Читать книгу "Немецкие гренадеры. Воспоминания генерала СС. 1939-1945 - Курт Мейер"

На всем отрезке пути по моей бронемашине велся огонь из пулеметов и стрелкового оружия. Русские пули стучали по броне и рикошетили, издавая «поющий» звук, заполняющий все вокруг. Личный состав батальона окопался, и все, от поваров до писарей и последнего водителя, были на огневых позициях и ждали ночи.

В 23.30 ожидавшаяся атака русских началась. Ужасный град металла обрушился на наш участок. От отвратительных криков «Ур-ра, ур-ра!» кровь стыла в наших жилах. Эти нервирующие крики были для нас чем-то новым. Вспышки осветили темноту. Трассирующие пули создавали цветную дорожку в ночи. Русские прорвались к автостраде, и атака захлебнулась только в результате фланкирующего огня нескольких бронемашин.

Еще одна атака последовала около полуночи. Ее основные усилия были направлены на 1-ю роту 1-го разведбатальона СС. Русские прорвались на ее позиции и уничтожили два пулеметных гнезда, но были отброшены саперными лопатками и штыками в ходе рукопашного боя. Прежние позиции были отбиты. Огонь артиллерии противника впервые стал более интенсивным. Батарея тяжелых «рельсовых пушек» обстреливала интенсивным огнем перекресток дорог к югу от Соколова и штаб батальона к востоку от перекрестка.

У мотоциклетных рот кончались боеприпасы, и мотоциклисты просили срочного их пополнения, но как нам доставить боеприпасы на правый фланг? Путей подхода к правому флангу не было, а автострада являлась разграничительной линией между русскими и нами. Только дорога отделяла ведущие боевые действия подразделения противников друг от друга. Я снова услышал голос Крааса в своих головных телефонах и видел страшный «фейерверк» на его участке справа от меня. 1-й роте 1-го разведывательного батальона СС и минометам позарез нужны были боеприпасы. Крики «Ураа! ураа!» послышались справа от меня – это русские атаковали наш штаб. По атакующим открыл огонь взвод 20-мм зениток – он стрелял зенитными снарядами, дающими при разрыве массу осколков. Зенитные установки сосредоточили огонь прежде всего на зарослях кустов в дальнем конце дороги. Тогда Петер снял маскировочное покрытие с левой фары и поехал, освещая себе путь вниз по дороге. Во время движения в бронемашину несколько раз попадали пули, но боеприпасы ротам были доставлены.

Напрасно я просил подкреплений. Прибытия других батальонов можно было ожидать самое раннее к полудню. Они еще только снимались с укрепленного рубежа возле Мирополя. И снова огонь тяжелой артиллерии противника дождем накрыл правый фланг участка. Снаряды русских 152-мм орудий, установленных на железнодорожных платформах, потрясли лес на участке 1-й роты 1-го разведывательного батальона СС, и около 1.00 третья лавина русских обрушилась на нас. Спустя несколько минут фланговая рота запросила подмоги. Противник вклинился в ее оборонительные позиции, и завязался рукопашный бой. Безумные существа, русские и немцы, дрались за свою жизнь. Каждый сам за себя.

Я не мог больше этого вынести. Я сорвал головные телефоны, прыгнул в бронеавтомобиль и погнал. Не глядя ни налево, ни направо, мой водитель ехал напролом через группы атакующих русских, которые пересекали автостраду там, где были бреши в нашей обороне. Мы двигались, не включая фар, и поэтому видели только тени тех, кто пересекал дорогу. Тормоза взвизгнули, когда автомобиль сделал левый поворот на дороге, а затем скрылся за небольшой сельской постройкой. Мотоциклисты как раз отбивали последнюю атаку русских. Она совершенно захлебнулась, получив отпор оборонявшихся. Атакующие были полностью уничтожены.

Крики людей, смешиваясь со стуком пулеметов и глухими взрывами гранат, делали невозможной всякую связь. Краас и я отползли за обломки стены, наверное метрах в двадцати к югу от дороги, и пытались что-то разглядеть в утреннем тумане. Огонь тяжелых минометов русских накрыл весь участок. Несколько мотоциклистов вынесли из боя тяжело раненного товарища, а затем разорвали на нем гимнастерку, чтобы оказать первую помощь. Я выглянул и увидел моего старого товарища Грецеха. Его глаза были закрыты, а грудь слабо вздымалась и опускалась. Он был смертельно ранен. Я окликнул его, позвал по имени – я хотел вернуть его к жизни, но все было напрасно. Смерть уже вступала в свои права. Его губы шевелились, как будто Грецех хотел, чтобы я передал последние его прощальные слова жене и детям. Его веки приподнялись так, что стали видны глаза, которые уже больше ничего не видели. Затем голова медленно упала набок. Пуля в сердце оборвала его жизнь.

