно обеспечившим преобладание вертикальной общественной интеграции, стало повсеместное распространение христианского вероучения, давшего ответ на многие болезненные вопросы человечества, исцелившего его тысячелетние язвы, наполнившего индивидуальное и социальное бытие принципиально новым содержанием.

Христианство заменило животную жестокость и стихийность первобытных и античных социумов корпоративной дисциплиной и сплоченностью; стремление получить желаемые блага за счет магии, обряда и верности тотему – учением о стяжании Царства Божьего упорным трудом, терпением, смирением и самопожертвованием; функциональную нравственность, разделяющую членов общества на неравноценные категории и допускающую самые свирепые формы обхождения с представителем низших категорий, равно как и с врагом и конкурентом, – евангельской нравственностью, корректирующей социальное неравенство общей эсхатологией.212 Отныне и до последнего времени, несмотря на сохраняющееся переживание примитивных форм социального поведения, безусловный приоритет и статус нормативного приобретает поведение членов общества, диктуемое общей высокой идеей, и эта идея – христианский евангельский идеал.

При всей разобщенности христианской цивилизации и неискорененном социальном неравенстве социум стал корпорацией в высоком смысле этого слова, и преобладающий тип общественного сознания, соответствующего вертикально-интегрированной цивилизации, может быть условно назван корпоративным сознанием. Можно предположить, что кульминацией этого периода мировой христианской истории, несмотря на отдельные мрачные страницы, было Средневековье.

Однако мифологическое сознание, тесно связанное с действием в человеке греховного начала, никогда не исчезало полностью, а с началом Нового времени приобрело новый вид – вид просвещенного и облагороженного эгоизма, основывающегося отныне на антропоцентристском социальном учении, в полной мере раскрывающем в себе произошедшую замену сотериологической цивилизации на эвдемоническую. В дальнейшей истории человечества важнейшие институты корпоративного сознания – самоограничение, дисциплина, преобладание идеи над материей, искание Бога и Его Царства, – станут все больше девальвироваться и дискредитироваться вплоть до нынешнего близкого к маргинальному состояния.

Сегодня мы можем наблюдать в самых различных проявлениях очевидное возвращение мифа и мифологического сознания,213 атрибуты которого приобрели новый облик, однако не изменили своей сути. Как ранее человек стремился ощущать себя частью природы и черпать в ней животную, а не духовную, энергетику, так сегодня Его Величество Потребитель не мыслит себя вне современной информационной технокультуры и ею же считает себя безупречно защищенным. Как ранее носитель мифологического сознания воспринимал окружающую действительность адаптированными образами и всецело доверялся носителям особого тайного знания – жрецам, так сегодня наделенное тягой к оккультизму214 коллективное унифицированное сознание существует наряду с откровенно гностическим мировоззрением «вершителей судеб». Как в примитивной родовой организации индивид заслонялся от непреодолимых опасностей обрядом, магией, верой в тотем и партиципацией, так в XXI столетии люди с университетским образованием, предоставляющим им знание обо всем накопленном человечеством опыте, прячутся от мыслей о смерти, о Боге и Его Суде за постоянно фабрикуемыми стереотипами потребительского мышления и унифицированными образцами поведения.215