Читать книгу "Девушка из кошмаров - Кендари Блейк"

– Послушайте меня, – говорю я, старательно отряхивая джинсы и убирая атам обратно в ножны. – Анна не может там оставаться.

– Кас, – начинает Кармель, – это безумие.

– Ты же ее видела, да? – возражаю я, и они виновато переглядываются.

– Кас, ты знал, как это могло обернуться. Она… – Кармель сглатывает. – Она убила множество людей.

Я резко разворачиваюсь к ней, и Томас встает между нами.

– Но она спасла нас, – говорит он, и Кармель бормочет:

– Знаю.

– Он тоже там. Обеат. Ублюдок, убивший моего отца. И я не позволю, чтобы он целую вечность питался ею. – Стискиваю рукоять атама так, что у меня костяшки хрустят. – Я намерен пройти сквозь врата. И засунуть это ему в глотку, чтоб он им подавился.

При этих моих словах они оба ахают. Смотрю на них, побитых и замызганных, как пара старых ботинок. Они храбрые; они оказались храбрее, чем я полагал и чем имел право от них ожидать.

– Если мне придется сделать это в одиночку, я пойму. Но я ее вытащу.

Я уже на полпути к машине, когда начинается спор. До меня доносится голос Кармель: «само убийственная затея» и «это безнадежно, и точка». А потом я уже слишком далеко и не слышу их.

Правду говорят, что чем больше ответов, тем больше вопросов. Всегда оказывается, что надо узнать еще что-то, еще что-то выяснить, еще что-то сделать. Итак, теперь я знаю, что Анна в аду. И теперь мне надо понять, как ее оттуда вытащить. Сижу за кухонным столом, ковыряю мамин омлет с грибами и чувствую себя засунутым в пушечный ствол. Столько всего надо сделать. Какого черта я торчу здесь, тыкая вилкой в эти мерзкие яйца?!

– Тост хочешь?

– Не особенно.

– Что с тобой такое? – Мама садится напротив, на ней вытертый по краям банный халат.

Вчера вечером я добавил ей еще седины, явившись домой с побитым черепом. Она бодрствовала, пока я спал, и будила меня каждые полтора часа, дабы убедиться, что у меня нет сотрясения и я не умираю. Вчера вечером она ни о чем не спрашивала. Полагаю, ей хватило облегчения оттого, что я жив. А может, отчасти ей и не хотелось знать.

– Бубен сработал, – тихо говорю я. – Я видел Анну. Она в аду.

Глаза ее вспыхивают и тут же гаснут.

– В аду? – переспрашивает она. – Где пламя и сера? И мелкий такой красный чувак с большой вилкой и остроконечным хвостом?

– Тебе смешно?

– Разумеется нет, – отвечает она. – Просто я никогда не думала, что ад существует на самом деле. – И она тоже не знает, что сказать.

– Для справки: остроконечных хвостов я не видел. Но она в аду. Или в аналогичном месте. Думаю, не важно, тот самый это ад или другой.

Мама вздыхает:

– Полагаю, если десятилетиями убивать людей, потом приходится многое искупать. Мне это кажется несправедливым, но… мы ничего не можем с этим поделать, солнышко.

Искупление. От этого слова я впериваюсь в нее таким яростным взглядом, что кажется, у меня из глаз тепловые лучи бьют.

– На мой взгляд, – говорю я, – все это полная херня.

– Кас.

– И я ее вытащу.

Мамин взгляд упирается в тарелку:

– Ты знаешь, что это невозможно. Ты знаешь, что тебе это не под силу.

– Думаю, под силу. Мы с друзьями только что открыли окно между нашим миром и адом, и я готов спорить, мы сумеем открыть и дверь.

Повисает длинная звенящая пауза.

– Это невозможное дело, но даже попытка его провернуть, вероятно, убьет тебя.

Я стараюсь помнить, что она моя мать и это ее обязанность – рассказывать мне про невозможное, поэтому я типа киваю. Но она видит меня насквозь и ощетинивается. На одном дыхании она грозится увезти мою задницу из Тандер-Бея, подальше от Томаса с его колдовскими штучками. Она даже говорит, что отберет атам и оправит его Гидеону.

– Ты вообще слушаешь? Когда Гидеон или я что-нибудь тебе говорим, ты нас слушаешь? – Губы ее сжаты в тонкую жесткую линию. – Мне ненавистно то, что случилось с Анной. Это несправедливо. Возможно, это худший случай несправедливости, какие мне доводилось видеть. Но ты в это не полезешь, Кас. Однозначно нет.

– Нет, полезу, – рычу я. – И дело не только в ней. Это он. Тот гад, что убил папу. Он тоже там. Поэтому я отправлюсь за ним и убью его снова. Хоть тыщу раз буду его убивать. – Она начинает плакать, да я и сам опасно близок к этому. – Ты ее не видела, мам. – Она должна понять. Я не могу сидеть тут за столом и пытаться запихнуть в себя омлет, когда знаю, что Анна заперта там. Есть только одно дело, которым я должен заниматься, а я понятия не имею, с чего начать.

«Я люблю ее, – почти говорю я. – Как бы ты себя повела, если бы это был папа?» – почти говорю я. Но я выжат. Она утирает следы со щек, и я знаю, что думает она о цене, о том, чего нам это уже стоило. А я больше не могу об этом думать. Мне ужасно жаль, но не могу. Даже ради нее. Не тогда, когда надо делать дело.

Вилка лязгает о тарелку. С едой покончено. И со школой тоже. Осталось всего четыре дня, и это в основном классные часы и всякие собрания. Последний тест я сдал в прошлый четверг со средним баллом 4+. Вряд ли меня выгонят.

Черным лабрадорам не полагается есть арахисовое печенье. Молоко пить им тоже, наверное, не полагается. Но они однозначно любят и то и другое. Стеллина голова покоится у меня на коленях, а большую часть своей туши она ухитрилась взгромоздить на винно-красные подушки дивана, на котором я устроился. Она смотрит своими тюленьими глазами мне в лицо, потом на стакан молока у меня в руке, поэтому я наклоняю его, чтобы большой розовый язык мог приступить к работе. Закончив, она в благодарность громко облизывает мне ладонь.

– На здоровье, – отвечаю я и чешу ее за ухом.

Все равно есть не хотелось. Я приперся в магазин сразу после незавтрака, чтобы повидать Морврана. Они с Томасом явно просидели большую часть ночи за обсуждением ритуала – взгляд из-под очков задумчивый и сочувственный. К тому же Морвран мгновенно усадил меня на этот диван и притащил еды. Почему меня все время пытаются накормить?

– Вот, выпей, – говорит Морвран, появляясь словно ниоткуда, и сует мне в лицо кружку с каким-то вонючим травяным пойлом. Я отшатываюсь:

– Что это?

– Восстановительный отвар корня ангелики. Со щепоткой татарника. После того что обеат проделал прошлой осенью с твоей печенкой, тебе нужно ее беречь.

Скептически разглядываю кружку. Питье горячее, но пахнет так, словно заваривали его на болотной воде.

– А это безопасно?

– Если ты не беременный, – фыркает он. – Я позвонил Томасу. Он уже едет. Утром он отправился в школу, думал, ты там будешь. Телепат, а?

Мы как бы улыбаемся и хором произносим Томасовым голосом: «Это срабатывает только время от времени». Я опасливо отхлебываю зелье. На вкус оно еще хуже, чем на запах, – горькое и почему-то почти соленое.