Гауптшарфюрер СС фон Берг, ветеран-фельдфебель сначала 14-й, а затем 15-й роты 1-го пехотного полка СС, был в первом одиночном окопе. Он был командиром взвода 1-й роты 1-го разведывательного батальона СС. Удар снаряда в грудь вырвал его из наших рядов. Юпп Хансен, давний друг Берга, криками взывал о помощи. Его крики захлебнулись хлынувшей кровью. Осколком или пулей ему пробило легкое, и ранение оказалось смертельным. Хансена оттащили в укрытие, положив на плащ-палатку. Юпп узнал меня, хотел заговорить, но уже не смог этого сделать. Он умер несколько часов спустя.

Наступивший новый день высветил мрачный пейзаж. Выжженная местность, воронки, вывороченные с корнем деревья, разбитая техника и чернеющие развалины могли довести молчаливого слабонервного свидетеля до безумия. Передо мной был 1-тонный тягач. Ночью он представлял собой хорошую освещенную цель и теперь был дымящейся развалиной. Слабый дымок вился через дорожную обочину. Водитель сидел за рулем. Его форма сгорела на теле; только черный пепел покрывал в отдельных местах обуглившуюся грудь. Почерневший череп с пустыми глазницами все еще был устремлен в направлении движения. Мне хотелось кричать, ругать все это безумие войны, но я бросился в следующий окоп и ответил на огонь русского, который лежал за кустом не более чем в 50 метрах на другой стороне дороги. Глядя на распростертых, скребущих землю людей вокруг меня, я представил себе кровавые поля Вердена. Мои товарищи и русские солдаты лежали мертвые в окопах – они убили друг друга. Выжившие выбрасывали из мелких окопов мертвых – они хотели жить и искали укрытия.

Наступил день. Не было видно ни одного живого русского; поле боя было пустым. Перед нами были заросшие цветами луга и колышущиеся поля зерновых. Ни один выстрел не нарушал тишину утра. Мои прижавшиеся к земле товарищи присели, затем встали – сначала боязливо, а потом уже не опасаясь. Вот встал первый солдат, зажег сигарету и посмотрел в направлении противника. Все завороженно смотрели на стоявшего мотоциклиста. Ничего не случилось. Возгласы и слова ободрения передавались из окопа в окоп. Жизнь снова захватила нас в свои объятия. Она брала свое.

Я пожал руку Хуго Краасу. В течение ночи он был становым хребтом обороны. Он нервно моргал. Мы пожали друг другу руки, а в его словах была горечь. Мы оба за последние два дня потеряли больше своих боевых товарищей, чем за все предыдущие кампании, вместе взятые.

По радиосвязи сообщили, что нас сменит 3-й батальон 1-го пехотного полка СС, который должен прибыть на место к полудню. Как раз тогда, когда мы собирались вернуться в штаб батальона, унтерштурмфюрер СС Баумхардт попросил меня разведать заросли в 150 метрах к северу от дороги. Он совсем недавно заметил там какое-то движение. Петер вырулил по направлению к зарослям и хотел обогнуть их на расстоянии. Он огибал заросли по все меньшему радиусу, но я не замечал противника. Тогда Петер подъехал совсем близко. Я стоял, высунувшись из люка башни. Вдруг, откуда ни возьмись, выскочил русский офицер. Сделав один прыжок, он уже стоял на склоне перед нашей машиной и стрелял. Всем телом отшатнувшись назад от такой его необыкновенной прыти, я выстрелил из пистолета и пригнулся. Машина остановилась; она не двигалась. Я заорал на Петера. Последовал громкий удар в коробке передач, бронемашина задергалась и поехала рывками. Петер попытался бросить в заросли гранату, но она сразу же закатилась под нашу бронемашину, где и взорвалась. Петер больше никогда не повторял подобной тактики ближнего боя.